Доклад проф[ессора] И. М. Громогласова
При обсуждении доклада «Об участии женщин в жизни Церкви» возник частный вопрос – о праве женщин входить в алтарь. В качестве канонического основания, категорически решающего этот вопрос в отрицательном смысле, высокопреосвященнейшим председательствующим на Соборе митрополитом Новгородским Арсением приведено 44-е пр[авило] Поместного Лаодикийского Собора: «Не подобает жене в алтарь входити» — греч.: по тексту древнеславянской Кормчей: «Яко не подобает женам в алтарь входити» (Бенешевич, древнесл[авянская] Кормч[ая] 1, 275).
Смысл правила, по-видимому, совершенно ясен и внушителен. Но тогда же, в ответ на эту справку, много было указано, что воспрещение женщинам входа в алтарь есть лишь частный случай такового воспрещения вообще для мирян (ср. текст Лаодик[ийского] пр[авила] 44-го по тексту печатной Кормчей: «Женам и мирским людем во святый алтарь не входити»), как это видно из 69-го пр[авила] Трул[ьского] соб[ора]: «Никому из всех, принадлежащих к разряду мирян, да не будет позволено входити внутрь священного алтаря», – здесь в качестве общей нормы устанавливается, что никому из мирян (следов[ательно], не только женщинам, но и мужчинам), не дозволяется вступать в алтарь, ибо он, по разъяснению Зонары и Вальсамона на данное правило, «отделен», или предназначен для одних священных лиц. Но
а) в самом 69-ом трул[ьском] правиле указано изъятие из него: «По некоторому древнейшему преданию» вхождение в алтарь отнюдь не возбраняется «власти и достоинству царскому, когда восхощет принести дары Творцу». Толкователь же правила Вальсамон расширяет это право царя и вообще на все случаи, когда царь восхотел бы войти в алтарь для поклонения, — ибо царь есть помазанник Божий, а Христос есть, м[ежду] пр[очим], и архиерей: «благословно и императорски украшается архиерейскими дарованиями». Широкая диспенсация царя эта ограничена, устанавливаемого 69-ым пр[авилом], мотивируется, след[овательно] тем, что он – царь – в сущности не мирянин, а клирик, да еще высшего ранга (архиерейские дарования). С таким толкованием императорской власти, носящим на себе яркую печать византийского угодничества, едва ли, однако, можно согласиться вполне: получающий особое освящение в миропомазании и коронации, царь византийский все-таки был не клирик, а мирянин. Следовательно, само 69-е трул[ьское] пр[авило], устанавливая общую норму о невхождении мирян в алтарь, второю своею половиной свидетельствует, что это не безусловная норма, что возможны и отклонения от нее. Вопрос, стало быть, лишь о пределах отклонения.
б) Из замечаний Вальсамона на то же 69-е правило видно, что в его время это правило не согласовалось с безусловной строгостью: «Каким образом в божественное святилище православного храма Господа нашего Иисуса Христа беспрепятственно входити всякий желающий, я не знаю, — пишет Вальсамон. — А знаю, что не только миряне-мужчины, но и женщины входят во святой алтарь, и сидят даже, часто и тогда, когда стоят священнодействующие». Настаивая далее на соблюдении общей нормы (с изъятием для царей), Вальсамон свидетельствует и еще о ее нарушении: он говорит, что «много употребил старания, чтобы воспрепятствовать мирянам входить во святой алтарь храма Пресвятой Госпожи моей и Богородицы Одигитрии»; но не мог достигнуть успеха: «Говорят, что это древний обычай, и не должно возбранять» (Пр[авославный] Св[ятой] Всел[енский] Соб[ор] с толкованием, ч. 2, стр. 670. М., 1877).
в) В XII в. Конст[антинопольский] патриарх Николай на вопрос: может ли монах входить в святой алтарь (из контекста видно, что речь идет о монахе, не получившем посвящения в чтецы), – отвечает: «Воспрещено монаху, не произведенному, исполнять на амвоне обязанности; однако, из уважения к монашескому чину, не думаю, чтобы монаху, свободному от всякого преступления, воспрещено было входить в алтарь для возжигания свечей или лампад» (еп[ископ] Никодим. Правило с толкованием, 11 воз.; ср. Кормч. Перв. и 54, п. 578 об.).
Таким образом, в отношении к мужчинам церковные правила и позднейшая практика разрешают при известных условиях доступ к алтарю и без включения в клир. Так и по отношению к женщинам.
Без сомнения, в отношении к ним ограничения были строже. Причина в той особенности женской организации, на которую указывает Зонара в толковании на 44-е пр[авило] Лаодикийского соб[ора]: «Если мужам-мирянам, – пишет он, – запрещено входить внутрь алтаря, по 69-му правилу VI Собора, то еще более это может быть запрещено женщинам, у которых непроизвольно случается и течение месячных кровей» (прав[ила] Св[ятых] Помест[ных] Соб[оров] с толков[аниями], в п. 1, стр. 360. М., 1880).
Нетрудно, однако, видеть, что в данном случае мы имеем дело с препятствием не безусловного характера, ибо указанная особенность женской природы стоит в зависимости от возраста, и уже по одному этому представляется возможным привлечение женщин к церковному служению по достижении известной возрастной нормы. Такого именно воззрения и практики держится древняя Церковь, знавшая особый вид женского церковного служения в чине диаконисс. По 15-му пр. IV Всел[енского] Соб[ора]: «В диакониссы поставлять жену не прежде четыредесяти лет возраста, и притом при тщательном испытании».
Разумеется, эта возрастная норма имеет лишь условное значение и допускает как повышение ее (см. I Тим. V, 9: «вдовица да причитается не меньше лет шестидесятих»), так и понижение при доказанной чистоте жизни «по тщательном испытании», о котором говорит церковное правило.
Было ли служение женщин-диаконисс в древней Церкви служением вне алтаря или служением в алтаре – прямой и определенный ответ на этот вопрос дают византийские канонисты Вальсамон и Матвей Властарь. По словам первого из них, в его время рукоположение диаконисс уже вышло из употребления, как и разрешение им входа в алтарь (ст. толков[ания] на 15-е пр[авило] IV Всел[енского] Соб[ора]); но, значит, в древности это было. Да, отвечает Властарь, приводя мнение тех (вероятно, имеет в виду Вальсамона), которые утверждали, что в древности диакониссам «дозволялось входить и в св. алтарь, и проходить служение, подобное служению диаконов. А запрещено последующими отцами и входить в него, и проходить относящееся до сего служение по причине непроизвольного месячного очищения. Что в древности и женщинам был доступ во святой алтарь, это можно видеть из многих и других (свидетельств), и особенно из надгробного слова, которое сочинил на смерть сестры Великий Григорий Богослов» (см. V, II; р. перев. Свящ. Ильинского, стр. 119).
На это алтарное служение диаконисс и доступ их к алтарю указывает и чин рукоположения диаконисс, приведенный у 1647 <г> в ред[акции] IX в. Здесь, по пр[авилу], содержится следующая молитва:
«Владыко Господи, не отвергающ и женщин, посвящающих себя и по Божественному совету отдающих себя надлежащему служению святым Твоим делам, но принимающий их в чин служителей, даруй благодать Святого Твоего Духа и это рабе Твоей, желающей посвятить себя Тебе, и исполни ее благодатию служения, как ты дал благодать служения деве, которую Ты призвал на дело служения, удостой ее, Боже, неосужденно пребывать в святых Твоих храмах, заботясь о своем поведении, в особенности о целомудрии, и сподоби ее быть совершенной, дабы она, предстоя пред алтарем Христовым, получила достойную награду за хороший образ жизни».
После возгласа епископ возлагает на шею рукоположенной, под тафорием, диаконский орарь, перенося вперед два конца. А после принятия ею Св. Тела и Крови отдает ей св. потир, который она поставляет на св. престол (см. у Троицкого: Диакониссы, стр. 185).
У Матфея Властаря (V, II) тот же чин излагается так:
«Она приводится к священному престолу и покрывается мафорием, концами наперед, и после слов «божественная благодать, немощная врачующая» она не преклоняется на колена ни одной ноги, а только одну голову, и архиерей, возложивши на нее руку, молится о том, чтобы она, проведя целомудренную и честную жизнь, непорочно совершила дело служения и таким образом пребывала постоянно при святых храмах; но отнюдь не позволяет ей служить при пречистых тайнах или брать в руки рапиды, что свойственно диакону. Потом архиерей под мафорионом возлагает на нее диаконский орарь, перенося оба конца его наперед. После диаконов она причащается божественных таин и, приняв чашу из рук архиерея, никому не преподает, но тотчас ставит ее на св. престол» (р. перев. 172; церк[овь] у Троицкого: Диаконисса, стр. 185; см. еп. Никодима: Правила с тол., 1, стр. 369).
Следует отметить одно характерное замечание, которым сопровождается известное учение еп[ископа] Порфирия (Успенский в своем «Втором путешествии на Афон» (стр. 50) приводит им чин поставления диакониссы из Архиер[ейского] Чиновника XIV в.): «Ужели она с потиром входит в царские двери? Может быть. Ибо ежели ей дозволяется ставить его на оной трапезе, то может быть дозволен ей и вход в царские двери, кои менее важны, чем святый престол в алтаре» (цит. у Троицкого: Диакониссы, стр. 202).
Итак, не подлежит сомнению, что в древности рукополагаемые в диакониссы не только вступали в алтарь, но прикасались и к величайшей святыне – потиру с Телом и Кровью Господа и к св. престолу. Казалось бы, что при условии того или иного посвящения и ныне не исключена для женщин возможность входить в алтарь.
Но чин диаконисс, ныне не существующий у нас (быть может, будет восстановлен), принадлежит далекому прошлому. Гораздо ближе к нам другое изъятие из общего ограничения, изложенное в 15-ом пр[авиле] св. Никифора Исповедника: «Монахини могут входить в святой алтарь для возжигания свечей и лампад, для приведения в порядок алтаря и для метения его» (еп. Никодима: Правила с толков. II, 682).
Правда, это правило изложено в нашей Кормчей в противоположном смысле: «не подобает инокиням входити во святый алтарь, ни вжигати свещи», – еп[ископ] Никодим, следуя 44-му пр[авилу] Лаод[икийского] соб[ора], считает такую редакцию Никифорова правила более верной. Однако приведенный у него текст, разрешающий инокиням вход в алтарь, заверен Арменопулом (в каноне Афинск[ом] за первоначальность этого чтения высказался и авторитетнейший из наших отечественных канонистов проф[ессор] А. С. Павлов (см. его Номоканон при Б. Требнике, коммент. к ст. 66, из. 2, стр. 189). Во втором Киевском издании Номоканона правило Никифора приведено в редакции Арменопула, где сказано: «Достоит инокиням в монастырях своих входити во святой алтарь и вжигати свещи и кадила и украшати храм» (ср. 1, р. 44).
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 316. Л. 297-300 об. Машинопись. Копия. Подписи отсутствуют.