22 сентября 1917 г.,
Заседание происходило в малом зале епархиального дома под председательством преосвященного архиепископа Кишиневского Анастасия, в присутствии 33 членов Отдела, список коих при сем прилагается. Заседание началось в 5 час[ов] вечера.
По открытии заседания и по заслушании и утверждении протокола заседания 15 сентября с. г., высокопреосвященный председатель коснулся времени заседания Отдела и указал на то, что опыт перенесения заседания со вторника на среду 20 сентября оказался неудачным, так как вечернее заседание этого дня было занято Епископским Совещанием, да и в будущем едва ли сулит большую удачу, так как вообще предположено предоставить это время для совещаний соборного епископата. Таким образом предстоит обсудить вопрос — остаться ли при прежнем порядке заседаний по расписанию или быть может целесообразнее пожертвовать одним заседанием и остаться лишь при одном заседании в неделю. В таком случае необходимо обсудить, выполнимы ли задания Отдела при одном заседании в неделю, так как до настоящего времени мы не сдвинулись с места и далее обсуждения первого пункта основных положений не пошли. В частности, что касается вторника утреннего заседания, то он за нами. Главный пункт Отдела о высшем церковном управлении, совпадающего в своем заседании с нашим Отделом по вторникам утром, прошел: вопрос о Патриаршестве решен, и быть может следующие совпадения наших заседаний не будут так сильно отвлекать членов нашего Отдела.
И. М. Покровский находит однако же, что и следующие вопросы в Отделе о высшем церковном управлении — о составе Синода очень жизненны и едва ли будут предметом меньшего внимания, так что на это он не возлагает упования, но с другой стороны он не может не указать, что ведется в порядке частной инициативы новое расписание заседаний Отделов, которое будет представлено на уважение Собора. В настоящее же время, при совпадении заседаний Отделов у него, как вероятно и у других членов, получается впечатление каких-то обрывков: в один Отдел придешь к голосованию, в другом Отделе приходится возвращаться к повторению ранее сказанного. Упорядочить это дело хотя и трудно, но нужно. Кажется, предположено наметить Отделы первоочередные и вести в них работу за счет второочередных.
Председатель подтверждает, что и в Епископском Совещании также обсуждался вопрос о неудобствах совмещения заседаний. В числе других проектов для устранения этих неудобств намечено разделение Отделов на более важные, первоочередные и второочередные. Наш Отдел не поставлен в числе второстепенных, но тем не менее меня спрашивали, не соглашусь ли хотя бы на первое время ограничиться одним заседанием в неделю. Завтра будет рассматриваться этот вопрос, и мне желательно было бы знать мнение членов Отдела относительно того, возможно ли пожертвовать заседанием по вторникам.
[] Савин указывает, что Отдел о личном составе в настоящее время закончил свои занятия, и вечерние часы по вторникам в комнате № 2 освободились; этим помещением и можно было бы воспользоваться для заседаний Отделов по вторникам вечером.
М. А. Семенов предложил впредь до выработки нового распределения заседаний Отделов прекратить прения по этому вопросу, чтобы не тратить, как в прошлый раз, время.
М. И. Арефьев присоединяется к мнению М. А. Семенова.
М. А. Дьяконов, обращая внимание, что для решения основных положений о церковном имуществе и хозяйстве для нашего Отдела нужны юристы, рекомендует сообразовать распределения занятий нашего Отдела с свободным временем юристов.
В. <И>. Криницкий указывает, что предстоят три праздника 24, 25 и 26 сентября, и нужно использовать эти праздники для занятий XVI Отдела.
Архимандрит Матфей спрашивает председателя, не поднимался ли вопрос о трех очередях; если бы начинать занятия в Отделах в 9 часов утра, то можно было бы устроить в день три заседания: с 9 до 12 утра и с 5 до 8 ½ дня главных Отделов и с 12 до 2 ½ ч[асов] дня второстепенных, выражая сомнение в полезности долгосрочных заседаний.
Председатель, отвечая архимандриту Матфею, указывает, что такой вопрос поднимался, но отвергнут, в виду дальности расстояния от места пребывания некоторых архиереев.
Поставленный на голосование вопрос, склоняется ли Отдел к одному заседанию в неделю, или желает по-прежнему иметь два заседания в неделю, члены Отдела единогласно высказываются за сохранение двух заседаний в неделю.
Далее, высокопреосвященный председатель, напоминая, что в предшествующем заседании Отдела образована Комиссия, или правильнее Подотдел, для выяснения источников, на которые можно было бы отнести содержание Церкви и ее многоразличных учреждений, и что в состав этого Подотдела намечено ядро лиц с правом кооптации по его усмотрению, сведущих лиц, с своей стороны предлагает в состав этого Подотдела двух наместников лавр: Свято-Троицкой, архимандрита Кронида и Киево-Печерской, архимандрита Амвросия, которые и вошли в состав Подотдела.
И. М. Покровский замечает, что комиссия еще не собиралась и указывает, что не избран председатель Комиссии, который взял бы на себя инициативу назначения первого заседания.
Высокопреосвященный председатель в ответ на это указывает, что в данном случае необходимо руководствоваться общим нашим принципом, по которому старейший иерарх, в данном случае епископ Калужский Феофан, должен взять на себя инициативу созыва первого заседания Подотдела.
При этом высокопреосвященный Анастасий оглашает, что в Отдел поступил письменный доклад бывшего податного инспектора и члена Государственной думы 3-го созыва Аппол[она] Вас[ильевича] Еропкина о церковном хозяйстве, и что доклад этот, по его мнению, подлежит передаче на рассмотрение и заключение Подотдела.
Переходя затем к осуществлению намеченного в предшествующем заседании плана работ, высокопреосвященный председатель говорит, что первым на очереди по этому плану стоит предложение М. А. Семенова об избрании представителя от Поместного Собора Русской Православной Церкви для защиты пред правительством имущественных и прочих прав Церкви. Но так как сам инициатор предложения снимает этот вопрос с обсуждения, ибо предполагает внести его за подписью 30 членов на обсуждение пленарного заседания Соборной палаты, то председатель полагает считать вопрос исчерпанным и предлагает перейти к заслушанию доклада С. М. Раевского об юридической природе церковного имущества.
С. М. Раевский, приступая к изложению доклада, просит смотреть на этот доклад не как на лекцию, прочитанную профессором М. А. Остроумовым о канонической природе церковного имущества, а как на попытку поделиться позаимствованными из капитального труда известного цивилиста, К. П. Победоносцева «Курс гражданского права» выдержками, касающимися определения права собственности вообще и церковной в частности. Под влиянием услышанных на лекции М. А. Остроумова и в Отд[еле] XVI юридических терминов, С. М. Раевский перенесся воспоминаниями в свои студенческие годы, когда он впервые услышал эти юридические термины и вот, чтобы себя проконтролировать и возобновить в памяти прошлое, он приобрел экземпляр «Курса гражданского права» Победоносцева, так как считает, что личность этого знаменитого цивилиста в истории и кодификации права исключительная и может быть поставлена рядом с другим не менее знаменитым систематизатором права Сперанским, составителем нашего Свода Законов. К сожалению Победоносцев не докончил своего знаменитого труда. С. М. Раевский снова оговаривается, что он не будет делать доклада об юридической природе права собственности вообще, а лишь предложит вниманию Отдела те или иные выдержки по этому вопросу только из одного труда Победоносцева и полагает, что эти выдержки в связи с изложенным профессором М. А. Остроумовым помогут разобраться в сложной и трудной работе Отдела.
Переходя затем к чтению этих выдержек, С. М. Раевский сначала останавливается на определении понятия собственности на землю, затем переходит к вещному праву (латин. res, греч. …), причем в праве собственности устанавливает три элемента: 1 владения (jus utendi), 2 пользования (jus truendi) и 3 распоряжения (jus abutendi). Эти три элемента он иллюстрирует взятым из упомянутого труда Победоносцева примером картины. Картина, как художественное произведение, находясь в квартире собственника и служа источником его эстетического наслаждения, в этой своей стадии является его правом владения (jus utendi). Та же картина, открытая для обозрения публики за плату, есть его право пользования (jus truendi). И, наконец, эта же картина может быть продана или пожертвована в музей, в этой своей последней стадии она есть право распоряжения — (jus abutendi).
После этого докладчик переходит к ограничительному праву собственности как по субъекту, так и по объекту и читает соответствующие по сему предмету выдержки.
На предложение председателя держаться общих юридических норм, могущих иметь отношение к нашим основным положениям о церковном имуществе и не вдаваться в детали, не касающиеся этих основных положений, С. М. Раевский говорит, что общие нормы вытекают из вышеприведенного определения права собственности и что в широком полном смысле согласно этим нормам, собственником церковн[ого] имущества является вся Церковь в своей совокупности, и что только ей, как таковой, принадлежит право и владения, и пользования, и распоряжения. Отдельным же частям Церкви, ее установлениям принадлежит лишь ограничительное право собственности: только владения, или только пользования, или только распоряжения, либо в той или иной комбинации этих элементов. Согласно этому, собственность скорее должна быть приурочена Церкви сверху, ее высшему органу, а достояние — низшим ее органам. В заключение С. М. Раевский указывает, что он будет удовлетворен, если в дальнейших работах в определении субъекта имущественного права Церкви Отдел будет исходить от указанного права собственности.
Преосвященный Анатолий, епископ Томский указывает, что в курсе Церковного права Суворова собственником церковного имущества считается вся Всероссийская Церковь. Представителем ее является Св. Синод, но не в полной власти: некоторые вопросы должны восходить на Высочайшее имя. Думается, что и не следует сходить с этой точки зрения. Далее преосвященный Анатолий по второму пункту основных положений находит, что Собор не должен быть распорядителем церковного имущества; он только устанавливает нормы, а распоряжается исполнительный орган. Однако же устанавливаемые Собором нормы или вынесенные им другие постановления суть окончательные, не нуждающиеся в утверждении, или кто-нибудь их должен утверждать? По этому поводу преосвященный Анатолий ставит докладчику два вопроса: 1 кто будет утверждать те церковные постановления, которые ранее утверждал Государь и 2 некоторое церковное имущество: святыни, соборы, лавры — не только имущество Церкви, но и государства, памятники старины, предметы науки, предметы ведения не только церковного, но и государственного ведомства. В случае желания их отчудить, кто имеет на это право?
Высокопреосвященный председатель предлагает не уклоняться в сторону, а оставаться в области обсуждения основных положений, в противном случает такие обсуждения получат беспочвенный характер, и при этом читает первый пункт основных положений о церковном имуществе.
М. И. Арефьев заявляет, что А. А. Осецкий изменяет первую статью основных положений: термин достояние заменяет в ней термином собственность. Мною указано было уже, что будет много недоразумений. Кто субъект права собственности? Я не могу согласиться с преосвященным Анатолием, что собственником является вся Церковь, а распорядителем собственности является Св. Синод. Наше законодательство не говорит, чтобы распорядителем церковного имущества был Св. Синод. Это право имущественное принадлежит установлениям: церквам, монастырям, архиерейским домам. Это право — институтное. Эти установления — юридические лица и собственники, а не Св. Синод. Юридическое лицо ясно определяется, а затем уже распорядителем имущества являются представители, стоящие во главе. Кто является собственниками свечных заводов? Свечные заводы не принадлежат епархии, ибо гражданский закон не знает такого юридического лица.
Преосвященный Анатолий указывает, что храм Христа Спасителя в Москве, находящийся в ведении Министерства внутренних дел, принадлежит государству. Св. Синод не был юридическим лицом общецерковного имущества. Св. Синод, поскольку он распоряжается, составляет часть государственного управления. При разрешении имущественного вопроса нам лучше выходить из действующего закона, необходимо только установить нормы.
М. А. Дьяконов разъясняет, что действующий закон не дает права считать Церковь собственником имущества. Но А. А. Осецкий этого не говорит, он предлагает ломку всего имущественного строя Церкви. Право единоличной собственности, право институтное отдельных установлений ломается, и право собственности усвояется всей Церкви. Что же касается отдельных установлений, то их право ограничивается распоряжением. Св. Синод прекращает свое государственное существование. Если мы будем говорить о действующем законодательстве, мы не сдвинемся. Нам нужно решить вопрос, пойдем ли мы по старому пути, или по новому.
С. М. Раевский, отвечая преосвященному Анатолию, говорит, что все постановления церковные пойдут на утверждение Собора, и это совершенно не зависит от того, будет ли сожительство Церкви и государства или нет. Не утверждение константинопольских Императоров придавало и придает силу постановлениям Соборов, а общее церковное сознание, обязательное и для православного сознания.
По второму вопросу преосвященного Анатолия С. М. Раевский говорит, что собственность не зависит от лица постороннего, но при приобретении или отчуждении он должен обращаться к гражданским установлениям.
И. М. Покровский указывает, что здесь присутствуют три свидетеля предсоборных работ, могущие подтвердить, как вырабатывались особые положения о церковном имуществе: М. А. Дьяконов, Н. Ф. Шенец и сам оратор, профес[сор] И. М. Покровский. В работах Предсоборного Совета принимали участие юристы, теоретики и практики. Оратор был хорошо знаком с историей церковного имущества, но с правовой его стороной он не был знаком и эту сторону понял только на Предсоборном Совете чрез юридическое освещение теоретиков и практиков юристов. Тут он понял, что Русская Православная Церковь и Св. Синод не были собственниками церковного имущества, они не имели права вчинять исков. Собственниками были установления: церкви, монастыри и архиерейские дома. Эти установления названы в законе поименно, а затем уже сказано, что и другие установления (духовно-учебные заведения) от себя могут вчинять иски, консистория может вчинять иски только на то имущество, которое ей принадлежит, если же консистория ввяжется в дело по имуществу, принадлежащему другому установлению, то дела не выиграет, а проиграет. К. И. Высоцкий, товарищ прокурора Сената, чрез руки которого проходят все имущественные дела Церкви, нам свидетельствовал, что дела проигрывались только потому, что выступало не то лицо, которое обязано было выступить по закону. Наше церковное право неопределенно, но и сама власть церковная не понимала, кто собственник имущества. С исторической точки зрения Церковь должна быть собственником, но с юридической точки зрения Церковь находится в иной организации. Нужно выработать новые начала и конструировать всю имущественную систему Церкви. Имущественные права переходят к Церкви, но будет ли она собственником? Не будет. Наши церковные установления будут приобретать. Приход будет выразителем не только духовных, но и мирских начал. Если будет приход собственников, то не будет им Церковь, ибо не может быть двух собственником. Мы и подходим к тому тупику, который стоит во главе основных положений. Я бы присоединился к определению, сделанному в первом пункте. Наша беда в том, что мы попадаем в заколдованный круг. Достояние — понятие не юридическое, оно указывает на целесообразность, заинтересованность. Аналогию мы найдем в майорате. По майоратному владению наследует старший в роде, но все, принадлежащие к роду, интересуются имуществом, ибо старший в роде может и умереть, а владение не должно уйти из рода. Все заинтересованы, чтобы оно не было отчуждено. Термин достояние как бы указывает, что вся Церковь заинтересована во всем церковном имуществе. Нужно, чтобы Высший Церковный Совет получил право юридического лица, чтобы он имел право защиты общественного имущества. Возьмем Исаакиевск[ий] собор. Одно отопление его стоит 15 т[ысяч] рублей. Наше безрелигиозное правительство откажется от собора и предложит Церкви взять себе собор. Что же из него получится? Музей, ибо служить в нем нельзя будет. Он будет общим достоянием Церкви, и Синод или Высший Церковный Совет, имея право защиты общей собственности Церкви, установит обложение на отопление собора. Попав в заколдованный круг, мы по 6 часов бились, вырабатывая основные положения.
М. И. Арефьев говорит, что, насколько он знает, ни одна церковь в мире не является субъектом права собственности, и нигде закон не усвояет этого права ей в целом. На это с мест ему отвечают указанием на Католическую церковь на Западе и Армяно-Григорианскую у нас, причем относительно последней добавляют, что это ее право внесено в Свод Законов.
Н. Ф. Шенец говорит, что
ссылка на то, что предложенный Предсоборным Советом первый пункт основных
положений явился результатом длительного и усидчивого труда теоретиков и
практиков юристов, нисколько для нас не должна быть убедительною и не должна
освобождать нас от собственного труда и попытки обсуждения этого пункта с
исчерпывающей полнотою, так как этот пункт является кардинальным, и от такого
или иного его разрешения зависит и вся конструкция имущественного положения
Русской Православной Церкви. Не беда, если в этой попытке мы иногда встретимся
с некоторыми юридическими противоречиями или даже безграмотностью. Пока Св.
Синод был частью государственного управления, он силою своего государственного
авторитета ограждал нередко имущественные права Церкви, несмотря иногда на
юридическую малограмотность его властей. С лишением высшего церковного
учреждения значения государственного учреждения Церкви самой нужно подумать о
своем самоопределении, самой позаботиться о выработке своего имущественного
правосознания и притом так, чтобы это самосознание было не только внутренним,
направляющимся на внутреннюю свою природу, духовную свою жизнь, проявляясь во
вне лишь в форме круговой поруки, но чтобы это правосознание нашло свое
выражение в особых юридических, хотя бы и новых, нормах, соответствующих этому
правосознанию и не отпирающихся на общепризнанных нормах римского права.
Для этого нам нужно еще серьезно и, быть может, много поработать, и это наша
обязанность пред общею нашею матерью — Церковью.
Далее М. А. Дьяконов заявляет, что в принесенном им письменном дополнительном докладе отсутствующего А. А. Осецкого имеются данные, касающиеся рассматриваемого вопроса. Выражается пожелание выслушать этот доклад, но предварительно делается перерыв на 10 минут.
После перерыва читается нижеследующий доклад А. А. Осецкого.
В дополнение к тому, что мною сказано относительно происхождения имущественных прав Церкви, считаю долгом остановить внимание Отдела на одном месте книги Деяний Апостольских, где впервые говорится о церковном имуществе, как составляющем общую собственность Церкви. Вот это место: «Все верующие во времена апостолов были вместе и имели все общее (… — все решительно …) и продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2, 44, 45).
Из этого свидетельства книги Деяний усматривается, что происхождение церковного имущества связано не с сакраментальной стороной христианства, а с социальным устройством Церкви, как определенной организации, действующей в условиях земного существования и отвечающей на жизненные потребности ее членов. Сказано, что общее церковное имущество разделялось по нужде каждого, вследствие чего «не было между ними никого нуждающегося» (Деян. 4, 34). Таким образом, имущественная правоспособность Церкви, свойственная ей, как живому сознательному организму с волевыми устремлениями, исчерпывает всю совокупность нужд членов Церкви, включая сюда и житейские потребности в той мере, конечно, в какой удовлетворение этих потребностей содействует основному назначению Церкви, как богоучрежденного института спасения.
Осуществление имущественной правоспособности Церкви в таком широком масштабе мыслимо лишь при том условии, если церковное имущество будет предметом общего внимания, общего распоряжения, так как только сознание всего церковного общества может правильно определить потребности каждого отдельного члена Церкви и дать этим потребностям соответствующее удовлетворение. Здесь мы встречаемся с принципом Церкви как крайнего судьи в сфере церковных отношений (Мф. 18, 15–17) и в рассматриваемом месте книги Деяний Апостольских можем усмотреть частичное осуществление этого принципа в отношении церковного имущества. Прежде всего книгою Деяний устанавливается, что церковное имущество, во времена апостолов было общим: «все у них было общее». Таким образом, то определение церковного имущества, какое я предлагаю принять в формуле: «имущество русских православных учреждений есть общая собственность всей Русской Православной Церкви», не представляет чего-либо нового, а является восстановлением апостольской старины.
Будучи общим и не поступая в чье-либо частное владение, церковное имущество было, по крайней мере на первых порах, предметом общего распоряжения. Утверждение проф[ессора] М. А. Остроумова, что происхождение имущественной правоспособности Церкви связано <с> сакраментальной стороной христианства, может привести к выводу, которого М. А. Остроумов не сделал, но который, очевидно, имелся в виду теми, кто указывал на практику Америки, где церковные имущества укрепляются за епископом. Вывод этот можно формулировать в положении: «Церковное имущество, жертвуемое епископу как совершителю таинств, составляет собственность епископа, как предстоятеля Церкви». Такой формулы, повторяю, не выражено, но она возможна. Поэтому я считаю необходимым на ней остановиться и осветить ее апостольской практикой. В книге Деяний сказано, что верующие того времени продавали имения и всякую собственность и разделяли всем. О приношении его в виде жертвы апостолам пока не говорится. Сказано только: верующие имели все общее и разделяли, как видно, общим разумом, общим голосом, так как о нарочитых разделителях церковного имущества в данном месте книги Деяний (2, 45) ничего не говорится. Здесь, таким образом, мы видим применение учения Христа о Церкви, как крайнем судии в самой первичной и простой форме этого применения. Разделяли общее церковное имущество всем миром.
В порядке последовательного чтения книги Деяний Апостольских можно видеть, что этот первичный способ получений и разделений церковных имущественных благ был заменен новым: «Все у них было общее; которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем он имел нужду» (Деян. 4; 32, 34, 35). Принцип общности церковного имущества остался прежним (4; 32), но обращение частного имущества (земли и домов) приобретает оттенок жертвы, приношения не всей Церкви, а определенным, так сказать, должностным лицам с иерархическими правами. Здесь повествование Деяний приближает нас к положению проф[ессора] М. А. Остроумова, но вместе с тем и отдаляет нас от тех выводов, какие можно сделать из сакраментальной сущности церковных имуществ. Как было уже сказано, и в данный момент истории церковное имущество, хотя и повергалось к ногам апостолов в знак предоставления его в безотчетное их распоряжение, хотя и делилось при их непосредственном участии (Деян. 6; 2 указание на участие апостолов в служении трапезам), однако процесс распределения имущественных благ осуществлялся все-таки общим разумом Церкви, а не единоличным волеизъявлением апостолов, ибо сказано, что «каждому давалось (…) в чем кто имел нужду», а не давали те, к ногам которых имущество полагалось.
Следуя дальнейшему повествованию дееписателя, мы убеждаемся, что и эта степень участия апостолов в распоряжении церковным имуществом была признана не только неудобной, но положительно несовместимой с апостольским служением и признана не кем иным, а самими апостолами. Когда при распределении материальных благ между вдовицами было обнаружено роптание эллинов к евреям, апостолы заявили: «Не хорошо (… — не угодно) нам, оставивши слово Божие, служить трапезам» (Деян. 6; 2).
Итак, по указанию апостолов, служение трапезам, т. е. церковно-хозяйственные функции, не связано органически с апостольским достоинством, но и положительно несовместимо с ним, так как заставляет забывать, оставлять Слово Божие. Едва ли найдется более яркое место в христианской литературе, где бы с такой отчетливостью выражалась антитеза церковно-хозяйственных функций достоинству епископского служения, и где бы епископы, подобно апостолам сами отрекались от этих функций во имя служения Слову. Наоборот: эволюция рассматриваемого вопроса в канонических постановлениях свидетельствует об обратных стремлениях епископата — к захвату единоличного права распоряжаться церковным имуществом. Появляется первый закон, закрепляющий эти домогательства, в форме апостольского, хотя несомненно не апостольского происхождения, правила: «Повелением Епископу иметь власть над церковным имуществом» (Апост[ольское правило] 41). Если мы примем во внимание, что всякий закон по существу своему есть утверждение одного порядка и молчаливое отрицание другого, противоположного, если вспомним отношение св. апостолов к церковно-хозяйственным функциям, то не в праве ли мы видеть в 41 Апост[ольском] правиле победителей — епископов над другим течением, которое хотя и питалось евангельскими соками, но оказалось слабым в данный момент?
Впрочем, это последнее течение не умерло под давлением закона. Из года в год, из столетия в столетие, оно подтачивало закон победителей. И вот начинаются уступки конституционного характера. Появляются описи церковного имущества (Карф[агенского] 42) в ограничение епископской безотчетности, контроль в форме осведомления окружающих епископа пресвитеров и диаконов (Антиох[ийского] 24), учреждение должности эконома, дабы не падало нарекания на священство (IV Всел[енского] 26). Видите, как постепенно идет поворот к старому апостольскому порядку, когда церковное имущество было общей собственностью, предметом общего ведения и распоряжения. Этот порядок и восстанавливается предлагаемой вашему вниманию формулой: «Имущество русских православных учреждений есть общая собственность всей Русской Православной Церкви».
Эта же мысль, но в более слабой степени, выражена в формуле П. И. Астрова, принятой Предсоборным Советом, и в формуле С. А. Котляревского, составляющей вариант формулы П. И. Астрова. Разница между моей формулой и этими последними в терминах: я предлагаю назвать церковное имущество собственностью Церкви, а П. И. Астров и С. А. Котляревский — достоянием. Обращаясь к терминологии канонической, я обязуюсь доложить, что термина «достояние (κληρονομία)» в канонах греческих не имеется. В квазиславянском переводе Книги Правил синодального издания 1914 г. этим термином переводится греческое τα πραγματα (Антиох[ийского] 24), Феоф[ила] Алекс[андрийского] 10 и 11. То же πραγματα в этом переводе означается терминами «имение» (Апост[ольские] 40 и 41), «имущество» (Антиох[ийского] 25; IV Всел[енского] 26), «вещи» (Апост[ольское] 38, Карф[агенского] 42), «стяжание» (Антиох[ийского] 24, Кирил[ла] Александр[ийского] 2, Карф[агенского] 41), и «принадлежащее Церкви» τα της εκκλησίας (πραγματα) (Антиох[ийского] 24, Анкир[ского] 15). Термин «достояние» — богослужебного происхождения и имеет значение «удел», «наследство», т. е. такого вида собственность, который не присущ субъекту прав искони, а перешел к нему во времени. Так христианский мир называется уделом — достоянием Сына Божия, как данный Ему в силу искупительных заслуг. Церкви в целом имущество принадлежит не как удел, а как присущее, сосуществующее с нею, как с фактом, право. Поэтому к Церкви в целом и надлежит применить в отношении определения ее имущественных прав термин «собственность», как выражающий summam summarum владенных прав. Термин же «достояние» более соответственно применить к второстепенным церковно-хозяйственным единицам: епархиям, благочинническим округам и приходам, не имеющим самостоятельного, вне Церкви, бытия и потому получающим владенные права не самостоятельно, а в связи и зависимости от единого церковного сознания и воли — в качестве удела или достояния. При таком размещении терминов будет достигнуто точное определение владенных прав и Церкви в целом, и второстепенных церковно-хозяйственных единиц, а вместе с тем будет положен конец замечающимся в последнее время стремлениям расширить владенные права этих единиц далеко за пределы их действительной правомочности, определяемой их церковной природой.
Признание за Церковью в целом права общей собственности на все церковное имущество не является чем-либо новым для нашего законодательства. В т. XI Св[ода] Зак[онов] ч. I изд[ание] 1896 г., ст. 1213 говорится: «Всякое движимое и недвижимое имущество, предназначенное на содержание какого-либо Армяно-Грегорианского монастыря или церкви, или принадлежащих к ним богоугодных заведений, считается общей собственностью всей Армяно-Грегорианской Церкви». Здесь мы слышали указания М. И. Арефьева, что принцип общей собственности может создать значительное затруднение в отчуждении церковного имущества, так как при всяком случае отчуждения потребуется согласие всей Церкви, т. е. нужно будет созывать Поместный Собор. Едва ли, однако, это так. Не происходит ли тут смешения двух неодинаковых понятий: собственности и владения. При общем владении действительно нужно в случае отчуждения имуществ согласие всех фактических совладельцев. Но при общей собственности, находящейся в статическом состоянии права, такого согласия, по-видимому, не требуется. За всем тем, такое согласие, если оно необходимо, может быть выражаемо тем высшим органом церковного управления, который будет действовать по уполномочию Поместного Собора и будет вследствие сего выражать мнения всей Церкви.
На основании всех изложенных соображений я предлагаю принять следующее положение:
1. Имущество русских православных церковных учреждений есть общая собственность всей Русской Православной Церкви.
2. Субъектом имущественных прав Церкви является Поместный Собор оной.
3. Имущество епархиальных церковных учреждений есть общее достояние епархии.
4. Имущество приходских церковных учреждений есть общее достояние прихода.
По прочтении этого доклада, заседание было закрыто в 8 час[ов] 15 мин[ут] вечера.
Председатель Архиепископ Анастасий
С. М. Раевский
Делопроизводитель Н. Шенец
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 406. Л. 27–35 об. Машинопись. Подлинник. Рукописные вставки и подчеркивания. Подписи — автографы.