2 (15) сентября 1918 г.
На Совещание, состоявшееся в келлиях Святейшего Патриарха Тихона и под его председательством, прибыло 26 епископов.
Слушали: Неоконченное дело о бывшем владимирском архиепископе Алексии.
Справка I. На Епископском Совещании 31 января с. г. заслушано было сообщение Его Святейшества Патриарха Тихона, что им из Киева от бывшего владимирского архиепископа Алексия получены были доклад с объяснением и письмо, причем в последних архиепископ Алексий сообщает, что он готов подчиниться воле Святейшего Патриарха и предстать на суд, что, если он принимал участие в делах Украинской Церкви, то руководился одним только желанием — влить все это движение в русло церковное и тем оказать пользу Св. Церкви, причем постановлено было: «Принять к сведению и иметь суждение по получении от высокопреосвященного митрополита Платона доклада как об Украинском Соборе, так и об участии в делах Украинской Церкви архиепископа Алексия».
Справка II. Заслушав доклад высокопреосвященного митрополита Платона Священному Собору и Епископскому Совещанию, «что в делах Украинской Церкви, в церковном украинском движении архиепископ Алексий, при посредстве Церковной Рады, принимал видное участие; он, можно сказать, верховодил делами Церковной Украинской Рады, деятельность которой ограничивала власть киевского митрополита Владимира, за что и был запрещен в священнослужении». Вызываемый неоднократно на суд Святейшего Патриарха и Собора Епископов, архиепископ Алексий не явился, Совещание Епископов журнальным постановлением от 21 марта (3 апреля) с. г. определило: «Принимая во внимание неоднократный вызов архиепископа Алексия на суд Святейшего Патриарха и неисполнение им распоряжений Святейшего Патриарха по сему делу, в последний раз по телеграфу предписать бывшему владимирскому архиепископу Алексию без промедления, по получении предписания, явиться в Москву на суд епископов. Буде же он, архиепископ Алексий не явится и на сей раз, то, на основании 74[-го] пр[авила] Св. Апостол и 19[-го] (28[-го]) пр[авила] Карфаг[енского] Соб[ора], предать суду и вынести решение заочно по усмотрению Собора Епископов».
Справка III. Бывший архиепископ Владимирский Алексий прибыл в Москву и явился на суд Собора Епископов 20 августа (12 сент[ября]) с. г. Приглашенный на Совещание Епископское, высокопреосвященный Алексий, бывший архиепископ Владимирский, на предъявленные к нему обвинения в самовольном участии в делах Украинской Церкви, в церковном украинском движении при посредстве Церковной Рады, в том, что он «верховодил» делами Церковной Рады, деятельность которой ограничивала власть киевского митрополита Владимира, что не только сам не поминал и не возносил имя Святейшего Патриарха Московского и всея России за богослужением, но призывал к тому же и духовенство украинских епархий, рассылая по всем приходам подписанное им и составленное с его благословения о том особое воззвание, устраивая самочинное богослужение, выступал с возбуждающими речами, писал статьи в газетах явно раздорнического характера, с поношениями Великорусской Церкви, за что и был запрещен в священнослужении, показал: около моей личности, моего имени за последние 7–8 месяцев пред Священным Собором, Вашим Святейшеством и братиями-епископами правда переплелась с ложью…. Говорили, что я стою во главе украинского движения, кидали мне обвинение, что я нахожусь в особых сношениях с известным иезуитом Шептицким, что имею намерение завести на Украине унию, что я автокефалист… Есть два на Украине течения: одно исключительно политическое, другое — чисто народное.
Первое мечтало и мечтает о самостийности Украины и Украинской Церкви; второе — народное, примыкавшие к которому любят народ, народную душу, веру, поэзию. К первому течению я не примыкал, отсюда и участия никакого в стремлении к самостийности не принимал, но я люблю Украину, я все люблю народное, его язык, его поэзию, его литературу, и в этом народном движении я участвовал и могу считать себя в этом народном течении — украинцем. Дело было так. До 21 октября 1917 года ни о каком украинском движении я ничего не знал, жил в лавре, занимался духовной литературой, проповедничеством, совершая и службы. 21 октября случилось событие, которое резко изменило мирное течение моей жизни. В этот день представители Украинского войска, собравшись на войсковой съезд в числе 2.700 человек, пожелали отслужить на площади молебен. За разрешением они обратились к управляющему тогда Киевской епархией преосвященному Никодиму. Последний дал свое согласие служить молебен совместно с прочими епископами и с моим участием. Все ждали большого церковного торжества. Но накануне, уже вечером, епископ Никодим, после совета с викарными епископами, решил молебна не служить, отменив и крестные ходы. 21 октября на площади выстроились украинские войска, масса народа, ждали около двух часов приезда епископов, но из их никто не явился. В конце концов служил один военный священник Павел Пащевский…. Казачество было сильно взволновано, слышались угрозы по адресу епископа Никодима и прочих епископов и только мои уговоры, мое влияние удержало негодовавших от насилия над епископами. Под влиянием этого обстоятельства войсковой съезд вынес решение об украинизации Церкви. Представители украинского войска, а равно и священники, сочувствовавшие украинскому движению в лучшем его смысле, явились ко мне, просили меня возглавить организацию, которая задалась целью возродить Украинскую Церковь, разумея под возрождением сохранение обычаев и обрядов украинского народа, его языка, его литературы. Я принял председательство, и началась работа. Я писал проповеди на украинском языке, составлял и издавал молитвенники; разошедшиеся в десятках тысяч экземплярах. Так работал я и так мы жили месяц. Но вот, в наш Комитет стал вливаться элемент посторонний, преимущественно из военных священников, кои сочувствовали первому течению на Украине и под влиянием их наш Комитет превратился в «Церковную Раду». Поднимается уже вопрос о созыве Украинского Церковного Собора, об автокефалии Украинской Церкви. Явившаяся ко мне депутация из военных священников от войсковой Рады заявила: «От нас отказались все киевские архиереи, и если вы откажетесь, то мы все, три миллиона украинского войска, обратимся к митрополиту Шептицкому… Согласны ли Вы вступить в Организационный Комитет по вопросам об Украинизации Церкви?». Видя возбужденные лица, желая не допустить уклонение в унию, уступая усиленным просьбам, я дал согласие войти в Организационный Комитет и обещал сделать все, что могу, только, чтобы они не обращались к митрополиту Шептицкому. Моя забота была воцерковить это движение, довести его до Собора Украинской Церкви, отдать Собору и встать самому в стороне. Приняв на себя Председательство в «Организационном Комитете по скликанию Всеукраинского Православного Собора духовенства и мирян», я сейчас же настоял на том, чтобы была послана Святейшему Патриарху депутация, которая выяснила бы положение дела, узнала бы мнение Святейшего Патриарха: благословит он Собор на Украине или нет. В депутацию вошли священники Маричев и сотник Голик, которые, вернувшись, привезли Патриаршее благословение на созыв Всеукраинского Собора. Мы и начали работать по созыву и вообще по организации Собора. Я не составлял «Заклика». Правда, некоторые грубые выражения я выкинул, кое-что исправил, я подписал эти приглашения. Я был только почетным Председателем Церковной Рады, фактически же руководители были священник Маричев, о. Филиппенко, о. Парщевский, полковник Цавчинский, священники — Маринин, о. Вл. Фоменко, сотник Голик и др. Они-то и работали. Вскоре приехал митрополит Платон. Он не захотел со мной видеться и побеседовать. Наша беседа с ним во второй раз продолжалась не более 10 минут. Слухи были, что я стою за автокефалию, что имею сношение с Шептицким, что тяну многих в унию. Все это не только не правда, но и гнусная ложь, для меня весьма обидная, ибо я всего лишь боролся с врагами Св. Церкви. Я тогда же писал в «Киевлянине», что я православный архиерей, готов скорее умереть под забором, чем изменить православию, и умру православным епископом». После такого моего заявления в Раде произошел раскол, многие из автокефалистов охладели ко мне. Очевидно, в Церковной Раде были лица, тянувшиеся в унию. Я боюсь их назвать, но внутренне убежден, что это было так. Повторяю, приехал м[итрополит] Платон, но я уже от дела отстал и вскоре уехал на родину, где пробыл 5 месяцев, не имея никаких сношений ни с кем из украинских деятелей. В каком положении дело ныне, я не знаю. Правда, я имею сведения о том, что в Подольской епархии сильно и очень развивается уния, что к сочувствующим унии присоединились народные учителя. Это движение пока в неопределенном, хаотическом состоянии. Но армия униатских священников действует там, и многие из них с своей пропагандой проникли даже в родную мне Екатеринославскую губернию. Если эти священники-автокефалисты соединятся с ними, беда для Церкви будет большая. Скажу одно: я, сколько мог, оказал Церкви услугу тем, что украинское движение в пользу автокефалии, этот взрыв негодования против церковной иерархии постепенно старался погасить, довести до Собора и теперь вижу, что все это влегло в то русло церковное, по которому и должна течь церковная жизнь на Украине. Сознаюсь, каюсь, что я пошел по пути уступок, канонически предосудительных, но, под влиянием порывов, я невольно отступал ради спасения меньших братьев. Словом, ошибки с моей стороны были, были грехи, каюсь и прошу прощения у Вашего Святейшества и у братии моей епископов, но заявляю – единства веры и братской любви не нарушал и не прекращал».
На вопрос Святейшего Патриарха, что в декабре 1917 года, отправляя самовольно службу в Софийском Соборе на малороссийском уже языке, преосвященный Алексий не поминал его как законного Патриарха Московского и всея России, а возглашал и поминал Восточных Патриархов, что было не законно, ибо он, Патриарх, в ересь или раскол, не впадал, да не было еще и не могло быть отделения украинских епархий от общерусской Православной Церкви и что это составляет преступление, наказуемое церковными канонами, архиепископ Алексей заявил: «Да, служил. Я не знал, что должен служить митрополит или викарий. За мной приехали, посадили в автомобиль и увезли. Притом вояки не хотели никого из киевских епископов, кроме меня. Я не поминал Вас как Патриарха и раньше, ибо таково было постановление Рады: «Не поминать Патриарха до решения и постановления Собора». Я уступил силе. Я знал и знаю церковные каноны, но знаю и то, что «нужды ради бывает и пременение закона». — Должен при этом заявить, что службу я совершал с разрешения преосвященного Никодима. На указание Святейшего Патриарха, что он, архиепископ Алексей, рассылал за своей подписью «Заклик», в коем, приглашая представителей украинских епархий прибыть на Собор, запрещал поминать «нового самодержца — Московского Патриарха», отвлекая паству от подчинения своему законно избранному Патриарху, а чтобы поминали только Раду, архиепископ Алексей заявил, что он не подписывал подобный «Заклик», что он только его редактировал, но сознается и в этом грехе и просит прощения, добавив, что все эти промахи в его положении простительны, ибо он действовал часто в состоянии раздражения, так как ему не было сказано, по увольнении его на покой без суда и следствия, утешения… Ему дан был монастырь, разбитый, разоренный, без средств… И вот, в минуты тяжких страданий, огорчений, он, архиепископ Алексей, мог наделать и наделал ошибок, почитая и самый Собор неканоничным, как созванный неканоничным Синодом, но во всем этом он кается и просит прощения и братского снисхождения.
На заявление, что он, архиепископ Алексей, встав во главе украинского движения, подписал протокол того собрания части киевского духовенства и мирян, которое потребовало и заявило, чтобы митрополит Владимир, «как никчемный людина», не возвращался бы в Киев и вообще не считал бы себя киевским митрополитом, высокопреосвященный Алексей сначала заявил, что протокол этот он не подписывал, но когда преосвященный Никодим заявил, что подлинный протокол у него, что он заподписан рукой самого архиепископа Алексия, высокопреосвященный Алексей должен был сознаться, что протокол, действительно, им подписан, но что движения этому протоколу он, архиепископ Алексей, не давал. Протокол этот хранился у него в письменном столе, кем-то, вероятно келейником, был выкран и передан в руки преосвященного Никодима. И снова, сознавая свои грехи, преосвященный Алексей просил простить его промахи и прегрешения, отнестись по братски к его немощам и дать ему для безбедного существования какой-либо монастырь в средней или южной части России.
С изложенным согласен
Архиепископ Алексий
Некоторые дополнения сделаны со слов высокопреосвященного Алексия и по его желанию. Секретарь Совещания Епископского, Серафим Епископ Старицкий
1/14 сентября 1918 г.
Я, нижеподписавшийся, бывший владимирский архиепископ Алексей, сим свидетельствую пред Собором Преосвященных Архипастырей, что доселе единства веры и любви с Преосвященными Архипастырями и Всероссийским Церковным Собором я не нарушал, ни в явное, ни в тайное соглашение с врагами Православной Церкви не входил, не склонялся к унии и других никогда к тому не склонял; наоборот, устно и письменно свидетельствовал, как и ныне свидетельствую, что был и остаюсь православным архиереем и готов скорее умереть под забором, чем изменить православию; заявляю, что готов подчиниться Святейшему Патриарху Московскому и всея России Тихону, даю обещание и впредь оказывать послушание как Священному Собору Православной Российской Церкви, так и Святейшему Патриарху. Из монастыря, который будет вверен моему настоятельству и управлению без разрешения высшей церковной власти отлучаться не буду.
Архиепископ Алексей
Из объяснения бывшего владимирского архиепископа Алексия явствует, что он, архиепископ Алексий, самочинно прерывал, без всяких к тому оснований, молитвенное общение с Святейшим Патриархом Московским и всея России и не только сам не поминал и не возносил за богослужением имя Патриарха, но призывал к тому же и духовенство украинских епархий, рассылая по всем приходам Украины подписанное им и составленное с его благословения особое о том воззвание, но 14-е пр[авило] Двукратного Собора гласит: «Аще который епископ, поставляя предлогом вину своего митрополита, прежде соборного рассмотрения, отступить от общения с ним и не будет возносить имя его, по обычаю, в Божественном Тайнодействии, о таковом Святой Собор определил: да будет низложен, аще токмо обличен будет, яко отступил от своего митрополита и сотворил раскол»… 15-е правило: «Что определено о пресвитерах и епископах и митрополитах, то самое, и наипаче, приличествует Патриархам. Посему, аще который пресвитер, или епископ или митрополит, дерзнет отступить от общения с своим Патриархом и не будет возносить имя его, но определенному и установленному чину, в Божественном Тайнодействии, но прежде соборного оглашения и совершенного осуждения его учинит раскол, таковому Святой Собор определил: быти совершенно чужду всякого священства, аще токмо обличен будет в сем беззаконии». Зонара, объясняя слова «чужду всякого священства», говорит: «Так как не на срок какой-нибудь они должны быть удалены от священнодействия и потом снова восстановлены в своей чести, но вполне должны лишиться своего достоинства и не иметь даже чести, свойственной архиереям и священникам»… Таким образом, за указанное выше преступление, по 14[-му] и 15[-му] правилам Второпервого Собора архиепископ Алексий должен быть навсегда лишен архиерейского достоинства и сана.
II. Архиепископ Алексий устраивал, без благословения митрополита Владимира, ибо на шестое декабря служить в Софийском соборе митрополитом, по свидетельству епископа Никодима, назначен был преосвященный Никодим, о чем дадено было чрез ключаря собора знать архиепископу Алексию, — самочинное (самовольное) богослужение. Если, по правилам Соборов (напр[имер], 17[-му] Антиох[ийского] Соб[ора]), праздному епископу, а праздный тот, который не имеет церкви — или потому, что ею завладели язычники, или потому, что он изгнан или не принят народом города, воспрещается самовольное вторжение в управление и вообще в дела другой, даже праздной церкви, хотя бы по просьбе и мольбе всего народа, под угрозою извержения, то тем более наказуется самовольное служение там, где имеется свой предстоятель(см. 20[-е] пр[авило] VI Всел[енского] Соб[ора]) и за всенародное учительство в городе, не принадлежащему ему, виновный да престанет от епископства и низводится на место пресвитера.
III. Архиепископ Алексий, встав во главе украинского движения, участвовал и возглавлял то собрание части киевских клириков и мирян, которая потребовала удаления митрополита Владимира из Киева, предъявив к последнему «не считать себя киевским митрополитом и не возвращаться в Киев», заподписав и самый протокол о сем, за что по 18[-му] пр[авилу] IV и по 34[-му] пр[авилу] VI Всел[енских] Соб[оров] (см. еще толкование Аристина и Вальсамона), должен быть «низложен со свое<й> степени».
По довольном суждении Собор Епископов постановил: 1) принимая во внимание сознание архиепископом Алексием своей виновности, доверяясь и искренности его раскаяния в проступках и дисциплинарных преступлениях, с обещанием, изложенным письменно, впредь оказывать полное послушание как Святейшему Патриарху, так Священному Собору Православной Российской Церкви и вообще высшему церковному управлению, Собор Преосвященных Архипастырей находит возможным снизойти к просьбе архиепископа Алексия о прощении его, освободить от заслуженного им наказания, предложив Священному Синоду войти в суждение по ходатайству архиепископа Алексия — дать ему в управление один из монастырей в средней части России.
IV. Копию с настоящего решения и постановления в Священный Синод.
Председатель Патриарх Тихон
Секретарь Серафим Епископ Старицкий
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 192. Л. 164–170 об. Машинопись. Подлинник. Рукописные вставки. Подписи — автографы.
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 194. Л. 130-137 об. Машинопись. Копия. Рукописные вставки; Л. 138-145. Рукопись. Копия. Делопроизводственная помета: «3 экз.».