Журнал 4-го заседания

12 сентября 1917 г.

Заседание началось в 10 ч[асов] 20 м[инут] утра в Соборной палате.

Из 156 членов Отдела присутствовали 95, список коих приложен к протоколу означенного заседания.

Согласно постановлению Отдела на собрании 11 сентября, председатель преосвященный Митрофан, епископ Астраханский, предложил начать общие рассуждения о высшем церковном управлении, именно: о соборности Православной Русской Церкви во всей широте этого вопроса.

По означенному вопросу высказались следующие ораторы: 1) прот[оиерей] Н. М. Боголюбов, 2) Н. И. Троицкий, 3) проф[ессор] П. Д. Лапин, 4) проф[ессор] В. З. Завитневич, 5) А. В. Васильев, 6) арх. Иларион, 7) преосвященный Гермоген, епископ Тобольский, 8) В. И. Зеленцов, 9) П. И. Астров, 10) проф[ессор] И. А. Карабинов, 11) А. И. Июдин, 12) граф П. М. Граббе, 13) проф[ессор] Ф. И. Мищенко, 14) П. Ф. Миклашевский и 15) А. Ф. Одарченко.

Речь прот[оиерея] Н. М. Боголюбова:

Приступая к обсуждению вопроса о высшем церковном управлении, мы прежде всего должны уяснить себе самую идею соборности. Без этого мы рискуем запутаться в разрешении этого вопроса и составить такой проект высшего управления нашей Церковью, на котором будет лежать отпечаток неясности и неопределенности. Между тем, этого нужно очень опасаться и этого нужно всеми силами стараться избежать. Мы явились сюда с глубоким и искренним стремлением обновить церковную жизнь, возродить ее. Между тем, неопределенный проект может повести к тому, что в результате будет не возрождение церковного духа, а вторжение в церковную жизнь духа иного.

Итак, что же нужно понимать под соборностью, является ли это слово «соборность» специфически христианским понятием или оно равнозначуще со словом «общественность»? Проф[ессор] В. З. Завитневич, по-видимому, склонен думать, что соборность есть просто общественность. По его мнению, Церковь — просто общество, объединенное одним духом — духом христианской любви. Ничего нельзя было бы иметь против такого понимания Церкви, если бы при этом точно выяснилось, что такое христианская любовь. Но, к сожалению, этого обыкновенно не делают. Не сделал этого и проф[ессор] Завитневич. А потому в его понимание соборности можно вложить лишь один смысл, а именно: соборность есть общественность, ставящая границы личности, полагающая ей пределы, приводящая ее к обесцениванию. Такое понимание соборности, по моему мнению, глубоко неправильно и расходится с самым духом христианства. «Духа не угашайте» — вот призыв, сверху донизу проникающий христианство! Но как можно осуществить этот призыв, если строить систему высшего церковного управления так, чтобы личное начало в церковной жизни все более и более стиралось и обесцвечивалось. Что такое понимание соборности решительно расходится с духом христианства, видно и из того, что оно ни в коем случае не может быть проведено с логической последовательностью. И действительно, оно не проводится ни в представленном Св. Синодом Собору проекте о высшем церковном управлении, ни в докладе проф[ессора] Завитневича. Правда, на первых порах представляется, что идея соборности в таком понимании здесь проведена сверху донизу. Наверху — Собор как высшее законодательное учреждение. Его исполнительным органом являются Синод и Церковный Совет с выбранным временным председателем. Далее, окружной церковный совет с выбранным временным митрополитом. Естественно было бы ожидать, что далее будет епархиальный совет с выбранным временным епископом и, наконец, приходский совет с выбранным временным священником. Но ни представленный Св. Синодом проект, ни про[ессор] Завитневич не знают ни временного епископа, ни временного священника. И было бы, конечно, в высшей степени странно утверждать что-нибудь подобное. Для всякого очевидно, что временная иерархия противоречила бы самому существу Христианской Церкви. Нет, соборность — не просто общественность. Это — специфически христианское понятие. Церковь — не просто общество, а своеобразное расчлененное целое, имеющее своим краеугольным камнем Христа. Церковь, как учит святой ап[остол] Павел — тело Христово. Разъясняя это учение ап[остола] Павла, обыкновенно говорят об объединении в Церкви Божией всех членов, об их тесном внутреннем взаимообщении. Это, конечно, отчасти справедливо. Но это далеко не вскрывает характерных особенностей учения ап[остола] Павла о Церкви как о теле Христовом. Единение и внутреннее взаимообщение может быть и не в расчлененном целом. Возьмите, например, толпу, охваченную каким-нибудь сильным настроением. И здесь есть одна душа, одно сердце. И здесь есть единение и внутреннее взаимообщение и координированные действия. Но, конечно, то единение между людьми, которое наблюдается в толпе, далеко не то, которое осуществляется в Церкви Божией. Своеобразие организма состоит в том, что в нем наблюдается не просто взаимодействие, но взаимодействие между членами, из которых каждый является со своими особенностями, со своими, ему только присущими чертами. Организм — расчлененное целое, и взаимодействие, наблюдаемое в нем, — взаимодействие между отдельными членами. Рука, нога, глаз не требуют того, чтобы голова обезличилась или обесцветилась, чтобы она отражала только то, чтобы голова была головой и оставалась головой, управляла ими, предоставляла им полную возможность исполнять свойственные им функции и тем содействовать росту всего тела. Поступая таким образом, они и утверждают не себя как отдельные обособленные члены, а жизненную силу, создающую все тело. Точно также и голова не стремится к тому, чтобы рука или нога перестали быть самим собой и отражали только ее голову; напротив, она заботится только о том, чтобы те, оставаясь собой, исполняли свои функции. Поступая таким образом, голова и не присваивает себе функции целого, не говорит, что она все тело, а утверждает жизненную силу, создающую весь организм.

Отсюда с необходимостью открывается, что Церковь как Тело Христово может быть устроена лишь иерархически, т. е. так, чтобы ни один член не присваивал себе функции целого, не отождествлял себя со Христом, а служа целому, содействуя росту всего тела, освобождался от своей условности и исключительности и утверждал Христа как единственный источник своей жизни. Это действительно и наблюдается в Церкви Божией. Пасомый, стремясь совлечь с себя ветхого человека, освободиться от своей условности и ограниченности, подчиняется добровольно личности более высшей и совершенной — личности пастыря. Поступая таким образом, он и утверждает не себя, а Христа. Чтя личность своего пастыря, которая, как личность, является, конечно, всегда условной, он и утверждает наличность в Церкви благодати Духа Святаго, которая «немощная врачует и оскудевающая восполняет». Точно также и пастырь, управляя вверенными ему душами, не господствует над ними. Он стремится не к тому, чтобы запечатлеть в сердцах своих пасомых себя самого, свой образ, а к тому, чтобы вообразился в них Христос. Поэтому он нежно, внимательно относится к личности своих пасомых, и, поступая таким образом, он и утверждает в Церкви Божией не себя, а Христа.

Таким образом, в Церкви, как и в теле Христовом, ни один член не остается в своей исключительности, не отождествляет себя с целым, а, напротив, стремится освободиться от своей исключительности и утвердить Христа как единственный источник своей духовной жизни. Это живое стремление к совлечению с себя ветхого человека, проникающее Церковь как Тело Христово и служит основой соборности. Каждая отдельная Церковь, возглавляемая епископом, не может, разумеется, считать себя носительницей полной и безусловной истины. В ней, несомненно, наблюдаются элементы временности и условности. А потому в ней естественно живет стремление к освобождению себя от этой условности, живет жажда дышать более широким и глубоким христианским духом. Под влиянием этого стремления Церкви определенные области составляют Соборы и объединяются около личности первоиерарха этой области как носителя более широкого христианского духа, проявившегося на этих Соборах. Но так как и в этой областной Церкви не может жить сознание своей ограниченности, то несколько областных Церквей, в свою очередь, собираются на Соборы и объединяются около личности Патриарха, как носителя еще более широкого христианского духа. Но и Поместная Церковь, возглавляемая Патриархом, не является носительницей полной и безусловной истины. Отсюда, они объединяются и составляют Вселенский Собор. Вселенская Церковь является уже выразительницей всесовершенной истины. А потому Вселенская Церковь исповедует, как свою главу, только Христа. Носителем вселенского церковного сознания уже не может быть какая-либо определенная человеческая личность. Всякая человеческая личность, как бы ни была она очищена и возвышена, не может быть свободна от условности, а потому человеческая личность может быть только там носителем церковного сознания, где есть элементы условности и ограниченности и где поэтому живет стремление к совершенству.

Таким образом, в основе соборности лежит стремление освободить человеческую личность от ее ограниченности, и вовсе не обесцветить и стереть ее. Отсюда ясно, что эта идея не только не противоречит идее патриаршества, а, напротив, находит в ней свое необходимое восполнение. Соборное управление Поместной Церковью без первоиерарха — все равно называется ли он митрополитом или Патриархом — привело бы к обезличению пастыря, а отсюда — к угашению духа.

Речь Н. И. Троицкого.

В 1-м послании Ап[остола] Павла к Коринф[янам] Церковь сравнивается с телом. Но сравнение есть только сравнение, а не решение вопроса о соборности Церкви. Здесь только идея единства Церкви, откуда можно выводить разные понятия соборности. Говорят, что Церковь есть община (герусия), заимствованная у греков. Правда, евреи времен Иисуса Христа сносились с греками. Но сама герусия взята греками с Востока. Еще задолго до Христа была у евреев эта община. В псалмах читаем: «Повеем имя Твое братии, посреде Церкви воспою Тя». Здесь Церковь — молитвенное собрание. Христос говорил также: «Повеждь Церкви… аще Церковь преслушает», здесь Церковь — учреждение. Таково же понятие о Церкви и во времена апостолов. Состав этой Церкви определяется еврейским сонмищем, производившим суд над Христом. Христа судил собор еврейский (сказано: «собрались к нему», т. е. к первосвященнику). Кто же были на соборе? Первосвященники, книжники, фарисеи, старцы (старейшины). По И. Флавию, книжники, греческ. γραμματέας — это ученые, по-нашему, профессора. Фарисеи — это философы. Архиерей собирает их, спраш`ивает их: «Что ся вам мнит?» У них спрашивает мнения, а решение выносит сам. Отрешиться от еврейских форм христианство едва ли могло. Старейшины получили у христиан другое значение. А глава Собора на христианском языке должен быть назван Патриархом.

Речь проф[ессора] П. Д. Лапина

Я хочу сообщить сему достопочтенному собранию о том, как обстоит вопрос о соборности в канонах. Древнейшие поместные Церкви делились по народностям (34-е прав[ило] Апост[ольское]). «Епископы каждого народа»…, говорится в 34-м Апостольском правиле. Здесь под народностями, как думают некоторые ученые, нужно разуметь мелкие народности, разбросанные по разным провинциям греко-римской империи. Высшая власть в этих поместных Церквах принадлежала Соборам всего их епископата.

[Как?] ясно видно из 34-го Апостольского правила.

[Еписко]пам каждого народа, читаем здесь, подобает знать первого из них … и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения; творити же каждому только то, что касается до его епархии и до мест, к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех». По 37-му же Апостольскому правилу в каждой поместной Церкви дважды в году должен быть созываем Собор епископов для решения всех важных дел. «Дважды в году да бывает собор епископов, и да рассуждают они друг с другом о догматах благочестия и да разрешают случающиеся церковные прекословия. В первый раз в четвертую неделю Пятидесятницы, а второй октября в двенадцатый день». Конечно, каждая корпорация предполагает руководящих и объединяющих лиц. Такие объединяющие и руководящие лица существовали и в древнейших поместных Церквах (34-е пр[авило] Апост[ольское]). Они носили разные названия. На Востоке они назывались «πρότοι» и «πρόκριτοι των λοιπών». На Западе же они именовались «episcopi primae sedis» или «primae kathedral». Права их в частностях так же не везде были одинаковы; но в существенном они были одни и те же и на Востоке, и на Западе. Первенствующим епископам принадлежали: право председательства на Соборах, право наблюдения за выполнением в парикиях постановлений Соборов, право представительства.

Со времени Никейского — первого Вселенского Собора вводится митрополитанская система церковного управления. Никейский Собор обвел пределы местных Церквей, вообще говоря, границами гражданских провинций. Высшая власть здесь также должна была принадлежать Собору епископов каждой провинции. Эти Соборы должны были созываться дважды (I Всел[енский Собор], прав[ило] 5; Ант[иохийский Собор], пр[авило] 20; IV Вс[еленский Собор], пр[авило] 19) или по крайней мере однажды (VI, 8 и VII, 6). На них обязаны были являться все епископы провинции (Лаод[икийский Собор], 40). Во главе провинциального епископата стоял митрополит, епископ главного города провинции. Сравнительно с другими епископами провинции он пользовался некоторыми особыми правами и преимуществами. Ему принадлежит, например, право созывать Соборы (VII, 6), утверждать избрания во епископа (I, 4), поставлять экономов в те епархии, в которых местные епископы сами этого не сделают (VII, 2); его имя возносят на молитве во всех церквах провинции (Двукр[атный Собор], 14) и проч. Но, подобно первенствующим епископам древнейших поместных Церквей, митрополиты ничего важного не могли совершать «без согласия прочих епископов» (Ант[иохийский Собор], 9).

Вскоре после Никейского (первого Вселенского) Собора устанавливаются уже более обширные поместные Церкви — это церковные диоцезы или экзархаты, в состав которых входило по несколько провинций. Учреждение церковных диоцезов или экзархатов нужно относить ко второму Вселенскому Собору. В правилах этого Собора впервые встречается термин «διοίκησις». Высшая власть в каждом экзархате принадлежала Собору всего его епископата. Это ясно можно видеть из сопоставления 2-го и 6-го правил второго Вселенского Собора. Во втором правиле II Вселенского Собора читаем: «Епископы восточные да начальствуют токмо на востоке… епископы диоцеза асийского да начальствуют токмо в Асии, епископы понтийские да имеют в своем ведении дела токмо понтийского диоцеза…». В 6-м же правиле этого Собора указывается на Собор епископов диоцеза, как на высшую сравнительно с областным Собором судебную инстанцию. Конечно, кроме судебных дел, на диоцезанских Соборах решались и разные другие церковные дела экзархатов. Несомненно, среди диоцезанского епископата были свои объединяющие и руководящие лица. Этими объединяющими и руководящими лицами являлись митрополиты главных городов диоцезов. Некоторое указание на существование в экзархатах таких объединяющих и руководящих лиц дает 2-е правило II Вселенского Собора. В этом правиле относительно восточного диоцеза читаем: «Епископы восточные да начальствуют токмо на востоке с сохранением преимуществ Антиохийской Церкви». Первенствующим митрополитам в диоцезах или экзархам принадлежали преимущества чести. Чтобы составить себе более ясное представление о том, как организовано было высшее управление в диоцезах, не мешает обратиться к рассмотрению тех порядков, которые установились в Африканской Церкви. Провинции обширной Африканской Церкви издавна жили одною общею церковною жизнью. Для решения всех важных дел, касавшихся всей Африканской Церкви, там собирались Соборы всего Африканского епископата. Эти Соборы созывались сначала ежегодно (27-е пр[авило] Карф[агенского] Соб[ора]), а потом было признано созывать общие Африканские Соборы лишь тогда, когда потребует «общая, т. е. всея Африки нужда» (Пр[авило] 106). В виду затруднительности созывать общие Соборы из всех решительно епископов Африканского диоцеза, эти Соборы составлялись из представителей епископата от каждой африканской провинции, которые предварительно избирались на провинциальных епископских Соборах. Во главе всего африканского епископата стоял примас Карфагенский, кафедра которого находилась в главном городе Африканского диоцеза и который сравнительно с другими первенствующими епископами Африки пользовался некоторыми особыми преимуществами.

Наконец, канонами была установлена патриаршая форма церковного управления. Каноническое учреждение этой формы нужно относить к VI Вселенскому Собору. Этот Собор в 28-м своем правиле предоставил Константинопольскому епископу право утверждения митрополитов диоцезов: Асийского, Фракийского и Понтийского и тем санкционировал патриарший институт. Во главе патриархатов должны были стоять особые лица — Патриархи, которым в канонах (IV, 28) усвояются митрополичьи права власти над митрополитами, и Патриархи, таким образом, по канонам являлись собственно митрополитами над митрополитами. Высшим же носителем власти в каждом патриархате, согласно духу канонов, должны были быть Соборы из всех епископов патриархата или по крайней мере из представителей Соборов всех его провинций. И Соборы с большим или меньшим приближением к этой норме в действительности бывали в патриархатах. Но так как такие Соборы составлять часто было весьма затруднительно, то в патриархатах, особенно в Константинопольском, на практике в значении обычного органа высшей власти выступает синод епископов, так называемый синод ἐνδημοῦσα. Синод ἐνδημοῦσα возник при Константинопольском епископе еще до Халкидонского Собора и ко времени этого Собора сделался уже явлением обычным.

Поместные Церкви никогда не жили совершенно изолированно друг от друга, они постоянно находились в тесной связи между собою и составляли единую вселенскую Церковь. Кто же здесь был носителем высшей церковной власти? Этим носителем высшей власти здесь должны были явиться Вселенские Соборы. О составе Вселенских Соборов в канонах мы не находим прямых указаний. По духу же канонов, на этих Соборах должны были присутствовать все епископы Вселенской Церкви или представители от епископата всех провинций вселенной. Как показывают деяния Вселенских Соборов, на них, кроме епископов, были и другие лица. Но эти лица не имели на Соборах права решающего голоса.

Итак, согласно канонам и основанной на канонах современной им практике, единственно необходимыми и, следовательно, единственно полноправными членами Соборов являются лишь лица епископского сана. И мне кажется, что, производя реформу высшего церковного управления, нам необходимо прислушаться к этому голосу канонов.

Общая мысль канонов, что единственными полноправными членами в органах высшего управления являются лишь лица епископского сана, неуклонно осуществилась в православных Церквах и в последующее, после создания канонов, время. Так, на Константинопольских синодах в разные моменты их существования полноправными членами были только архиереи. Осуществляется эта мысль канонов и в современно строе высшего управления в православных автокефальных Церквах. Так, Священный Синод Константинопольской Церкви состоит в настоящее время только из архиереев, которых там заседает каждый раз 12; из архиереев же состоят и синоды других восточных патриархатов; в синодах эллинском, румынском, в Соборе сербском, в синодах разных православных Церквей, находящихся в пределах Австро-Венгрии, в качестве их членов мы также видим одних лишь архиереев. Только в Русской Церкви в орган высшего церковного управления введены был со времени Петра I с правом решающего голоса и лица пресвитерского сана.

Производя реформу высшего церковного управления, нам не мешает прислушаться к голосу и всех других, относящихся к этому управлению, канонов. Ведь, каноны — создание великого, никогда не повторявшегося впоследствии в истории Церкви, времени; ведь Церковь выразила в канонах свою многовековую мудрость, и при действии их церковная жизнь процветала. Мы все теперь говорим о соборности и готовы видеть в соборности панацею от всяких недугов, разъединяющих нашу церковную жизнь. Но мы часто не знаем, какая соборность нам нужна, и нередко ищем соборности самого новейшего образца. Посмотрите на соборность, как она выражена в канонах и как осуществлялась в древней церковной практике. Власть в каждой парикии принадлежит епископу, как Богом поставленному лицу. Свое служение в парикии он совершает при содействии всех членов своей паствы, особенно пресвитеров как своих ближайших помощников и советников. При необширности парикии он знает всех своих пасомых и, как добрый пастырь, глашает их по имени. Знает его и паства, принимающая участие в его избрании. Парикии соединяются в епархии или провинции. Высшая власть здесь принадлежит Соборам провинциального епископата. Эти Соборы должны созываться дважды или по крайней мере однажды. На этих Соборах решаются все важные дела, касающиеся всей провинции, а во второй инстанции и некоторые парикиальные дела. Во главе епископата провинции епископ главного ее города — митрополит. В сравнении с другими епископами провинции он пользуется некоторыми особыми правами и преимуществами; но он ничего важного в провинции не может предпринять без согласия с прочими провинциальными епископами. Провинции, в свою очередь, объединяются в более обширные территории — в экзархаты или же в патриархаты. Все важные дела здесь также решаются Соборами всего епископата диоцеза или патриархата. Эти Соборы созываются по мере нужды. Во главе епископата здесь стоит экзарх или Патриарх, который сравнительно с другими епископами пользуется или преимуществами только чести или же вместе с тем и преимуществами власти. Наконец, экзархаты или патриархаты до некоторой степени также соединены между собою и образуют вместе Вселенскую Церковь; представители их сносятся между собою посредством посланий, а когда возникают особенно важные вопросы, затрагивающие интересы всей Вселенской Церкви, собираются вместе с своими епископами на общие Соборы, именуемые Вселенскими. Не лучший ли это образец соборности? Здесь соборность проникает все великое тело Церкви — от провинций и отчасти даже от парикий и до вселенной. Проведите у нас эту соборность, и церковная жизнь у нас расцветет. Сделайте, пожалуй, в ней некоторые добавления, вызываемые изменившимися обстоятельствами нашей церковной жизни, но не оставляйте без внимания канонической соборности. Одно из добавлений, вызываемых изменившимися обстоятельствами теперешней церковной жизни, может, естественно, заключаться в следующем. В виду того, что наши епископы не суть избранные своими паствами, как это было в Древней Церкви, а главное в виду того, что наши епархии очень обширны и наши епископы могут не знать всех нужд своих епархий, естественно привлекать на Всероссийские Соборы и представителей от клира и мирян от каждой епархии, но не иначе, как с правом совещательного, а не решающего голоса.

Проф[ессор] В. З. Завитневич высказывает следующие мысли. В Предсоборном Присутствии были заклятые враги соборности. Отвергался самый термин «соборность». Почему мы называем Церковь соборной? Ответ, по-видимому, простой: так она называется в Символе Веры и в катехизисе. Но термин соборная есть перевод греческого слова «Καθολική». Это же слово имеет разные значения. У Кирилла Иерусалимского Церковь называется Кафолической или соборной и в смысле лиц со всего мира и в смысле православия. Слово «Καθολική» вообще очень трудно для перевода. Римская Церковь оставила поэтому его без всякого перевода. Нельзя переводить его словом «вселенская», так как у греков есть соответствующее слово «οικονομικη», нельзя передавать этот термин и словом «Православная» — у греков есть слово «Αληφή» — истинная. Словом «соборная» перевели св. равн[оапостольные] Кирилл и Мефодий. Можно ли придавать авторитет этому переводу? Они считаются святыми. Но я говорю с чисто ученой точки зрения. Греческие македоняне (славяне) — они знали и греческий, и славянский языки как свои родные. У них была масса слов, и они выбрали лучшие для перевода. Бывшие на Афоне говорят, что греки называют «kαθολική» ту церковь, где собираются, созываются, от kαθολικόν — собирающийся для какого-либо общего дела. Соборная Церковь — соборные люди, собравшиеся со всех мест. Мы законно употребляем это слово. Соборность в том и заключается, что личность исчезает (хотя и не совсем: инициатива остается за ней). Соборность это — единство человеческих душ, как правильно понимает Хомяков.

Речь А. В. Васильева (полная запись)

К моему удивлению, проф[ессор] Завитневич сказал, что члены Предсоборного Присутствия отрицательно относились к соборности. Я знаю некоторых членов Предсоборного Присутствия как горячих сторонников соборности, и труды Предсоборного Присутствия более отвечают этому началу, чем труды Предсоборного Совета. Предсоборный Совет, как сказано в объяснительной его записке к проекту о высшем церковном управлении, отклонил «реставрацию Патриаршества главным образом потому, что справедливо» (будто бы!) «видел в нем, как в выражении единоличного начала, если не прямое противоречие с началом соборности, то во всяком случае серьезную опасность и угрозу для него». В 9-м члене Символа веры мы используем единую святую соборную и апостольскую Церковь. На каждой литургии Церковь призывает верующих: «Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздельную». Для единомысленного исповедания основного догмата христианской веры Церковь приглашает возлюбить друг друга. И, по Хомякову, для постижения Истины недостаточно одной рассудочной деятельности ума, но требуется усилие воли, направленной любовью. Прообразом соборности служит исповедуемое нами триединство Божества. По Ап[остолу] Иоанну, «Бог есть любовь». Но любовь есть незамкнутое в себе самом начало, но изливающееся на другого. Если есть Любящий, то есть и Любимый и То, что Их объединяет. Таким образом, уже в словах Ап[остола] Иоанна: «Бог есть любовь» содержится понятие личности и троичности Божества. Тот же апостол начинает свое Евангелие словами: «Искони бе слово и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Сей бе искони к Богу: вся Тем быша и без Него ничтоже бысть, еже бысть. В Том живот бе и живот бе свет человеком». И Моисей говорит: «Искони сотвори Бог небо и землю, и рече Бог: да будет свет: и бысть свет. И рече Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию, и сотвори Бог человека по образу Божию сотвори его». Итак, первые слова Моисея и Иоанна одинаково говорят нам об исконном, т. е. об изначальном или о безначальном начале всех начал: о Боге и Божественном Слове и о Божественном чрез Него творчестве; о личности Божества и множественности Его Лиц, ибо слово может быть только от Разума к Разуму, от Лица к Лицу; и о свете равночестных Божественных Лиц о сотворенном по Их образу и подобию человеке. Совет равнодостойных Лиц — вот вечный прообраз соборности. Но и все творение, как носящее на себе печать Божества, проникнуто этим началом. И человек — триедин и троеличен, как Творец. Разум, воля и чувство — неслитны и нераздельны при любви Божией в сердце. При вселении же в сердце духа зла в человеке бывает разлад, когда ум говорит одно, желание влечет к противоположному, воля колеблется между тем и другим. Но когда в сердце — начало любви Божией, человек — целен, внутренне здоров. Это и есть то Царство Божие, о котором Христос говорил, что оно «внутри вас есть». Цельность нарушена грехом. Для восстановления ее Сын Божий сошел на землю и послал Своим учеником Отчего Духа Утешителя.

Итак, соборность есть выявление в отдельном человеке или в сложных человеческих организмах: обществах, народах и, первее всего, в церковном обществе духа любви Божией. В языке человеческом — мудрость. Слово «строить» — от с-троить. Соборность — высшее из начал, по которому может строиться всякая человеческая общественность. Это начало, чуждое всякого внешнего принуждения, объединяет в себе начала личное и общественное, причем единство достигается не внешним принуждением, а силой внутреннего взаиморасположения и готовностью к самопожертвованию. Личность свободна, по учению Христа, но она свободна только при добровольном подчинении высшему. Кто свободнее Сына Божия? Но и Он «послушлив» был до принятия «зрака раба» и «смерти крестныя». «Отец, — говорил Христос, — болий Меня есть», и еще: «Снидох с небесе не да творю волю Мою, но волю Пославшаго Мя Отца». И Дух Святый, равночестный и имеющий одно с Сыном источное начало, посылается Им верующим в Него. И нет ничего живого, не исключая и человека, где бы не было сочетания соборного иерархического[1] начал — взаимодействия и подчинения. Не только душа, но и тело состоит из множества различных частиц и членов, находящихся во взаимообщении и соподчиненности низших высшим. Все это подчинено единому высшему духовному началу. И когда замирает это все строющее и согласующее начало, в теле начинается разложение и распад. Но на отдельном человеке божественное творчество не остановилось. «Отец Мой делает доселе и Аз делаю». Но это божественное дело совершается не непосредственно, а чрез человека. Всякие общественные организмы естественные (семья, народ) и самим человеком создаваемые общества и союзы не суть механические собрания отдельных людей, а сложные организмы, объединяемые и направляемые к определенным целям, тем или другим духовным началам.

Таким образом, существенными признаками соборности являются: 1) не отрицание, а утверждение личности: совет может быть только между равнодостойными; 2) не отрицание, а утверждение иерархического начала: добровольное самоподчинение. Наивысшим из соборных организмов является Церковь, в которой, по канонам, должно быть строго проведено иерархическое начало. В первоначальной христианской Церкви, когда верующих было десятки и сотни, епископы и пресвитеры были — понятия тожественные. Когда число христиан умножилось, тогда явилась необходимость в епископах — наблюдателях над пресвитерами. При умножении числа епископий явилась потребность в митрополиях и архиепископиях и затем в патриархатах. И к митрополитам должно быть приложено 34-е Апостольское правило. И они должны знать первого из них (Прав[ило] 9-е Антиох[ийского] Пом[естного] Соб[ора]). И у нас, в Древнерусской Церкви, до уничтожения Патриаршества, митрополиты имели не меньшую власть, чем Патриархи.

Теперь необходимо восстановить Патриаршество, как замыкающий здание Русской Церкви свод. Патриарх будет, по выражению архиепископа Антония, «сердцем, болеющим за всю Церковь», будет и видимым представителем Русской Церкви в глазах народа и других автокефальных Церквей. При синодальном управлении Церковью нарушилось единение с другими Церквами. И только восстановление Патриаршества и соборности оживит деятельность церковного общества. Патриарх ничего не будет делать без Собора, но и Собор должен быть созываем и возглавляем Патриархом.

При грозящих отечеству бедствиях, быть может расчленения государства, тем необходимее иметь духовный центр. Ведь государственное единство Руси создалось единством Русской Церкви: трудами и благословением святителей митрополитов. Вся верующая Россия ждет от этого Освященного Собора восстановления Патриаршества».

Архимандрит Илларион начинает свою речь с критики профессора Завитневича. Последний объяснял реакцией и прогрессом разнохарактерность и разноценность работ Предсоборного присутствия и Предсоборного Совета. По архимандриту Иллариону объяснение этого следует искать в другом. Предсоборные присутствия работали долго, и их работы поэтому представляют научную ценность. Предсоборный же Совет, работавший всего 1½ месяца, далеко не все мог рассмотреть и не имел возможности вынести поэтому определенных решений. В Предсоборных Присутствиях руководились историческими и каноническими соображениями. В Предсоборном же Совете более настроениями. Не следует забывать, что во время его заседаний в Петрограде трещали пулеметы большевиков. Отсюда к работам Предсоборного Совета следует относиться как можно осторожнее. Исходя из мысли о соборности, они пугали ею всех. Членам этого Совета при ее формулировке туманно предносилась идея общественности с Учредительным собранием при безличном и притом навеки председателе. Это-то безличное правление члены Предсоборного Совета и хотели установить в Церкви. Напротив, из прекрасной исторической речи проф[ессора] Лапина видно, что во время организации Церкви по канонам являлись сначала митрополиты, затем Патриархи, вокруг которых, и как личностей, объединялась, сосредоточивалась церковная жизнь. Соборное сознание не исключает единоличного начала. Единомыслие Церкви обуславливается сочетанием 2-х начал — соборного и единоличного. По 34-му Ап[остольскому] правилу, сокращено приведенному проф[ессором] Лапиным, первого епископа должно признавать как канонического главу, но и этот первый ничего да не творит без рассуждения других. Наш Предсоборный Совет отверг это правило, высказавшись против каких-либо преимуществ митрополита. 34-е Апост[ольское] правило может быть применено и к каждой поместной Церкви. Прежде Церкви находились в пределах одного политического целого (отсюда название «Церкви народов»). Русской Поместной Церкви нужно единоличное представительство при синодально-патриаршей или соборно-патриаршей форме правления.

Речь Гермогена, епископа Тобольского (краткая запись).

Теперь понятие соборности ясно предносится и из-внутри и со-вне. С внутренней стороны в нем мыслится самоограничение, самоотвержение, и из него устраняется всякое плотяное начало. Внутреннее выражение соборности хорошо освещено у проф[ессора] Боголюбова в его понимании учения Ап[остола] Павла о Церкви как теле. Здесь — одно общее начало любви и мира. Здесь каждый член должен быть на своем месте, исполняя свое дело на пользу всего тела Церкви. Со-вне соборность Церкви — это ее внешняя структура: это Собор епископов. Апостол Павел, сказавши про христиан: «Вы тело Христово, а порознь — члены», говорит дальше: «все ли апостолы»?…[2] (1 Коринф. 12, 27, 29). Собор епископов, по канонам церковным, Собор благодатного водительства Церкви должен быть во главе всего. Во главе всякого Собора — первоиерарх, равно как первоиерарх и во главе Поместного Собора. Я бы не назвал «Патриарх» со всей его помпезностью, а просто «первоиерарх» или «митрополит всея России», тем более что внутри Церкви — такая нищета и убожество, даже и в проповедании слова Божия. Довольно пока и митрополита, как в Церкви Сербской. Когда же немного обогатится жизнь внутри Церкви, тогда мы, может быть, будем достойны и более высокого правителя.

В. И. Зеленцов высказался по поставленному вопросу таким образом. В деяниях IV В[селенского] С[обора] мы встречаем подписи 31-го епископа и 23-х пресвитеров, не бывших представителями от своих епископов. Но между подписями тех и других громадная разница. Ни один пресвитер не сделал епископской подписи по делу Евтихия: «Определивши и решивши подписал». Разъяснение различия между епископами и пресвитерианскими подписями дает Собор против Ивы Эдесского. Под деяниями этого Собора, решавшего вопрос о прославлении Ивы и выяснявшего причины недовольства им его пресвитеров, мы читаем, напр[имер], такие подписи: «Фотий, епископ, определивши, подписал», «Евстафий, епископ, определивши, подписал», «Пресвитер Марк, доволен определением», «Пресвитер Кир доволен определением» и т. п. Здесь пресвитеры были жалобщиками на Иву. Из актов этого Собора, имеющего в своем составе вдвое больше пресвитеров, чем епископов, — самый больший вывод в отношении к соборным правам пресвитеров — это их согласие с определениями Собора. Какое же было значение мирян на Соборе? Тоже не решающее. Если император — мирянин и подписывался под соборными актами «определил», то только тогда, когда уже утвержденные Собором постановления проводились в гражданскую жизнь. В делах мирских, житейских и простой мирянин может быть начальником. Но в церковных делах участие мирян выражается в повиновении иерархии, имеющей благодать начальствования. В конце послания к Римлянам Ап[остол] Павел указывает, что у мирян иная благодать в сравнении с апостолами — благодать послушания, покорности вере, провозвещенной апостолами. На точном разграничении дел житейских и церковных, делаемом Ап[остолом] Павлом, и должно быть построено церковное управление. К сожалению, церковная проповедь (просвещение духовное) находится по Предсоборному Совету во власти Синодального Совета — мирян. Вообще, нам нельзя уйти от древних канонических условий. Иначе не только раскольники и единоверцы, но и православные скажут: «Вы дали нам неправильное управление».

П. И. Астров. «Не зная исхода прений», оратор хочет сказать, что пред нами две разных точки зрения, объединяемых в 2-х положениях: 1) никто не отрицает иерархии и 2) никто не отвергает соборности. Проф[ессор] Завитневич сказал, что личность должна исчезнуть. Здесь — центр разногласия. Личность физическая может и должна исчезнуть. Но личность иерархическая — ни в каком случае не должна исчезнуть. Завитневич указывал на недостатки Патриархов. Но это — аргументы ad hominem: они проходят мимо цели, ничего не говоря против принципа иерархии. Аргументы ad hominem должны быть отнесены в другую плоскость. Нам нужно создать надлежащие условия для трудной деятельности иерархии. Возражать же против иерархии как принципа никто из нас, православных христиан, не будет. Ни один из указанных принципов (иерархичность и соборность) не могут исчезнуть. На их сосуществовании и должна строиться церковная жизнь. В эту новую эпоху мы должны с большой осторожностью относиться к будущему строению Церкви. Здесь (в заседаниях) историки давали исторические советы, лица духовные — догматические. Оратору-юристу подсказывается юридический ход работы в рассматриваемой сфере. Понятно увлечение соборным началом в ущерб иерархическому принципу. У предшествующих нам поколений не было начала соборности. Понятно исчезновение этого принципа в его должной силе — в проектах Предсоборного Совета. Но нам без меры не следует увлекаться началом соборности. Как корректив соборному началу мы должны противопоставить всю полноту иерархической силы и, если нужно, в лице Патриарха. Проекты удаляют нас и от соборности, учреждая коллегиальность, общественность. Твердо стоя на православной точке зрения, должно устраивать одно сокровище (соборность) так, чтобы не потерять другое (иерархическое начало). Но можно и стоять на почве православия и не видеть трудностей жизни к его проведению в нее. Оратор употребляет «страшное ужасное слово: клерикализм». Последний заслоняет у нас божественное и священное. Но этот клерикализм не западнический, не канонический. Наш клерикализм — «клерикализм наизнанку». На Западе клерикализм подменивает дело Божие делом человеческим — своим стремлением к внешней власти, к властительству. Наш клерикализм заслоняет высшее и божественное не во имя властительства. Наш клерикализм — выдвигание темных сторон прежнего несовершенного бюрократического строя — выдвигание, заставляющее нас бояться иерархического принципа. Но нельзя обезличивать иерархов. Мы окажемся в таком случае юридически непоследовательными при нашем признании иерархического принципа. Есть дела, как например, подготовление пастырства, которые не могут быть канонически предоставлены не иерархии.

Профессор И. А. Карабинов. По словам оратора, указание проф[ессора] Завитневича на гениальный перевод Кирилла и Мефодия слова kαθολική «Соборною» ошибочно. Передача этого греческого термина словом «Соборная» принадлежит позднейшему переводчику, сам Мефодий оставлял kαθολική без перевода. Такой текст сохранился в древнеславянских рукописях и в Паннонских житиях святых Кирилла и Мефодия. У греков kαθολική называется не всякая Церковь, а соборная кафедральная — исключительно епископская. Следовательно, соборность здесь разумеется в смысле Церкви епископской, что согласно и со Словом Божиим и со святыми канонами. Что же касается упоминания проф[ессора] Завитневича о целом ряде Константинопольских Патриархов, из которых только троих можно считать достойными своего звания, то я как член Предсоборного Совета заявляю, что в этом Совете перечня Патриархов не было.

А. И. Июдин. Не считая себя «обладателем богословских познаний», оратор «после многочисленных ссылок предшествовавших ораторов на апостольский Собор» в заседаниях Отдела, утверждается в той своей мысли, что апостолы не решались выносить на Собор чего-либо о главенстве епископов в виду уже бывшего среди христиан разделения. Далее, оратор говорит, что Патриархи были, как говорили здесь, со времен Вселенских Соборов. Между тем, на первом и втором из них составлен Символ веры со словами: «во единую святую Соборную… Церковь». Как же Патриарх противоречит соборности? Тогда здесь одно из двух: или Собор не прав, или Отдел наврал. Я хочу рассуждать, как деревенский житель, как простой крестьянин», в согласии с моими односельчанами, пославшими меня сюда — на Собор. Часто они мне говорили: нет у нас главы в Церкви: «У нас Патриарх в сюртуке, а не в рясе». «Хоть и смутное время теперь, но, по-моему, Патриарх — не худо». «При апостолах все были равны, а все же чем-то разделялись, например, Первоверховные апостолы Петр и Павел. Значит, и нам нужен Патриарх».

Граф П. М. Граббе.

По убеждению графа, здесь говорят и признают соборность и иерархию, но приходят к разным результатам. Характерны слова «личности нет». Действительно, личности нет в новом учении новых богословов. Они преподносят нам совершенно новое понимание соборности в смысле народоправства, лишенного иерархии и взаимности. Здесь понятие соборности хотят вывести из церковной жизни первых 3-х веков, видя даже в приходских собраниях прототип Собора. Из цитат Игнатия Богоносца и из канонических правил видно, что в смысле народоправства соборность никогда не понимали. Таким новым пониманием соборности вводят если не новый догмат, то новый канон, на котором, однако же, обосновывается Церковь.

Профессор Ф. И. Мищенко.

По мысли профессора, спорящие не точно понимают друг друга, как это бывает при всяком споре. На этой почве разногласие, хотя и не видное. Тени на искренность в суждениях не может быть. Здесь борьба между началами соборности и единовластия или, как некоторые называют, клерикализма. Это — изначальный спор католицизма и православия, вызванный стремлением соединить эти начала по догматической стороне. Как противовес католичеству, как возможное уклонение в православии, является протестантизм — народоправство. Соотношение указанных 2-х начал в истории менялось. Здесь указывались факты в разных освещениях. Но подойдем прежде всего объективно к началу церковной истории. В век апостольский мы видим и единовластие и Собор. Единовластие Ап[остола] Петра слишком было преувеличено в католичестве. В первые три века в Римской Церкви, этой колыбели единовластия, постановления епископских Соборов иногда выносились в народ. Так, напр[имер], в половине III века после одного Собора епископов решено было «внести дело в народ» — insinuando in populo, и после уже этого опять собраться и снова принимать решение. Настает эпоха Вселенских Соборов. Миряне решающего голоса не получили на них. Но почему же? Припомним императора Константина, принимавшего такое близкое участие в I Вс[еленском] Соборе. Есть даже теория о председательствовании государственных чиновников на IV В[селенском] С[оборе]. Император получал и утверждал постановления Соборов. Правительство являлось представителем мирян в округах абсолютизма. Но где императорская власть не абсолютна, там миряне — представлены. Факт налицо: почему теперь миряне? Потому что переменилась власть.

Перейдем к природе церковной власти. Никто из защитников представительства мирян на Соборе не посягал на права иерархии. Есть догматически закрепленные права иерархии. Мы о них замалчиваем, так как, если бы мы их отрицали, то нас надо бы было выгнать отсюда. Епископы имеют свои права, выражаясь схоластически, свои неотъемлемые права в порядке священнослужения. Синодальный Совет не забыл эти права, он не проектировал Синод без епископов. Зашел спор — назначаются отдельные заседания епископов и смешанные. Есть даже круг дел, исключительно подведомственных епископату. Что же касается верховной власти в церковном управлении, то гордость и красу православия составляет принадлежность высшей власти всей Церкви, а не епископу, как у католиков. Церковь выше и больше иерархии, как обнимающая и иерархию и народ, и в ней миряне — не бесправный элемент. Только вся Церковь — субъект церковной власти. А вся Церковь — во всей ее кафолической, а не соборной только полноте. Слово «кафоличный» значит вообще целостный, а не только соборный. Так, говорят о кафоличности спасения, о кафоличности видимого и невидимого мира, о кафоличности здоровья души и тела. У святого Кирилла Иерусалимского кафолическая Церковь понимается и в смысле вселенской, как обнимающая собой всех людей от конец до конец вселенной (под влиянием бл[аженного] Августина эта территориальная сторона стала исключительной в католичестве), мыслится кафолическая Церковь, во 2-х, у этого святого и в смысле кафоличности своего православного учения, как учащая без недостатка в догматах благочестия, в 3-х), учащая всех, и наконец 4) кафолична Церковь с точки зрения св. Кирилла в смысле кафолической целительницы от всех болезней души и тела, как предохраняющая и врачующая весь благочестивый род человеческий от всякого рода грехов и недугов. Итак, верховная власть — вся Церковь. Собор есть способ выражения голоса Вселенской кафолической Церкви, а не лица или группы лиц. Состав Собора, несмотря на его удачную структуру, не придавал ему авторитета сам по себе. В момент своих действий Собор мыслил себя выражением голоса Церкви. Но последующие Соборы судили предшествовавшие. Авторитет Собора зависел от позднейшего признания его всей Церковью. Были соборы по своему составу вселенские, но получали впоследствии справедливое наименование разбойнических. А II Вселенский Собор, при отсутствии полного представительства Церкви, долго не всеми признавался за Вселенский. Все дело — в качестве соборных решений. Выше Собора стоит Вселенская Церковь. И здесь миряне, по православному учению, не инертная масса, как в католичестве, а живые, взаимодеятельные члены. Это-то и выразил Собор, когда сказал: пусть будет вынесено это дело в народ. Можно, конечно, созвать Собор только из епископов, можно из епископов выбрать некоторых. Но Собор тем лучше, чем полнее он выражает голос той православной Церкви, которая никогда не лишала мирян слова.

Речь Н. Ф. Миклашевского (краткая запись).

Собор этот созван по почину Львова. Я говорил своим избирателям в Новгороде: «Я еду на Собор учиться». Слушая проф[ессора] Лапина, я умилялся душой. Я не канонист. Я говорю слово от души. У нас всех, здесь собравшихся, одна цель — едиными устами и единым сердцем славить Господа Иисуса Христа. Слушая Мищенко, я увидел, что он не расчленил дела, выносившиеся на суд народа, от дел, подлежащих суду епископов. Судя по канонам, миряне не пользовались правом решающего голоса на Соборах. Собравшие нас сюда Львов и т. п. дали нам права епископов. Я предлагаю, призываю Вас отказаться от этого права, изменить Устав Собора, чтобы быть советниками, экспертами епископов. На этом великом Соборе пусть они одни только будут решать. Я говорю о благодати, а не о личностях. Еще раз призываю поддержать предложение в президиум отступить мирянам от роли, права решающего голоса. Мы будем работать только по Отделам. Умоляю, слезно прошу по личным вопросам не выступать. Откажемся от всех личных интересов, споров и идей, ничего общего с православием не имеющих. Преподобный Серафим однажды предложил умереть одной девушке вместо своего друга, и та согласилась. Если нужна жизнь проф[ессора] Лапина или других подобных — нужных людей, то, Господи, возьми мою жизнь (говорит с плачем).

А. Ф. Одарченко. Первая мысль оратора та, что обсуждаемый вопрос — слишком велик и обширен. Фактов, его освещающих, на несколько докладов хватит. Одарченко не делает доклада, а в своем слове хочет обратить внимание членов Отдела на правило, имеющее большое значение в христианской жизни, — на христианскую добродетель смирения. Не следует забывать, что истина открывается в конце концов по воле Божией. «Я открылся не ищущим Меня». Иногда Господь глаголет устами младенцев. Есть три учения: протестантское, католическое и православное. По протестантскому, истина у каждого, потом что в каждом человеке — индивидуальная церковь. Против такого учения лучше митрополита Филарета не скажешь: хорошо, если в душе человека церковь, а если колокольня? Католики указывают истину в папе — ex cathedra. По православному учению, истина — в церковной общине, но не в демократической. По Златоусту, Церковь есть народ в соединении с епископом. Это значит — не простая община. В Послании восточных Патриархов сказано: «у нас хранителем истины — народ»; конечно, народ церковный. Мы, конечно, должны отвергнуть демократические, механические теории о том, что истина в большинстве голосов. Не только философия, но и литература на сцене (например, в пьесе «Доктор Штокман») осмеяли эту мысль. Церковно-исторические факты тоже говорят про нее. Вспомним времена Ария, когда весь мир застонал. Где тогда была истина? В отдельных епископах под водительством Афанасия. В Православной Церкви нет решающего голоса меньшинства и большинства — в епископах и мирянах. Например, на I Вселенском Соборе слово «ομοούσιος» впервые было сказано неизвестным мирянином (как говорят, одним из чиновников Константина) и затем уже было схвачено философом Афанасием Александрийским, а потом уже и целым Собором. Здесь мирянин имел такое же значение, как и епископы. Истина — всегда в Церкви, и рано или поздно всплывет, хотя бы со дна нильской лодки.

Без иерархии, однако, народ не Церковь. Иерархия — столб, вокруг которого вращается вся жизнь Церкви. Иерархия имеет сугубую благодать. Церковь всегда ожидала выяснения истины от епископов. Но абсолютной истины не ожидала Церковь от одного только Собора епископов. Их решения не суть еще решения всей Церкви. Для молодого человека кажется легко решить тот или иной вопрос. Но чем больше с расширением своего опыта мы вникаем в свое знание и решение, тем смиреннее сознаем мизерность своих знаний. Для нас постановления I Вселенского Собора — непреложный закон. Однако для своего времени, при внимательном изучении истории, он является малозначащим. Ведь целый ряд последующих Соборов не признавал его. Вспомним Евсевия Никомидийского, вспомним, как ниспровергались решения этого Собора и назначались епископы. IV Вселенский Собор единогласно был отвергнут собором 500 епископов. Сознание собственного ничтожества, смирение и усердие в соединении с молитвой к Богу — вот, по убеждению Климента, необходимое условие искания истины. Не нравится мне тон в некоторых речах здесь. Не напрасно и прекрасно сказал здесь владыка Гермоген: «Если будем достойны, и если Господь благословит, то и дойдем когда-нибудь до учреждения Патриаршества».

Мы должны, далее, решить вопрос: все ли епископы равны или не равны? По церковным правилам, все епископы одинаковы. Нет епископа над епископами. Патриарх inconcreto есть искажение церковного управления, есть приспособление к политическому. Константинопольский Патриарх — есть следствие цезаризма. Поклонники Патриаршества разочаруются жестоко в его восстановлении. У нас явится несколько Патриархов: в Москве, Киеве, Сибири, Закавказье, быть может, в Петрограде. Если ожидают от него власти, то какая же теперь власть, когда все свободны, когда свобода слова и печати! Теперь уже Патриарх подобно Константинопольскому, не будет сажать в тюрьмы епископов и пытать их. Оратор сам поклонник Патриарха, но идеально-канонического. По 34-му Апостольскому правилу, он не должен ничего делать без согласия других епископов. Власть, или лучше сказать, функция такого Патриарха выражается в организации и объединении воли всех епископов. Если на Патриаршую кафедру попадет личность с характером или высоко гениальная, то такой Патриарх легко вызовет раскол. За это говорит история. Хорошая сторона в Патриаршестве сакральная — благодатная, и если мы будем достойны, как сказал, «единственно в любве — обильном духе», епископ Гермоген, то у нас будет и Патриарх. Главное у нас препятствие к учреждению округов и Патриаршества — отсутствие епархиальных епископов. У нас, в сущности, только митрополиты. Ведь епископ знает всех своих пасомых. Ему принадлежит существенное право вязать и решить: он — совершитель таинства покаяния. Нужно создать епископат. Достигнем этого, достигнем и Патриаршества.

Согласно предложению председателя, собрание членов Отдела ПОСТАНОВЛЯЕТ слушание (записавшихся и не записавшихся) ораторов отложить до следующего заседания Отдела.

Затем предоставляется слово проф[ессору] Завитневичу по личному вопросу.

Завитневич заявляет, что ему по недоразумению навязали здесь мысль об уничтожении личности в Церкви. Напротив, он всегда учил о личности как творческом начале в истории, равно как он постоянно защищал мысль о блестящем разрешении проблемы соединения личности и общества только в Церкви.

Председатель Отдела Епископ Митрофан

Делопроизводители С. Голощапов

А. Петропавловский

ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 220. Л. 26–29 об., 33–45 об. Машинопись. Подлинник. Подписи — автографы.


[1] Так в документе.

[2] Так в документе.