23 октября 1917 г.
Заседание происходило под председательством митрополита Киевского Владимира в малом зале Епархиального дома; началось в 5 час[ов] вечера; присутствовало 52 члена Отдела, расписавшихся на прилагаемом листе.
1. Слушали протокол предыдущего заседания (16 октября) и постановили принять его.
2. Высокопреосвященный председатель предложил собранию обсудить доклад прот[оиерея] Галахова «Об участии женщины в соборной жизни Церкви».
По этому предложению председателя высказались следующие ораторы.
В противоположность прот[оиерею] Галахову, защищающему в своем докладе принцип полного равноправия женщин, Кунцевич, на основании анализа некоторых мест из посланий апостола Павла и других книг Св. Писания, а также 70-го правила VI Вселенского Собора, утверждал, что социальное и церковное положение мужчин и женщин не должно быть одинаковым, что прямое назначение женщины быть матерью, воспитательницей детей и хозяйкой и что равноправие ее будет иметь своим последствием разрушение семьи.
Фигуровский, отметив факт сокращения прав женщины со времени первых дней христианства и указав на крупную моральную силу ее, говорил о необходимости расширить права женщины в Церкви: восстановить институт диаконисс, предоставить право участия в церковном хозяйстве, на епархиальных съездах и собраниях; говорил и о необходимости благословить общественную и государственную деятельность, если она не вредит семейной жизни; что же касается до участия женщины в Соборах, то, по мнению оратора, трудно будет отстоять ее право на это; а назначение на причетнические места и допущение в алтарь может для многих показаться соблазнительным. Высказываясь за расширение прав женщины, оратор, с другой стороны, указал и на необходимость для Церкви вынести глубокое осуждение крайностям женского движения и, главным образом, осудить аборты. Посему, по мнению оратора, доклад прот[оиерея] Галахова должен быть еще одним тезисом такового содержания: «Считая дозволительным с христианской точки зрения вызванное современными социально-политическими и экономическими условиями стремление женщины к широкому участию в общественной и государственной жизни, мы не можем, с другой стороны, признать допустимым некоторые крайние увлечения в современном женском движении, и, прежде всего, <нам> должно высказать осуждение все развивающемуся стремлению женщины искусственно избавиться от материнства и признать широко практикующиеся аборты как акты человекоубийства, подлежащие тем же мерам воздействия, какие указаны канонами Церкви в отношении к убийцам».
К мыслям Фигуровского присоединился архиепископ Димитрий, заявивший, что пора выступить на защиту прав женщины; он только не согласен на допущение ее к участию в Соборах и на псаломщические и иерархические должности.
Булгаков высказался за привлечение женщин к широкому участию в церковно-общественной деятельности с сохранением требований, установленных канонами.
Прот[оиерей] Садовский разъяснил, что апостол Павел в словах (Тим. 2 гл., 9-15 гл.), на которые ссылался в подтверждение своих мыслей Кунцевич, говорил приспособительно к существовавшим в то время условиям быта; слова его нельзя рассматривать как нечто догматически неизменное и на основании их отрицать равноправие женщин. Но, говорил оратор, природные особенности мужчин и женщин и, главное, обязанности, налагаемые на последнюю деторождением и материнством, создают для женщин особенное положение, не допускающее возможности полного, равноправного с мужчиной участия в церковно-приходской жизни и деятельности. По его мнению, женщина может быть привлекаема к активному участию в жизни Церкви, во-первых, в период ее юности и девства в качестве церковного чтеца и певца, а во-вторых, в период зрелости и старости, когда она уже освобождается от обязанностей материнства. В этом возрасте женщина должна обладать всею полнотою своих христианских прав наравне с мужчиною, за исключением лишь права на посвящение в иерархические степени. Допущение женщин на церковный Собор оратор находит совершенно невозможным и нежелательным. А что касается вопросов о проституции, абортах и т. п., то их, по мнению оратора, нужно обсудить в отдельном собрании и вне связи с вопросом об участии женщин в жизни Церкви.
Прот[оиерей] Щукин высказался за допущение женщин к участию в приходских советах, благочиннических и епархиальных съездах и против допущения ее на Соборы.
Таких же, в общем, взглядов держится Июдин.
По мнению Клевезаля, равноправие женщин отнимает мать у семьи, ведет к разрушению последней и неминуемо толкает женщину на страшную язву нашего времени – аборт.
Черноуцан, отметив юридическое понимание прав женщин у докладчика, говорил, что следует осветить обсуждаемый вопрос с мистической стороны.
Прот[оиерей] Миртов указал на то, что в христианской истории иногда наблюдается явление, что провозглашенный тот или другой принцип христианский долгое время не находит полного жизненного выявления. Так было, например, с принципом христианской свободы и равенства; так обстоит дело и с вопросом о равноправии женщин. С одной стороны, апостол пишет, что пред Христом «несть мужеский пол и женский», с другой – он же заповедует: «Жене учить не повелеваю». Это объясняется тем, что Церковь, снисходя к традициям и пережиткам «жестокосердия» человеческого, не всегда находит возможным провозглашенным ею принципам давать полноту выражения в конкретных формах жизни, дабы не соблазнить «малых сих». Это соображение приложимо и к объяснению того, что принцип равноправия женщины не получил полной реализации в жизни. Но если мы в настоящее время ратуем за расширение участия женщины в церковной жизни, то здесь нет погони за правами, – мы имеем в виду обогатить церковную ниву новыми силами, в которых так нуждается теперь Церковь. Свою речь оратор закончил таким положением: «Ввиду того, что христианство не делает принципиального различия между мужеским полом и женским в отношении способности воспринимать всю полноту спасающей благодати и лишь из соображений педагогического характера, человеческого жестокосердия ради, ограничивало положение женщины обычными рамками, я полагал бы возможным допустить женщину к более широкому участию в жизни Церкви, предоставив ей право быть не только чтецом, певцом, диакониссой, но и право участия на епархиальном съезде, в епископском совете и даже на Церковном Соборе».
Высокопреосвященный председатель, отрицательно относясь к тем общественным функциям женщины, которые отвлекают ее от семьи, высказался за расширение прав женщины в церковной жизни, где она являлась и теперь является силой, большей даже, чем мужчина, и предложил воспользоваться этой силой для блага Церкви, восстановивши древний институт диаконисс.
Прот[оиерей] Миртов предложил просить высокопреосвященного председателя, как знакомого с вопросом о диакониссах, взять на себя составление соответствующего доклада.
Предложение собранием принято, и высокопреосвященный председатель изъявил свое согласие на составление доклада.
По окончании прений высокопреосвященный председатель предоставил докладчику – прот[оиерею] Галахову – заключительное слово.
Заключительное слово докладчика прот[оиерея] Галахова.
«Все возражения по поводу моего доклада не коснулись самого главного, принципиального положения, выраженного в словах апостола: «В Церкви несть мужеский пол, ни женский», твердо устанавливающего права женщины на активное участие в церковной жизни. Этим объясняется крайнее разнообразие и неопределенность возражений. П. Кунцевич указывает на учение апостола Павла о том, что жене не подобает говорить в церкви, но забыл, что это не догматическое учение. Ап[остол] Павел ссылается на простое неприличие: «Неприлично женщине говорить в церкви» (I Кор. 14:35). Говоря о женских волосах, апостол прибавляет: «Если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая» (I Кор. 11:16). Все, что говорит апостол Павел о женщине, касается богослужебного или семейного порядка, но не социального. О последнем апостол нигде ничего не говорит, но значит ли отсюда, что женщине отказано принимать участие в делах общества – Церкви? Можно ли, например, на основании слов апостола Павла отказывать женщине в правах выбирать приходского пастыря, участвовать в Совете епископа в делах, касающихся семьи, брака и т. п.? Говорить, что нравственность женщины выше, чем у мужчины, а права ее меньше, что в социальном быту не может быть равенства, можно только при помощи забвения слов апостола Павла о Церкви как о теле, в котором все члены служат целому, и не может глаз сказать руке: «Ты мне не надобна». В словах того же оратора г[осподина] Кунцевича и г[осподина] Клевезаля звучал упрек в том, что я стремлюсь защитить юридические права женщины. Принципиально отвергаю это возражение. Убежден, что Собор не есть мирская коллегия, что здесь должна царствовать любовь, а не буква или внешний закон. Все наши согласительные комиссии ничего не могут сделать, несмотря на все совершенство выносимых ими согласительных формул, если между нами не будет любви и мира, и когда я говорю о правах женщины в Церкви – имею в виду нравственную, а не формальную сторону права. Любовь уравнивает в Церкви всех ее членов. Поэтому для меня непонятны и неприемлемы слова г[осподина] Кунцевича, что юридические права одно, а нравственные – совсем другое. В Церкви все юридические права должны иметь нравственную основу. Поэтому я совершенно отвергаю утверждение г[осподина] Клевезаля, что расширение прав только унизит женщину, и что кто хлопочет о равноправии, тот хлопочет об аборте. Сказать так – значит совершенно не затронуть сущности моего доклада. В вопросе же, что важнее – права или обязанности, которым г[осподин] Клевезаль начал свое возражение, слышится прямое желание оставить за женщиной одни обязанности, а мужчине даровать все права. Любовь ли просвечивает в этих словах?
В возражениях других оппонентов – архиепископа Димитрия, г[осподина] Фигуровского, Булгакова, отца Щукина и отчасти Июдина – нет ничего существенным образом изменяющего сущность моего доклада. Отмечу лишь боязнь г[осподина] Булгакова: как бы в этом вопросе не перейти за пределы канонов. Повторю то, что говорил в докладе. В канонах очень мало сказано об участии на соборах мирян вообще. Если же наш Собор сконструирован так, что миряне участвуют в решении церковных дел, что они же принимают участие в рассуждениях по вопросу о своих правах на Соборе, то почему же женщина не могла бы участвовать в этом деле, каким каноном это воспрещено? Г[осподин] Фигуровский боится утвердить женщину в звании церковного чтеца, чтобы это не подало повод к соблазну. Но пока мы считаемся с традициями и боимся соблазна, тем временем жизнь делает и уже сделала свое дело. В качестве певицы женщина давно проникла на клирос, участвует почти во всех смешанных хорах, и вот тут-то происходит часто и соблазн из-за ее костюма, поведения и прочее. Допущение женщины в качестве чтеца прекратило бы соблазн, ибо сделало бы ее ответственной за порядок на клиросе. Г[осподину] Июдину отвечу, что я и не думал говорить против учения апостола Павла о положении женщины в семье, где глава муж, как в Церкви – Христос. В поместной Церкви мы восстановляем патриаршество, епископа называем главою епархии, в семье должен оставаться главою муж, ибо семья есть маленькая церковь. Возглавление любого христианского союза должно быть везде. Но в основном положении г[осподин] Июдин со мною согласен, с тем ограничением, что на Соборе женщине пока еще рано появляться до тех пор, пока будут установлены права мирян на Соборе. Конечно, то же самое разумею и я, конечно, женщина на Соборе должна появиться тогда, когда будут выяснены права мирян. В возражениях г[осподина] Черноуцана для меня оставалось неясным то, что он хотел сказать словами о мистике брака. Поэтому и сказать ему в ответ ничего не могу. Но к его словам, что Собору следует поддержать гибнущую в условиях времени идею материнства, всецело присоединяюсь и скажу, что именно для поддержки этой идеи и нужно призвать на Собор женщину, потому что эта идея всего ближе касается женщины, а не мужчины. Женщина всего лучше сумеет защитить эту идею, разрушающую семью, падающий институт брака. Со словами о. Миртова я совершено согласен, а высокопреосвященный председатель говорил об институте диаконисс, который моим докладом затрагивается лишь косвенно, но решается в положительном смысле.
После заключительной речи докладчика прот[оиерей] Миртов предложил просить желающих представить свои резолюции по докладу и поручить президиуму выработать окончательную резолюцию.
Предложение принято.
В 8 час[ов] 40 мин[ут] вечера председатель объявил заседание закрытым.
За председателя прот[оиерей] П. Миртов.
Делопроизводитель В. Протопопов.
ГАРФ.
Ф. 3431. Оп. 1. Д. 316. Л.
101-105. Машинопись. Подлинник. Подписи
присутствуют.