23 октября 1917 года
Заседание происходило под председательством митрополита Киевского Владимира в малом зале Епархиального дома, началось в 5 ч[асов] вечера; участвовало 52 члена Отдела.
Слушали протокол предыдущего собрания (16 октября) и постановили принять его.
Ввиду того, что доклад прот[оиерея] Галахова «Об участии женщин в соборной жизни Церкви» заслушан давно, председатель, прежде, чем обсуждать этот доклад, предложил докладчику вкратце повторить содержание его.
Изложение своего доклада прот[оиерей] Галахов закончил замечанием, что он почти не касался в докладе института диаконисс, но полагает, что с точки зрения его доклада вопрос о диакониссах должен бы быть решен в положительном смысле, т. е. в смысле восстановления этого забытого института.
По выслушании докладчика председатель предложил обсудит его доклад.
Слово предоставляется Кунцевичу.
Кунцевич: «Я с большим интересом слушал доклад о. Галахова, ибо доклад касается наиважнейшего предмета. Значение женщины в христианстве громадно и даже больше, нежели мужчин. Нам нужно привлекать женский пол к церковной деятельности. Но, оживляя и обновляя церковную жизнь, мы не должны нарушать законов, по которым церковная жизнь, как и всякий организм, развивается. Если же мы нарушим основные законы, то мы этим не создавать будем, а разрушать. Поэтому я принципиально не согласен с докладчиком о. Галаховым. Он говорит о равноправии мужчин и женщин, о том, чтобы женщин допустить на Собор наравне с правами мужчин; он говорит, что причина аборта, этого ужасного преступления, распространившегося в наше время, лежит в отсутствии равноправия мужского пола и женского. Вот с этими положениями я глубоко не согласен.
О. Галахов как главный довод выдвигает Кол. 3:11 и Гал. 3:28. Но там говорится о равенстве перед Богом, о нравственном равенстве, а не о равенстве правовом и материальном. Ведь тот же апостол, говоря о равенстве пред Богом иудея и эллина, однако говорит в Рим. 3:4 о преимущественной, первой роли и о значении, которое имеют для рода человеческого иудеи (положительно и отрицательно) в целях промысла Божия, спасающего души наши. Так же в I Кор. 7:21 он говорит, что положение свободного гражданина выше положения раба; также есть разница между образованным и невеждою, хотя пред Богом они равны и иногда неученые бывают даже выше ученых пред Богом. То же надо сказать и о значении, о правах женщин. Я скажу даже более о. Галахова: женщина пред Богом выше мужчины, но это не говорит за ее равноправие с мужчиной в жизни семейной, государственной и церковной, о. Галахов не прочитал I Тим. 2:11-15, где апостол прямо говорит, что жена спасается чадородием. Вот назначение женщины, а не общественная деятельность. «Ибо прежде создан Адам, а потом Ева». Еще при самом создании определилась подчиненная роль женщины, ведь Господь создал ее из ребра Адама. Между тем, о. Галахов говорит, что мужчина возобладал над женщиною после грехопадения и по причине грехопадения. Нет. Это он повторяет теорию Моргана и Энгельса о патриархате и прикладывает к этой социалистической теории Свящ[енное] Писание. Священное же Писание ясно говорит не о равноправии, а о подчинении, как буквально сказано I Кор. 14:34. Так же и в I Кор. 11:6-10 ясно говорится, что жена не должна быть стриженой, а по теории равноправия женщина будет стриженая. И далее говорится также: «Ибо не муж от жены, но жена для мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа. Посему жена должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов». Т. е. закон о подчинении женщины есть божественный закон, и сами ангелы видят этот закон, по которому жена подчиняется мужу как Церковь – Христу. Жена да боится своего мужа. Что же яснее этого? Боятся старшего, и жена должна бояться Закона Божия, а о. Галахов пишет новые законы и тем разрушает семью, ибо, по моему глубокому убеждению, семья и брак могут основываться только на религиозном начале. Далее, наконец, 70-е правило VI Вселенского Собора и толкование его Вильсамоном ясно говорят против равноправия. Итак, основываясь и не на букве только законов церковных и апостольских заветов, но и вникая в дух их, я решительно высказываюсь против допущения женщин на Собор и против равноправия. Аборт практикуется именно в силу ложного равноправия женщины и мужчины, а не отсутствия этого равноправия, ибо и женщина, желая быть общественным, свободным деятелем, избавляется от плода. Женщина должна быть матерью, хозяйкою, благотворительницею, сестрою милосердия, но не учительницею в Церкви, равною с мужчиною».
Фигуровский: «Значение христианства в том, что оно возвысило всех униженных и обездоленных. Оно подняло в семье авторитет женщины, улучшило положение детей, вывело из бесправия рабов. Женщина в первые дни христианства заняла почетное положение в христианстве. Она принимает участие в таких актах общины, как избрание двенадцатого апостола, она в качестве диакониссы принимает активное участие в богослужении, она является миссионеркой, проповедницей христианства наряду с апостолами: Св. Мария, Фекла, Нина. Но в последующее время христианство в отношении к женщине пошло не по пути расширения прав, а по пути их сокращения. Женщина потеряла даже то, что имела в начале христианской истории. Вывелся почти всюду институт диаконисс. Церковь почти безучастно относилась к женскому движению, иногда в проповедях отдельных лиц даже как будто осуждала его. А между тем, значение женщины в современном христианстве весьма велико. Она самая крупная моральная сила. Она более привержена к религии, чем мужчина. В ней может быть заключается все спасение христианства, а в частности нашего православия. Сочувствуя всей душой основным положениям доклада, я полагаю, что трудно будет отстоять права женщины на участие в Соборе; кроме того, по местным условиям не везде можно применить практику назначения на причетнические места женщин. Для многих покажется соблазнительным допущение женщины в алтарь. Посему на подобное явление надо смотреть как на исключительное, а не вводить сразу во всеобдержную практику. Но, вне всякого сомнения, нужно расширить права женщины в Церкви, привлечь ее к активной деятельности. Должно восстановить институт диаконисс, должно предоставить ей права в хозяйстве церковном, следует дать ей место на епархиальных съездах и собраниях. Следует благословить ее выступление на общественную и государственную деятельность, если она не вредит семейной жизни. Но, с другой стороны, нужно вынести глубокое осуждение крайностям женского движения и главным образом осудить аборты. Это необходимо сделать теперь же, чтобы вовремя предупредить страшную беду, спасти жизнь невинных малюток и предотвратить возможность множества преступлений. Церковь должна сказать свое властное и авторитетное слово. Посему доклад должен быть дополнен еще одним тезисом такого содержания: “Считая дозволительным с христианской точки зрения вызванное современными социально-политическими и экономическими условиями стремление женщины к широкому участию в общественной и государственной жизни, мы не можем, с другой стороны, признать допустимым некоторые крайние увлечения в современном женском движении и, прежде всего, должно высказать осуждение все развивающемуся стремлению женщины искусственно избавиться от материнства и признать широко практикующиеся аборты как акты человекоубийства, подлежащие тем же мерам воздействия, какие указаны канонами Церкви в отношении к убийцам”».
Г. И. Булгаков: «Считаю долгом поддержать и обосновать главную мысль предшествующего оратора, мысль о том, что русскую православную женщину нужно привлечь к широкой, организованной церковно-общественной деятельности. Наша Св. Церковь теперь нуждается в самой энергичной, ревностной работе, направленной к христианизации жизни, к проведению в жизнь идеалов вечной Божьей правды, к защите этих идеалов от стремительного натиска антихристианских и антицерковных влияний. Не распыленной работой отдельных личностей, а обыденной деятельностью всех церковно-общественных сил можно достигать успеха в этом святом деле борьбы за Церковь. Можно ли устранить верующую женщину от участия в этой борьбе, в этом церковном подвиге христианской жизни? Мне вспоминается несколько фактов из недавно пережитого и далекого прошлого времени, вспоминается несколько образов, призывающих отрицательно ответить на поставленный вопрос, говорящих за широкое участие женщины в церковно-общественной деятельности. Нахлынула прошлой весной на нашу деревню волна новых влияний, идей, взглядов, принесенных государственным переворотом. Зашатались умы. Зашатались и бережно хранившиеся церковно-бытовые традиции. Зачем эти молебны, хождение по деревне с образами? Так говорили даже старики в одной деревушке, по словам моего однокурсника-батюшки. Но вот на защиту благочестивого обычая поднимается дремавшая церковно-общественная сила – русская женщина. Молебны были отслужены на св[ятой] неделе в этой деревушке. Все расходы взяли на себя женщины, невестки, жены, дочери стариков, захваченных волной отрицательного отношения к церковным традициям. Вот примеры созидательной, глубоко ценной деятельности женщины на местах, в пределах прихода. Разве не будет полезна женщина в работе приходского совета? Вспоминается мне рассказ старожилов о моей приходской церкви. Говорят: лет пятьдесят тому назад была организованная работа женщин-старушек, заботившихся о чистоте и благолепии приходского храма. Разве можно возражать против этой организации в наши дни? Вспоминается мне еще один факт недавнего прошлого. В мае этого года один благочинический округ избрал своей представительницей на епархиальный съезд женщину. Она вошла в президиум съезда, потом в епархиальный Церковный Совет. И мы, очевидцы этой церковно-общественной работы православной женщины, можем сказать, что она всегда служила истинным идеалам Церкви: призвала съезд к всенародной молитве в день св. Сергия, вносила умиротворение в тех многочисленных трудных задачах церковной власти, когда нужно было разбирать конфликты между духовенством и мирянами и т. п. Не могу не сказать еще об одном явлении современной церковной жизни. Черная рать сектантских пропагандистов сеет плевелы по всем уголкам нашей святой Церкви. И едва ли не самым опасным в этой рати нужно признать то, что она состоит не только из мужчин, но и из женщин. Работа этих фанатичных пропагандистов иоаннитства, баптизма и т. п. особенно опасна, так как вносит заразу сектантства в семью, в среду женщин. Я горячо призываю высказаться за то, чтобы этой вражьей «рати» была противопоставлена рать православных женщин, которым, по моему мнению, бесспорно, можно предоставить право широкого участия во внебогослужебной проповеди, т.е. в ведении религиозно-нравственных чтений и бесед. Это принесет несомненную, громадную пользу церковному делу».
Вчера на лекции кн[язя] С. К. Трубецкого о русской школе мы слышали о пелене на раку преподобного Сергия, пожертвованной сыном Димитрия Донского. Шелком вышит на этой пелене трудолюбивой женской рукой образ преподобного с очами, полными мольбы и скорби о бездонном горе народном. Велико это горе теперь, и я верю, что русская православная женщина чутка к нему, понимает его и найдет в себе силы послужить церковному врачеванию этого горя и зажечь лучи небесной радуги в народной душе, радуги христианских переживаний, отражающих все духовное богатство Церкви – Тела Христова. Моя общая мысль – привлечь женщин к широкому участию в церковно-общественной деятельности с сохранением требований, устанавливаемых канонами».
Димитрий, архиепископ: «Я не нахожу основания нападать на речь профессора Галахова. Действительно, пора выступить на защиту прав женщины, но не все у профессора Галахова приемлемо. Разве назначение женщины-христианки только в том, чтобы быть на Соборах, <быть> псаломщицами? Ведь есть много должностей, где женщина может быть очень полезной: братства, миссионерство – вот где женщина может являться помощницей. Здесь говорили, будто проповедники не сочувствовали женскому движению. Нет, русская Церковь не мешала просвещению женщин. Просвещение впервые началось среди русских женщин. Лет 30 тому назад нигде не было женского образования, кроме России.
И первое место среди русских образованных женщин принадлежало тогда дочерям батюшек. Если бы Церковь не сочувствовала женскому образованию, то не появились бы образованные среди дочерей священников. Фигуровский говорит, что Церковь стала сокращать права женщин, теперь не существует института диаконисс. Институт диаконисс исчез потому, что мы теперь не крестим взрослых. А назначение диаконисс было: исполнять все обязанности при крещении взрослых. Вместо института диаконисс возникла масса женских монастырей, и насельниц их Церковь не отстраняла от церковно-общественной деятельности; во главе разных благотворительных учреждений стоят теперь часто игумении. Засим Церковь поощряла женщин на общественное служение. Я примыкаю к мыслям И. В. Флоровского и высказываюсь только против участия их на Соборах, исполнения ими псаломщических и, конечно, иерархических должностей».
Прот[оиерей] Садовский: «В связи с вопросом об участии женщин в православной церковной жизни и церковно-приходской деятельности докладчиком затронуты вопросы о борьбе Церкви с теми общественными язвами, которые унижают честь и достоинство женщины-христианки и являются позором для всего христианского общества. Как ни важны эти вопросы сами по себе, но мне кажется, что в данном случае мы не должны примешивать их к тому главному вопросу, который поставлен докладчиком. Можно обсудить эти вопросы отдельно и более обстоятельно в отдельном заседании, но теперь они, по моему мнению, только осложняют главную тему наших рассуждений. И женская проституция, и так называемый аборт, и разного рода другие меры, употребляемые женщинами против рождаемости детей, – все это, несомненно, близко касается Церкви и ее дисциплины. Но все это нужно обсудить в отдельном собрании и вне связи с затронутым нами вопросом об участии женщин в церковно-приходской деятельности. Здесь говорили, что наша Православная Церковь как бы не сочувствует равноправию женщин и не может даже считать женщину равноправной мужчине на основании слова св[ятого]. апостола Павла из I послания к Тимофею, гл. 2, ст. 9-15. Мне думается, что это не так. Здесь св[ятой] апостол говорит приспособительно к существовавшим в то время условиям быта. Слова апостолов нельзя рассматривать как нечто догматически-неизменное. В отношении к царствию Божию и благам небесным Священное Писание не допускает никакого различия между мужчиной и женщиной. Но это совсем не значит, что мужчина и женщина должны занимать совершенно одинаковое положение в качестве членов Церкви Христовой на земле. Природные особенности мужчины и женщины и, главное, обязанности, наложенные на последнюю деторождением и материнством, создают для женщины особенное положение, не допускающее возможности полного, равноправного с мужчиной участия в церковно-приходской жизни и деятельности. Не буду говорить уже о том, что женщинам совершенно невозможно принимать на себя какие-либо церковно-иерархические должности, хотя свободная Америка, говорят, уже имеет у себя женщин-пасторов. Мне думается, что в нашей Православной Церкви ничего подобного никогда не может быть. Я сказал бы даже, что не следовало бы поручать женщинам даже и исполнение обязанностей псаломщика. Но во всех других отношениях Церковь должна предоставить женщинам самые широкие права на участие в церковно-приходских делах, включительно до занятия должности церковного старосты, попечительниц о храмах, школах, благотворительных учреждениях и т. п. Даже в религиозном учительстве женщинам может быть отведено известное место, конечно, в соответствии с требованиями церковных канонов. Церковь наша никогда не отвергала права на участие женщин в церковном богослужении. Это видно из быта наших женских учебных заведений, где девочкам разрешается и петь на клиросе и читать даже Апостол. Не говорю уже об участии в богослужении женщин в наших женских монастырях, а равно и о том, что там все попечение о чистоте и порядке в храмах всецело лежит на обязанности монахинь. В приходских церквах женщинам-девственницам и свободным от материнских и семейно-хозяйственных обязанностей замужним и вдовам можно бы было также поручать уборку храмов. Я бы даже находил возможным допускать некоторых благочестивых женщин к посвящению в сан диаконисс, с разрешением им входить во внебогослужебное время в святой алтарь для уборки, обметания пыли и т. п. Но я должен сказать, что, привлекая женщин к участию в церковно-приходской деятельности, мы не должны забывать, что главное назначение женщины – рождение и воспитание детей, вообще материнство. И мне думалось бы, что в период материнства женщины, когда она более всего должна быть занята святым делом воспитания детей, было бы неразумно требовать от нее широкого участия в церковно-приходских делах. Не нужно забывать, что при всех своих прекрасных душевных качествах женщина способна увлекаться и забывать ради общественной деятельности даже о своих семейных обязанностях. А это было бы не на пользу ни Церкви, ни обществу. В период материнства от женщины-христианки нужно требовать только одного – чтобы она усердно молилась Богу, посещала храм Божий со своими детьми и воспитывала их в вере Христовой и страхе Божием. Таким образом, женщина может быть привлекаема к активному участию в церковно-приходской жизни, во-первых, в период ее юности и девства в качестве церковного чтеца и певца, наряду с мальчиками и юношами, а во-вторых, в период зрелости и старости, когда она уже освобождается от обязанностей материнства. В этом возрасте женщина должна обладать всею полнотою своих христианских прав наравне с мужчиною, за исключением лишь права на посвящение в иерархические степени. Что касается допущения женщин на церковный Собор в качестве полноправных членов, то я нахожу это совершенно невозможным и нежелательным. Думаю даже, что и сами женщины, если, конечно, они проникнуты истинно-христианским настроением, никогда не решились бы принять на себя столь несоответствующее им дело, как участие на Соборе. На это могли бы решиться только какие-нибудь, извините за выражение, взбалмошные женщины, конечно, не по религиозным побуждениям, а лишь из-за одной оригинальности или тщеславия. Итак, я стою за предоставление женщинам равноправного с мужчинами участия в делах Церкви, поскольку этому участию не препятствуют особенности женской природы и священные обязанности материнства».
Кунцевич просит слово по частному вопросу: «Меня не поняли; роль женщины в церковной жизни больше даже роли мужчины. Я касался только принципиальной стороны и высказывался против равноправия».
Прот[оиерей] Щукин: «Лучшими деятелями наших обновленных приходов и приходских советов являются женщины. В приюте, в заботах о детях, о больных главную роль играют женщины. И о каком бы новом деле в своем приходе ни задумал священник, женщины помогут ему больше всего. Так складывается новая приходская жизнь. Я думаю, что сама жизнь скоро создаст у нас и диаконисс, только роль их будет шире, деятельность будет иметь иной характер, чем у древних диаконисс. Новые диакониссы будут сестрами милосердия для бедных, заведующими делом благотворения, заведующими приютами, богадельнями и т. п. Женщин следует допустить на благочиннические и епархиальные съезды. Они внесут и сюда много хорошего: сердечное чувство, знание жизни, религиозную ревность. Кроме этого, есть вопросы, которые без участия женщин будут решаться односторонне. Вопросы, как уже поднятый об аборте, и вопрос о внебрачных детях, который должен быть поднят, почти всегда решаются пристрастно, в сторону обвинения женщины, между тем как вина мужчины тут равна или больше вины женщины. И, разумеется, она должна быть допущена при решении этих вопросов. Но на епархиальном съезде я бы и остановился. В силу традиции, в силу того, что это показалось бы слишком большим новшеством, на Собор я женщин пока бы не допустил».
Клевезаль: «Обязанность выше прав. Обязанность мужа – кормить семью, обязанность женщин – рождение и воспитание детей. Семья падает и разрушается (фабрики), нужно ее спасать, а равноправие отнимает мать у семьи. Работать в Церкви никто женщине не препятствовал, но расширение прав влечет лишь к тому же, к чему и права в других сферах общественной жизни (врача, адвоката и т. п.), и что неминуемо толкает ее на страшную язву нашего времени – аборт. Библия и Ветхий Завет дают целый ряд высоких, светлых женских образов; в Новом Завете – брак в Кане, благословение детей, «жено, се сын твой» – все это указывает высоту и святость материнства».
Черноуцан: «Я не беру на себя смелости в экспромтном выступлении входить в разбор по существу чрезвычайно интересного и содержательного доклада о. прот[оиерея] Галахова. Слушая этот доклад, я переживал целый поток мыслей, чувств и направлений, находя многое для себя неприемлемым. И можно бы из тех же апостольских посланий привести ряд других мест, противоречащих положению доклада. Но я обращаю внимание на то юридическое понимание прав женщины, которое бросилось мне в глаза в докладе, сближая его с социалистическими теориями по этому вопросу, а в конечных выводах логически приводя к некоторым неприемлемым положениям. Ибо если идти до конца, то почему не допустить и иерархического служения женщин в Церкви? Этот принцип и механичность суждений не раз больно чувствовались мною и в отделах, и в пленарных заседаниях. А между тем, мне думается, что именно в нашей соборной деятельности должна преобладать другая сторона вопросов, которую я бы назвал мистической. И вот с этой точки зрения требование одинаковых с мужчиной прав для женщины в сфере как общественного, так и церковного служения мне представляется унизительным в отношении женщины. Мы уже заранее смотрим на женщину как на существо низшее и желаем поднять ее до себя, тогда как большим вопросом является, какая ценность выше: та ли, которая воплощена в мужчине, или та, носительницей которой является женщина. По-моему, ценность каждого из них самостоятельна, индивидуальна, но не полновесна, ища своего восполнения друг в друге. Целостность человеческой личности по смыслу библейского понимания мыслится в том полном единстве и взаимопроникновении, которое дано было в догреховном состоянии человека: «И сотворил Бог человека… мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:27). И обстоятельства грехопадения с какой ясностью представляют нам наличность этого единства. Только после того, как и муж вкусил запрещенного плода, «открылись глаза у них обоих» (Быт. 3:7). И триединство сторон душевной жизни, определившее божественную природу в гармоническом согласии двуединого человеческого существа (мужчина и женщина), распалось, дифференцировавшись между двумя индивидуальностями, одна из которых является костью от костей и плотью от плоти другой (Быт. 2:23). Разделение это вызвало мучительное, тягостное страдание, выход из которого любовью Божественной дан тотчас же в браке, в котором, как в ячейке и в самой доступной среде, таинственно реализуется то всеобщее взаимопроникновение в любви, которое является целью наших достижений, когда будет Бог всяческая, во всех. Именно в любви разрешается страдание, которое переживает человек вследствие неполноты, раздвоенности, что видно и из самого филологического значения этого слова lambanw– беру (то, чего мне не достает), вбираю. И вот с этой точки зрения совершенно другое освещение получает вопрос о правах женщин. Проявляясь по-разному, в меру своей индивидуальной особенности, в таинственном общении любви один в другом себя полагает, себя находит, восполняя взаимно друг друга. И вопрос еще, повторяю, ценность которой из этих двух сторон выше. Если же говорить об особых, специфических правах женщины, вытекающих из ее природы, то я бы обратил внимание на деторождение, которое в соединении с верою, любовью и святостью, с целомудрием (Тим. 2:15) является залогом спасения ее. Каким высоким, святым является материнство, особенно после того, как оно освящено в лице Богоматери! И если мы забываем об этом, то не являемся ли мы сынами века, в котором и родина-мать отвергнута ее сынами, пренебрежена и поругана. Что касается аборта, то я главным виновником этого уродливого явления, как и проституции, считаю мужчину, роль же женщины в этом скорее может рассматриваться не как вина ее, а как беда, приводящая ее, в силу различных уродливых условий жизни, в которых виновник главным образом мужчина, еще к большей трагедии – как убийства живых детей. В заключение же, возвращаясь к вопросу о допущении женщины к служению в Церкви, я обращаю внимание на ту чрезвычайную осторожность, которую наблюдали св[ятые] Отцы, считаясь с установленными обычаями. 21-ое прав[ило] Вас[илия] Вел[икого] и послание к Амфилохию, епископу Иконийскому, в котором он говорит о неодинаковом отношении к нарушению супружеской верности со стороны мужа и жены, говорит: “Причину сему (т. е. различному отношению) дати не легко, но тако принято в обычаи”».
Июдин: «Против равноправия женщины в храме я ничего не имею. Но апостол Павел пишет, что глава Церкви – Христос, глава жены – муж; если Церковь равноправна Христу быть не может, то и жена не может быть равна мужу; женщине 40-ка лет и старше каноны разрешают быть даже диакониссой, что выше псаломщика; но моложе 40-ка лет замужняя жена ввиду семейных обстоятельств не может быть псаломщиком (жены воинов теперь справляют дело старосты церковного). Если приход признает нужным и необходимым, если некого избрать, то женщины могут служить старостами. У нас на епархиальном съезде было несколько женщин, и кроме пользы от этого ничего не было, поэтому голос равный с мужчинами дать необходимо женщине на съездах. А что касается участия на Соборе, то просил бы оставить вопрос открытым, ввиду неясности и нашего положения на Соборе. И так во всех съездах надо дать женщине равноправный голос с мужчиной, на Собор, я думаю, мы не вправе <ее> допускать, и я вообще против равноправия женщины с мужчиной».
Прот[оиерей] Миртов: «В истории христианской мысли и жизни иногда наблюдается такое явление. Вот во всей безграничной широте провозглашен тот или другой христианский принцип, провозвещено то или другое начало христианской морали или нравственности, но глубокого, жизненного выявления его, воплощения его в те или другие конкретные формы мы долгое время не замечаем. Так было с принципом христианской свободы и равенства. Сын Божий сошел с неба на землю, чтобы быть Спасителем всего мира, а не отдельных народностей, и Царство Божие открыто не только для богатых людей, пользующихся полнотою гражданских прав, но и для нищих, «лазарей», для бесправных рабов. Потому Христос Спаситель и посылает апостолов с евангельской проповедью одинаково ко всем народам: «Шедши в мир весь, проповедите Евангелие всей твари»; «Шедши, научите вся языки». «И апостолы, вместе с Павлом, апостолом языков, исповедали, что пред Христом Спасителем «несть эллин или иудей, обрезание или необрезание, варвар и скиф, раб и свобод…». Но рабство, как продукт внешних социально-экономических соотношений, продолжало долгое время процветать как особый институт, строго охраняемый государственными законами. А национальное самоопределение, национальная рознь продолжают существовать даже доселе. Вселенское же братство, мировое всеединство предлагается только как идеал, едва ли даже осуществимый в условиях нашей грешной, тварной ограниченности. И тот же апостол Павел, который учил, что пред Христом стираются, падают все социальные и национальные перегородки, писал рабам, чтобы они повиновались своим господам, работали на них не за страх, но за совесть и покорялись не только «добрым господам, но и строптивым». Бежавшего же от Филимона раба Онисима, которого апостол родил для Христа в узах, он возвращает прежнему господину, хотя и пишет ему, чтобы тот принял его не как раба, но как брата. Так обстояло дело с провозглашением христианского принципа братства и равенства во Христе по отношению к разным политическим и социальным группам, так же обстоит дело и с вопросом о равноправии женщин во Христе, Спасителе нашем. С одной стороны, апостол пишет, что пред Христом «несть мужеский пол и женский», с другой – он же заповедует: «Жене учити не повелеваю». И христианская церковь, с одной стороны, ублажает Пречистую Деву, как честнейшую херувим и славнейшую без сравнения серафим, поет, что в ней «побеждаются естества уставы», что «чрево Ея пространнейшее небес», что «ложесна Ея престол сотвори», что «преподобныя» жены «со ангелы сорадутся», приобщаясь к служению тех небесных сил, которые окружают престол Саваофа, «поюще, вопиюще, вызывающе и глаголюще», с другой – всячески ограничивает участие женщины в церковно-общественной деятельности, отведя ей здесь подчиненное положение.
Все это объясняется тем, что Церковь – враг механических пертурбаций, что она как органическая сила растет, ширится процессом биологическим, что, в целях педагогически-приспособительных, она великие принципы христианства соразмеряет по известному выражению Христа Спасителя, с «жестокосердием» человечества. Снисходя к традициям и пережиткам этого «исторического жестокосердия», Церковь не всегда находит возможным провозглашенным ею принципам давать полноту выражения в конкретных формах жизни, дабы не соблазнить «малых сих». Это соображение приложимо и к объяснению того, что принцип равноправия женщины не получил, да, конечно, и никогда не получит своей полной реализации в исторической жизни. Но если мы в настоящее время ратуем за расширение участия женщины в церковно-приходском творчестве, то здесь нет погони за правами, как было в этом смысле брошено обвинение одним из предыдущих ораторов. Вообще на пороге храма не только женщины, но и мужчины должны забыть о правах, должны «отложить всякое житейское попечение» и думать об одном только праве – жить для Христа, служить Ему и даже умереть за Него. Настаивая на возможности расширения участия женщины в жизни церковной, мы имеем ввиду не расширение ее прав в смысле современного народоправства, а имеем ввиду обогатить церковную ниву новыми силами, в которых так нуждается теперь Церковь. Мне вспомнилось сейчас одно собрание общества ораторского искусства в Петрограде. На этом собрании бывший митрополит Московский Макарий предложил доклад, в котором утверждал ту мысль, что женщина должна работать только в семье. Возражавший ему известный представитель юридической науки А. Ф. Кони говорил, что женщина носит в своей природе такие богатые душевные свойства, приложение которых особенно желательно в разных областях общественной деятельности, а отстраняя женский труд отсюда, мы этим как бы обкрадываем общественную жизнь. Между тем, напр[имер], в судопроизводстве вопросы правды и милости могли бы быть освещены шире и решены правильнее чуткой женской душой. Это соображение почтенного юридического деятеля применимо и в данном случае. Не ради каких-либо прав женщины, а ради церковно-общественной пользы она должна быть привлечена к более активной роли в жизни нашей Церкви. Какие-либо опасения здесь едва ли основательны. Многие опасались и за участие мирян на Соборе, но опыт настоящего Собора показал, сколько верующего пафоса и настроенности внес этот элемент в наши соборные деяния.
Конечно, если бы участие женщин на Соборе соблазняло малых сих, то снисходя к «жестокосердию», к немощи последних, надо бы высказаться за то, чтобы от соборной работы женщины были отстранены. Но не такое теперь время, чтобы такой соблазн был действительным фактом. При этом мы не должны забывать, что наше опасение соблазна должно иметь свои границы и не переходить в закрепление какого-либо исторического пережитка или даже предрассудка.
В окончательном итоге моя мысль склоняется к следующему положению:
Ввиду того, что христианство не делает принципиального различия между мужским полом и женским в отношении способности воспринимать всю полноту спасающей благодати и лишь из соображений педагогического характера, человеческого жестокосердия ради, ограничивало положение женщины обычными рамками, я полагал бы возможным допустить женщину к более широкому участию в жизни Церкви, предоставив ей право быть не только чтецом, певцом, диакониссой, но и прав участия на епархиальном съезде, в епископском совете и даже на церковном Соборе».
Фигуровский просит слово по личному вопросу. «Мне некоторые из говоривших приписали, что я женщину считаю виновной в абортах. Я утверждаю, что аборт – человекоубийство, и виновные в них, кто бы они ни были, подлежат наказанию, как убийцы. Но что нужно судить только женщину, этого я не утверждаю».
Председатель: «Я против тех общественных функций женщин, которые отвлекают ее от семьи. Я примыкаю к Клевезалю в том отношении, что семья в упадке, разрушается, а какое значение семьи – понятно всякому. Один из учителей Церкви сказал: «Если бы все столбы рухнули, а остался один – семья, и тогда не было бы еще беды, а если рухнет последний – семья, тогда все будет в руках неверия». Я высказываюсь за расширение прав женщины в церковной жизни. Здесь женщина составляет силу, имеющую большее значение, чем мужчина. Религия больше область сердца, чем ума, а женщина живет преимущественно сердцем. Спаситель знал эту особенность женщины и отводил ей выгодное место. Не говоря уже об искренних чувствах к Матери, Он был Благодетелем для всех женщин. Так, самаритянке позволил говорить свободно; женщине, омывшей Его ноги, дал прощение; воскресил сына Наинской вдовы; вел знакомство с Марфой и Марией и являлся благодетелем всех женщин, возводя брак на степень таинства. И женщины отвечали благодарностью: жены услуживали Ему, благочестивые женщины следовали за Ним, когда Он шел на крестную смерть. В это время никто не принял в Нем участия, никто не помог, кроме Симона Киринеянина (и то по принуждению), и только женщины шли за Ним и плакали; одни ученики разбежались и попрятались, другие держались вдалеке, Лазаря не было, Никодим и Иосиф Аримафейский явились после. И только женщины проводили Его до креста. По воскресении женщины приняли участие в делах Церкви. Хорошо известна в этом отношении деятельность Феклы, мироносиц, Нонны, царицы Александры, Елены, Ольги и др. Везде, где вера оскудевала, поддерживали ее женщины. Сейчас во Франции храмы наполняются женщинами. И у нас в церквах бывает больше женщин, чем мужчин. В силу всего этого было бы грешно не возвратить Церкви эту потерянную силу в виде восстановления института диаконисс. Надо поручить кому-нибудь разработать этот вопрос. Мы не можем предоставить диакониссам тех прав, которые они требовали в древности – прав священства, почему Лаодикийский собор и постановил упразднить их. Мне деятельность диаконисс представляется в таком виде: будучи воспитаны в духе православия и в монастырском режиме, они должны являться всюду, где несчастья, болезни. Нужно присоединить к Церкви язычника, этому делу могла бы послужить диаконисса; нужно наставить заключенного в тюрьме – с особенным успехом могла бы возбудить чувство раскаяния диаконисса. Не перечислить всех функций диакониссы. Я наставительно предложил бы разработать вопрос о диакониссах и внести его на соборное решение».
Прот[оиерей] Миртов предлагает просить высокопреосвященного председателя, хорошо знакомого с вопросом о диакониссах, составить соответствующий доклад.
Предложение принимается, и высокопреосвященный председатель изъявляет свое согласие на это.
Так как список ораторов был уже исчерпан, председатель предоставляет заключительное слово докладчику – прот[оиерею] Галахову.
Заключительное слово докладчика – прот[оиерея] Галахова:
«Все возражения по поводу моего доклада не коснулись самого главного, принципиального положения, выраженного в словах апостола: «В Церкви несть мужеский пол, ни женский», – твердо устанавливающего права женщины на активное участие в церковной жизни. Этим объясняется крайнее разнообразие и неопределенность возражений. П. Кунцевич указывает на учение апостола Павла о том, что жене не подобает говорить в Церкви, но забыл, что это не догматическое учение. Ап[остол] Павел ссылается на простое неприличие: «Неприлично женщине говорить в церкви» (I Кор. 14:35). Говоря о женских волосах, апостол прибавляет: «Если бы кто захотел спорить, то не имеем такого обычая» (I Кор. 11:16). Все, что говорит апостол Павел о женщине, касается богослужебного или семейного порядка, но не социального. О последнем апостол нигде ничего не говорит, но значит ли отсюда, что женщине отказано принимать участие в делах общества – Церкви? Можно ли, например, на основании слова апостола Павла отказывать женщине в правах выбирать приходского пастыря, участвовать в Совете епископа, в делах, касающихся семьи, брака и т. п. Говорить, что нравственность женщины выше, чем у мужчины, а права ее меньше, что в социальном быту не может быть равенства, можно только при помощи забвения слов апостола Павла о Церкви, как о теле, с которым все члены служат целым, и не может глаз сказать руке: ты мне не надобна. В словах того же оратора г[осподина] Кунцевича и г[осподина] Клевезаля звучал упрек в том, что я стремлюсь защитить юридические права женщины. Принципиально отвергаю это возражение. Убежден, что Собор не есть мирская коллегия, что здесь должна царствовать любовь, а не буква или внешний закон. Все наши согласительные комиссии ничего не могут сделать, несмотря на все совершенство выносимых ими согласительных формул, если между нами не будет любви и мира, и когда я говорю о правах женщины в Церкви, имею в виду нравственную, а не формальную сторону права. Любовь уравнивает в Церкви всех ее членов. Поэтому для меня непонятны и неприемлемы слова г[осподина] Кунцевича, что юридические права одно, а нравственные – совсем другое. В Церкви все юридические права должны иметь нравственную основу. Поэтому я совершенно отвергаю утверждение г[осподина] Клевезаля, что расширение прав только унизит женщину и что кто хлопочет о равноправии, тот хлопочет об аборте. Сказать так, значит совершенно не затронуть сущности моего доклада. В вопросе же, что важнее – права или обязанности, которым г[осподин] Клевезаль начал свое возражение, слышится прямое желание оставить за женщиной одни обязанности, а мужчине даровать все права. Любовь ли просвечивает в этих словах?
В возражениях других оппонентов – архиепископа Димитрия, г[осподина] Фигуровского, Булгакова, отца Щукина и отчасти Июдина нет ничего существенным образом изменяющего сущность моего доклада. Отмечу лишь боязнь г[осподина] Булгакова, как бы в этом вопросе не перейти за пределы канонов. Повторю то, что говорил в докладе. В канонах очень мало сказано об участии на Соборах мирян вообще. Если же наш Собор сконструирован так, что миряне участвуют в решении церковных дел, что они же принимают участие в рассуждениях по вопросу о своих правах на Соборе, то почему же женщина не могла бы участвовать в этом деле, каким каноном это воспрещено? Г[осподин] Фигуровский боится утвердить женщину в звании церковного чтеца, чтобы это не подало повод к соблазну. Но пока мы считаемся с традициями и боимся соблазна, тем временем жизнь делает и уже сделало свое дело. В качестве певицы женщина давно проникла на клирос, участвует почти во всех смешанных хорах, и вот тут-то происходит часто и соблазн из-за ее костюма, поведения и проч. Допущение женщины в качестве чтеца прекратило бы соблазн, ибо сделало бы ее ответственной за порядок на клиросе. Г[осподину] Июдину отвечу, что я и не думал говорить против учения апостола Павла о положении женщины в семье, где глава муж, как в Церкви – Христос. В поместной Церкви мы восстановляем патриаршество, епископа называем главою епархии, в семье должен оставаться главою муж, ибо семья есть маленькая Церковь. Возглавление любого христианского союза должно быть везде. Но в основном положении г[осподин] Июдин со мною согласен, с тем ограничением, что на Соборе женщине пока еще рано появляться до тех пор, пока будут установлены права мирян на Соборе. Конечно, то же самое разумею и я, конечно, женщина на Соборе должна появиться тогда, когда будут выяснены права мирян. В возражениях г[осподина] Черноуцана для меня осталось неясным то, что он хотел сказать словами о мистике брака. Поэтому и сказать ему в ответ ничего не могу. Но к его словам, что Собору следует поддержать гибнущую в условиях времени идею материнства, всецело присоединяюсь и скажу, что именно для поддержки этой идеи и нужно призвать на Собор женщину, потому что эта идея всего ближе касается женщины, а не мужчины. Женщина всего лучше сумеет защитить эту идею, разрушающую семью, падающий институт брака. Со словами о. Миртова я совершенно согласен, а высокопреосвященный председатель говорил об институте диаконисс, который моим докладом затрагивается лишь косвенно, но решается в положительном смысле».
По выслушании заключительного слова докладчика, прот[оиерей] Миртов просит слово к вопросу дня: «Прения закончены, но окончательного вывода не сделано. Может быть, <есть> желающие представить свои формулы, а президиуму Отдела – поручить выработать общую формулу»?
Предложение принимается.
В 8 час[ов] 40 мин[ут] вечера председатель объявляет заседание оконченным.
Делопроизводитель В. Протопопов
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 316. Л. 107-119. Машинопись с рукописными вставками. Подлинник. Подписи присутствуют.