Доклад проф[ессора]-прот[оиерея] И. Галахова в заседании Отдела о церковной дисциплине 12 октября 1917 года
В соборной жизни Церкви не может не обращать на себя внимание одно печальное явление – отсутствие прямого, активного участия <в ней> женщины. Правда, это явление в одинаковой степени было заметно и в жизни государства. И там женщина до последнего времени не имела равноправия с мужчиною в общественной и политической жизни. Но то, что казалось бы существенным для государства, живущего и действующего на основах естественного человеческого права (humani juris), где нередко право силы господствует над силой права, то было бы совершенно неестественно для Церкви, живущей и действующей на основе Божественного права (divini juris), на основании законов Богооткровенного происхождения, Св. Писания, Предания, канонов, правил Соборов и Св. Отец.
Между тем, что же мы видим?
Несмотря на прямые и не допускающие никаких перетолкований слова ап[остола] Павла, что «в Церкви Божией несть мужеский пол, ни женский», – на Соборе нет ни одной женщины, нет ее и в епархиальном управлении, не заметно или очень мало заметно ее участие и в приходской жизни. Женщина отстранена отовсюду. Не участвуя в богослужении по причинам весьма понятным, женщина не принимает никакого участия и в сфере внебогослужебной. Хотя не одна женщина, но и все вообще миряне в последнее время считали себя чуждыми интересам Церкви, предоставляя все духовенству, но отсутствие женщины повсюду, исключая храма и богослужения, было настолько ярким, что едва ли кто будет отвергать это. За женщиной доселе признавалось только одно право: присутствовать за богослужением в храме и молиться. Но ее не было видно нигде: ни в приходских собраниях, ни в каких съездах и комиссиях, и ни в каких церковных должностях.
Спешу оговориться. За последние, можно сказать, дни выходит на службу Церкви кое-где и женщина, допускается и ее участие в жизни Церкви (например, в некоторых епархиях она занимает должность церковного старосты, псаломщика и т. п.), но шаги эти очень редкие, нерешительные, а главное – они никем не санкционированы, так как и вообще у нас соборной санкции не было, а санкция Синода была не всегда последовательною и постоянною.
Как все это могло произойти, в чем причина отстранения женщины от церковных дел?
Здесь я вижу несовершенство нашего религиозного сознания, которое, в свою очередь, явилось следствием несовершенства природы человека. Положительное христианское учение признает права женщины бесспорными. На самой ранней поре призваны к бытию два одинаково разумных и свободных человеческих существа, о которых Библия выражается так: «И сотворил Бог человека по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:27). Слова, не оставляющие сомнения в том, что оба человеческих существа, муж и жена, одинаково созданы по образу Божию, одинаково разумны, свободны, в одинаковой степени призваны к бесконечному идеалу нравственного совершенства. Тут не положено никакого различия, не дано никому преимущества; тут нет ни господина, ни раба, ни высшего, ни низшего. Напротив, что дано одному, то дано и другому, и обоим вместе дано название «человек».
Таким образом, Библия ясно учит, что в намерения Божии не входило унижать женщину или указывать ей второстепенное значение. Не входило в Высочайшие намерения также мужчину возвышать только за то, что он мужчина.
Фактическое унижение женщины произошло впоследствии. Равновесие в отношениях между людьми нарушилось грехом. Фактом непослушания Божьему нравственному закону человек показал, что он желает жить по своему закону, по закону своей физической природы. И вот с тех пор в человеке сильно и властно заговорили законы физической природы, где всякое существо любит, прежде всего, себя самого; заговорили эгоистические инстинкты, забушевали чувственность и плотские страсти. В стихийной борьбе эгоистических и чувственных страстей мужчина, как более сильный физически, естественно, возобладал над женщиной и подчинил ее себе, сделав ее из существа равного – существом низшим, из помощницы – рабыней, из союзницы – врагом. Одним словом, мужчина по отношению к женщине стал пользоваться правом сильного. Об этом именно ненормальном явлении в брачном союзе как последствии греха и сказал Господь согрешившей женщине: «и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт. 3:16). Это есть предсказание будущего неестественного отношения полов: мужчина станет господином над женою своею и будет злоупотреблять своею властью в смысле подчинения женщины себе.
История очень ясно говорит, в чем сказалось это подчинение. Женщина оказалась отстраненною не только от участия в общественной жизни, но и в кругу семьи роль жены и матери сузилась до крайних пределов. Не говоря уже о нравах в языческих семьях, где женщине отводилось значение самки или вьючного животного, не говоря о магометанстве, где женщине не дается никаких серьезных дел, где за нею не признается право даже на равное отправление религиозных обязанностей (женщина, магометанка, не имеет права ходить в мечеть и дома, во время общей молитвы, должна стоять позади мужчины), где забыто положение женщины в будущей жизни (согласно Корану, женщина и в раю будет такой же служанкой мужчины, какою была здесь), не говоря о всем этом, даже в древней иудейской религии унижение женщины было весьма заметным явлением. Правда, В[етхо]заветные писания с уважением говорят об именах Сарры, Ревекки, Рахили, Сепфоры, Деворы, Анны, матери Самуила, Есфири и др., но, с другой стороны, они же высказывают очень строгие суждения о женских недостатках. Прем[удрый] Соломон пишет, что лучше жить на кровле, чем со сварливой женой в просторном доме (Притч. 25:24), а прем[удрый] сын Сирахов заявляет, что тот, кто берет злую жену, хватает скорпиона (Сир. 26: 9-15). Тот же Иисус, сын Сирахов, с особенным негодованием отзывается о женской красоте и считает ее источником всякого зла (там же 9: 2-11), как будто женщина виновата в том, что природа наделяет ее красотою. Нередки обвинения женщины со стороны в[етхо]заветных моралистов в том, что женщина является виновницей совращения мужчины на путь безнравственности и разврата, причем те же писатели очень осторожно обходят вопрос о виновности мужчин.
Неудивительно, если библейская женщина оказалась существом униженным и бесправным даже в семье. По библии, многоженство считается явлением допотопным. Пятый потомок Каина, Ламех, взял себе в супруги двух женщин, Аду и Циллу. Впоследствии многоженство утвердилось до того, что даже и праведники В[етхого] Завета, начиная с Авраама, не считали многоженство явлением греховным и беззаконным. Между тем, унижение женщины ни в чем так ясно не сказывается, как именно в многоженстве. Насколько глубоко укоренилось это унизительное явление в сознании древнего еврейства, видно из того, что даже законодательство Моисея не в силах было восстановить первоначальный Божий Закон – моногамию. Не давая прямого разрешения еврею иметь много жен, оно допускало легкость развода; для мужчины оно развод облегчало, для женщины затрудняло. Допускало, и даже в некоторых случаях обязывало, браки в близких степенях родства. Женщина бездетная лишалась благоволения в глазах мужа и отпускалась на все четыре стороны. В законах, наказывающих разврат, о грехе женщины говорится с большим осуждением, чем о грехе мужчины, и т. д. (Втор. гл. 23-24).
Первоначальный закон равенства полов восстановлен Евангелием. Об этом очень определенно засвидетельствовал Иисус Христос по такому случаю. Однажды к Нему приступили фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? Иисус сказал им в ответ: «Не читали ли вы, что Сотворивший в начале мужчину и женщину сказал: оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей и будут два одной плотью (Быт. 1:27; 2:24). Так что они уже не двое, а одна плоть. Итак, что Он сочетал, человек да не разлучает. Они говорят ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с женою? Иисус сказал им: Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так» (Мф. 19:3-8). Фарисеи думали, что муж может обходиться с женою, как ему угодно: может держать ее при себе, но может и отказать в сожительстве с собою по самому ничтожному поводу. Но такое мнение было в явном противоречии с первоначальным законом Божиим о единобрачии и равенстве полов. Об этой исконной Божией правде и напомнил фарисеям Иисус Христос. В законе Моисея статья о разводе была уступкой жестокосердию мужчины.
Но Евангелие разрушает ходячие взгляды на женщину и обличает фарисейское лицемерие мужчин не только тогда, когда дело касается юридических прав, но и в оценке их нравственности. Ведь известно пристрастие человеческого суда, когда дело касается поведения женщины. Однажды толпа народа из книжников и фарисеев привела к Христу женщину, уличенную в прелюбодеянии. По закону Моисееву таких блудниц полагалось побивать камнями. Толпе врагов Иисуса любопытно было знать, что скажет на это Христос, друг мытарей и грешников. «Учитель, – кричали в толпе, – вот женщина прелюбодейца. Ее по закону надо побить камнями. Ты что на это скажешь?» Но Иисус, не обращая на них внимания, писал в это время перстом Своим по земле. Когда же толпа настойчиво потребовала его ответа, Он сказал: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». И снова, наклонившись, писал что-то на земле. Обличаемые совестью книжники стали уходить один за другим, пока не разошлись все. Остались Иисус и женщина. Подняв голову, Иисус увидел, что никого нет, и спросил: «Женщина, где твои обвинители? Никто не осудил тебя?». Она отвечала: «Никто, Господи». «И Я не осуждаю тебя, – сказал Иисус, – иди, и впредь не греши». (Иоанн. 8:3-11).
Да, христианство не осталось равнодушным к вековому унижению женщины и подвергает одинаковому суду поведение того и другого пола. Как прежде, так и теперь преступление против нравственности мужчине обычно не ставится в особую вину. Пользуясь преимуществами своего пола, мужчина счастливо избегает наказаний за нарушение 7-ой заповеди. Между тем женщина за ту же вину терпит позор и унижение, считается падшей, потому что не может скрыть следов своего преступления. Такое неравномерное отношение к проступкам одного и того же рода есть величайшая несправедливость, которую Евангелие и обличило.
Евангелие не оставляет никаких сомнений в том, что гражданами будущего небесного царства оно считает оба пола без различия и не допускает в этом отношении ни малейших преимуществ мужчины. Когда саддукеи, искушая Христа, спросили Его, чьею женою в будущем веке станет женщина, бывшая последовательною супругою семи братьев (по закону Моисееву это допускается), Господь сказал: «Заблуждаетесь, будущая жизнь совсем не такова, как вы ее представляете. Там не будет ни жен, ни мужей, ни брачных между ними сопряжений, и люди будут жить там подобно ангелам (Мф. 22:23-32). Ясно, что для Царства Божия нет ни мужского пола, ни женского: все одно во Христе Иисусе.
Евангелие ценит в женщине то же, что ценит и в мужчине, и вообще в человеке: не мелочные заботы, не погоню за куском хлеба. Все это второстепенные цели, не главные нужды. Если женщина вся без остатка уходит в хозяйство, экономию, если ее занимают только мелочи жизни, она – так же, как и мужчина, с головой уходящий в политику, – заслуживает только упрека. «Марфа, Марфа, забот у тебя много, – сказал Христос доброй хозяйке, – но одно только нужно». В лице сестры Марфы, Марии, Евангелие указало на другой, желательный тип женщины, ищущей, прежде всего, царствия Божия, способной быть выше житейской прозы, понять истинный смысл жизни. Стало быть, и в женщине Евангелие ищет и ценит человека и с похвалой отзывается о ней, когда видит в ней высшие идеальные стремления.
Но как в Евангелии, так и в учении Апостолов, мы не видим прямых указаний на женское равноправие в общественной жизни. Все, что там говорится о женщине, имеет в виду или богослужебный, или семейный порядок. Так, I Кор. 11:4-16 определяет внешний вид женщины: ей приличны длинные волосы в качестве покрывала. Она не должна украшать себя золотом, серебром и жемчугом (I Петр. 3:1-7). В богослужебных собраниях женщине учительство не предоставлено (I Кор. 14:34-35 и I Тим. 2:8-11). В семье жена повинуется мужу, как Церковь – Христу (Еф. 5:22-24, I Петр. 3:1-7). Но как бы мы ни понимали все эти места, общий принцип, определяющий права женщины в Церкви, установлен прямо и твердо: в Церкви «несть мужеский пол, ни женский» (Гал. 3:28; ср. Кол. 3: 11). Тот же апостол Павел назвал Фиву, диакониссу церкви Кенхрейской, своею помощницею (Римл. 16:1-2); ап[остол] Петр именует женщин сонаследницами благодатной жизни (I Петр. 3:7). Еще более положительно установлен тот же принцип там, где Церковь называется телом Христа (Еф. гл.4), в котором все члены в свою меру служат на пользу целого: женщины такие же члены тела, как и мужчины; тут нет пассивных или активных членов, а если так, то не может быть и речи о том, что женщина в Церкви не имеет прав или имеет меньше. Ибо не может глаз сказать руке: ты мне не надобна. Тело есть лучший пример и конкретный факт принципа или идеи соборности. Когда Церковь собирает Собор, она конкретным образом осуществляет эту идею. Почему же она осуществляет ее так однобоко: собирает только мужчин и отстраняет женщин?
Чему учат история, каноны, св[ятые] отцы? Повсюду полное молчание. Есть указание только у св[ятителя] Златоуста (Беседы 18 т. X, кн. 2 на 2 Посл. к Коринфянам), что при избрании ап[остола] Матфея на место Иуды Петр предложил высказаться всем тут бывшим, мужам и женам. На апостольском Соборе присутствовала братия, но кто – неизвестно. Очень возможно участие и женщин, так как это произошло через 17 лет после избрания Матфея. Каноны решительно ничего не говорят о правах женщин – не подтверждают их и не отрицают. Но ведь те же каноны очень мало говорят о присутствии и роли на соборах мирян вообще. Присутствовавший на вселенских соборах царь (василевс) олицетворял собою весь народ и был единственным представителем мирян. Конечно, женщин на соборах не было, иначе были бы исторические указания; но, с другой стороны, несмотря на запрещение апостола, история ясно говорит о публичном учительстве женщины. Многие из них носят имя равноапостольных: Мария Магдалина, царица Елена, Нина, просветительница Грузии, княгиня Ольга. В житии св[ятой] великомученицы Варвары говорится, что она проповедовала Св[ятую] Троицу рабочим, строившим баню. Ясно, что активное участие женщины в проповедничестве, учительстве Церковью не отвергалось. Но участия <женщины> в соборной жизни Церкви не было. И очень просто, почему: не было для этого повода. Взгляд на женщину был не высок. Её деятельность была только в семье. И никому из женщин и в голову не приходило требовать себе общественных прав.
Почему же Евангелие прямо не говорит о правах женщины? Потому, конечно, что оно говорит о человеке вообще и вовсе не имеет в виду один какой-нибудь пол, мужской или женский. Для царства Божия нет ни мужского пола, ни женского. Гражданином этого царства может сделаться одинаково как мужчина, так и женщина. С этой точки зрения никогда и не будет иметь значение вопрос о женских правах. Он здесь так же неуместен, как неуместен был бы вопрос о правах мужчины над женщиною. Все христиане, мужчины и женщины, – одно во Христе, все – братья и сестры, и если бы кто-нибудь, мужчина или женщина, захотел быть первым, господином, заговорил о своих правах на власть и первенство, тому Евангелие напомнило бы об обязанности служить всем: «Кто хочет быть между вами первым, да будет всем слугою», – и указало бы на пример самого Иисуса Христа, умывшего ноги ученикам (Мф. 23, 11; 20:20-28; Иоанн. 13: 4-15).
Евангелие не говорит, что нужно делать мужчине и что женщине, что лежит на обязанности того и другого пола. Оно не поощряет и не порицает стремлений женщины завоевать себе место в сфере мужского труда и общественной деятельности. Устраивать свой внешний быт Евангелие предоставляет самим людям, лишь бы в основу этого быта не были положены какие-либо унижающие людей условия. Христианский социальный быт народов должен быть утвержден на началах христианской любви, братства и равенства всех перед Богом. Следовательно, в христианском обществе женщина не может быть и не должна быть унижена перед мужчиною, и если бы потребовалось, силою сложившихся социальных, политических и экономических причин, активное участие женщины в делах общественных, с точки зрения христианства к этому не было бы никаких препятствий.
Почему же теперь поднимается этот вопрос?
Этого требуют время и обстоятельства. В последнее десятилетие создалось целое женское движение, явившееся результатом экономических причин, перемены человеческого труда и развития техники. Все, что раньше производилось человеческими руками дома и в семье, стали выделывать машины и станки на фабриках и заводах: ручной труд заменился фабричным. А так как большая часть женского ручного труда – шитье, пряжа, тканье – стала продуктом машинного производства, то масса женщин остались без дела, и спрос на женский труд сократился до минимума. Таким образом, экономический прогресс отразился на материальном положении трудящихся женщин в самом неблагоприятном смысле. Естественно, что женщины, особенно те, которым не выпал жребий замужества, обратили свой взор на некоторые отрасли мужского труда и на мужские профессии чиновников, учителей, администраторов, судей, адвокатов и проч. В голове женщины возникло недоумение: по какому праву одни мужчины ведают дела общественные, занимают должности, хорошо оплачиваемые; почему им одним открыты двери к образованию и ко всем видам общественной службы, создающей материально независимое положение?
Но далеко не одна эта причина вызвала женское недовольство, и не в этом одном выразилось женское движение. В доброе старое время, когда земледельческий труд был одним из главных видов человеческого труда вообще, положение семьи было устойчиво. Каждая семья представляла из себя крепко сплоченную единицу, дружно боровшуюся со стихийными невзгодами. Одиночество и холостая жизнь были редким явлением. Поэтому в прежнее время господствовал взгляд на семейную жизнь как на единственно возможную форму человеческой жизни. Религия еще более скрепила брачные и семейные узы, напоминая о том, что в то время, когда жена в болезнях рождает детей и воспитывает их, муж обязан в поте лица добывать себе и семейству хлеб от земли. Экономическое движение перевернуло вверх дном и это идущее из глубины веков убеждение. Семейный союз от напора новых влияний и течений и новых условий экономической жизни стал терять значение в глазах людей. Хлеб от земли добывать в поте лица не нужно, его можно заработать на фабрике или заводе более легким способом, а чтобы не голодать, нужно жить одному и не жениться. Жить одному удобнее, легче, дешевле: холостая жизнь более свободна, заманчива во всех отношениях. Одна голова не бедна, а бедна, так одна. И вот с переменой человеческого труда оторвавшись от земли и придя в город на фабрику или завод, мужчина стал предпочитать холостую жизнь. Количество холостяков с каждым годом стало увеличиваться.
Разумеется, сам по себе факт холостой жизни многих современных мужчин не представлял бы никакого интереса и не вел бы ни к каким осложняющим жизнь вопросам, если бы при этом не страдала другая половина человеческого рода. Каждый холостой мужчина обрекает на незамужество женщину, и от количества вечных холостяков зависит количество вечных девиц. Апостол Павел говорит только о замужних и вдовицах. Девицы в его время не оставались без брака. Но в наше время многим девицам судьба отказывает в семье по независимым от них причинам и даже против их воли. Поэтому им нужно так или иначе устраивать свою незамужнюю судьбу, обеспечить себя на всю жизнь таким или иным трудом. Но где же искать его, как не там, где зарабатывает свое содержание мужчина? Современной женщине поневоле приходится вступать в конкуренцию с мужчиной, чтобы обеспечить себе экономическую независимость.
Зная все эти причины женского движения, что могли бы иметь Церковь и христианство против этого движения? Ведь женщина не своею волею увлекается им, не добровольно бросает семью, материнство, роль хозяйки дома. Ее к этому вынуждают обстоятельства, от неё совершенно независящие. Если вопрос о браке, по доселе действовавшим условиям социального быта, всецело принадлежит инициативе только мужчины, то, естественно, что женщина во многих уродливых и безнравственных явлениях, от этого происходящих, является стороною совершенно безответственною. В совершенно другом положении по отношению к вопросу о браке и семье явилась бы женщина в том случае, если бы она получила полную экономическую независимость от мужчины. Тогда она была бы совершенно свободна избирать себе брачную и безбрачную жизнь, и под этим только условием она явилась бы, наравне с мужчиною, стороной одинаково ответственной за все аномалии современного семейного быта. А если этого нет, то у кого же поднимется рука, чтобы кинуть камень осуждения в нынешнюю женщину, экономически порабощенную мужчине и от него всецело зависящую в вопросах о браке или безбрачии? И у кого хватит смелости осудить женщину в ее стремлениях к полноправию в общественной жизни? Я полагаю, Церковь должна была бы призвать Божие благословение на успех в подобном стремлении женщины-человека отвоевать себе независимость.
Но в женском движении есть момент очень опасный, угрожающий, когда женщина, вслед за мужчиной, начинает переоценивать и преувеличивать роль экономических факторов, от которых, по учению социализма, зависит вся человеческая жизнь. Если женщина в своих справедливых исканиях свободы и равноправия вступит на путь отрицания христианских идеалов, надежд и чаяний и всецело примкнет к новому, социалистическому миропониманию, это будет истинным несчастьем для всего человечества, полным его духовным банкротством. Социалистические принципы известны: все они сводятся к признанию того спорного и никем не доказанного факта, что не идеи управляют жизнью, а сама жизнь управляет идеями, иначе говоря – история человечества слагается под влиянием экономических мотивов, а не религиозных или нравственных. Последние вырабатываются жизнью, идут позади нее, а не впереди. Социализм исповедует ту истину, что в основе всех человеческих стремлений лежит кусок хлеба, а не Царство Божие. Все нравственные доктрины имеют, так сказать, экономическое происхождение, поэтому и повиноваться им человек должен только до тех пор, пока жизнь их не устранила. Такова идеология новейшего экономического материализма, до основания разрушающая прежний семейный быт, сложившийся веками под влиянием высоких требований христианской религии.
Практические последствия такого учения не замедлили обнаружиться. Много молодых людей оставляют мысль о законном браке, предпочитая временное, случайное сожительство с женщинами. Безнравственность развивается широкою волною; проституция принимает угрожающие размеры, особенно в столицах и крупных центрах. В селах и деревнях, как на западе, так и у нас, где сохранилось уважение к законному браку, нравственность еще не пала, и женщина осталась помощницей мужа, матерью детей, хозяйкой семьи. Но чем крупнее центр, чем больше в нем фабрик и заводов, чем больше в нем людей, усвоивших новые взгляды на мораль, тем больше в нем явлений проституции и внебрачных, случайных сожительств. С другой стороны, под влиянием тех же новых взглядов существующие браки стали терять устойчивость: умножаются разводы, супружеские измены делаются почти заурядным явлением.
Всего печальнее то, что в ниспровержении старых религиозно-нравственных устоев за мужчинами потянулись и женщины, в которых лежит все будущее человечество. Женское движение, к великому несчастью, в значительной мере впитало в себя эту неприглядную струю современного аморализма. Замечая кругом себя полное пренебрежение к нравственным требованиям, видя в большинстве мужчин не мужей, не отцов семейств, а явных и тайных развратников, глубоких эгоистов, одиноких или бросивших свои семьи на произвол судьбы, женщина сама заразилась в этой атмосфере, не хочет замужества, не желает материнства, указанного ей самой природой. Понятно, если женское движение отольется в такие уродливые формы, на почве такой свободы могут вырасти такие плоды полной нравственной прострации, перед которыми все недостатки прежнего семейного быта, все женское бесправие и унижение покажутся злом не очень значительным. А есть уже грозные признаки этого. Укажу на одно из них – аборт, широко практикующийся в последнее время. В больших городах практика истребления плода, искусственный выкидыш производится десятками тысяч; замужние женщины и девицы прибегают к нему по 12-му, даже по 15-му разу (доклад женщины-врача в университетской клинике в Томске). И что всего хуже, на этот путь женщина призывается открыто. Прежде аборт был деянием уголовно наказуемым, теперь его стараются легализировать, пишутся на эту темы доклады.
Первый такой доклад был прочитан в Петрограде в 1913 г. женщиной-врачом (еврейкой) на Пироговском съезде, затем и в Томске врачом Соломиным 6 ноября того же года, на них теперь ссылаются адвокаты в судебных процессах.
Явление грозное, вопиющее к небу. Для борьбы с ним, для объяснения, как самого явления, так и его причин нужно бы являться грозным пророкам, вроде Предтечи, Илии. А у нас что происходит? Церковь молчит, решительно ничем не реагирует на это Иродово побоище внутриутробных младенцев, будущих людей. Ни в проповедях, ни даже в духовных журналах на эту тему не написано ни строчки. Мы как будто нарочно закрываем глаза на это вопиющее зло: как будто оно не задевает самых основ религии, нравственности, семьи, Церкви, государства. Отчего? Это отчасти объясняется общею инертностью нашей церковной жизни, но больше всего тем, что женщине в Церкви не было дано надлежащего места. Ведь вопросы касающиеся брака, рождения, аборта, наконец, ближе всего касаются женщины. Но безгласная и бесправная в Церкви, что она могла до сих пор сделать? Как она могла противодействовать этому злу?
Я указал бы еще на одно явление, о котором женщине нужно бы давно кричать в Церкви во всеуслышание. Разумею это ужаснейшее общественное зло – проституцию. В христианских городах со множеством храмов существуют целые кварталы, улицы, занимающиеся торговлею живым телом. Позорнейшее явление христианства, с которым Церковь никогда и нигде не выступала в открытую борьбу, и опять же потому, что отстранена была от участия в борьбе с этим общественным злом женщина, которой оно ближе всего касается.
В результате женского движения стремление женщины к равноправию в настоящее время получает полное осуществление. Пред нею государство открыло двери всех высших учебных заведений, не исключая технических. Этим самым женщина фактически вступает на арену общественной жизни, допускается ко всем видам человеческого труда. Наконец, указом Временного Правительства ей даровано активное и пассивное избирательное право при выборах в Учредительное Собрание и тем самым предоставлено право участия в самом Учредительном Собрании. Таким образом, государство фактически открыло женщине дорогу ко всем видам государственной службы.
Так поступило государство, учреждение человеческое, покоящееся на основах естественного права. Как же дело обстоит в Церкви, в этом божественном учреждении, где «несть мужеский пол, ни женский»? Я сказал уже, что в этом вопросе доселе какая-то неясность, колебание, двусмысленность. Съезд духовенства и мирян, бывший в июне с[его] г[ода], допустил женщину в свою среду, но с правом совещательного голоса. По местам, в епархиях и приходах, полное разногласие. В некоторых епархиях преосвященные допускают женщину к занятию должности церковного старосты, к исправлению должности псаломщика, в других – нет. При выборах на Собор женщина получила только активное избирательное право, но не пассивное, вследствие чего не могла попасть даже на благочинническое собрание и дальше прихода не пошла.
Какие же возражения могли бы быть приведены в пользу такого ограничения прав женщины? Если видеть их в учении апостольском, то мы нашли уже, что все суждения апостолов по этому предмету касаются богослужебного порядка или семейного, причем апостол Павел, говоря, например, о женских волосах, прибавляет: «Если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая» (I Кор. 11:16), а запрещая женщине учить в церкви, ссылается на простое неприличие: «неприлично жене говорить в церкви» (I Кор. 14:35). Указывают на каноны, но ведь в них нет прямых указаний на участие мирян вообще и их роли на соборах.
Итак, прямых запрещений нет нигде – ни в Писании, ни в предании, ни в канонах.
Я бы даже так сказал: дух и смысл Божественного Писания – Евангелия и Апостольских Посланий – за то, чтобы женщина принимала прямое, непосредственное участие в жизни Церкви.
Каноны об этом молчат, но если в них нет разрешения, то нет и запрещения.
История Церкви прежде и теперь определенно говорит о том, что не одними семейными, материальными обязанностями ограничивалась женщина, но часто вступала на поприще общественного служения Церкви, и многие из них стяжали даже титул равноапостольских жен.
А если так, то бывшую доселе практику устранения женщины <из жизни Церкви> благовременно отменить и установить другую, именно:
1) Предоставить женщине наравне со всеми мужчинами право непосредственного участия на соборах (активное и пассивное избирательное право).
2) Право активного участия в соборной жизни Церкви, в делах управления, суда, церковного хозяйства и
3) Право несения всех низших церковно-служительских должностей и званий, кроме иерархических.
Проф[ессор] прот[оиерей] И. Галахов
1917, 20 окт[ября]
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 316. Л. 73-82. Машинопись. Подлинник. Подписи присутствуют.