12 сентября 1917 г.
Заседание происходило в малом зале епархиального дома под председательством преосвященного архиепископа Кишиневского Анастасия, в присутствии 33 членов, список коих при сем прилагается. Заседание началось в 10 час[ов] утра.
По открытии заседания, был заслушан и утвержден протокол предшествующего заседания.
Затем высокопреосвященный председатель предложил обсудить высказанное в предшествующем заседании М. А. Семеновым пожелание, чтобы во Временное правительство, помимо официального представителя, в лице министра исповеданий и его товарища, был избран от Поместного Собора особый представитель для защиты имущественных прав Церкви.
А. В. Карташев указал, что без хозяина решать этот вопрос неудобно, и об этом предварительно нужно переговорить с Временным правительством. Для освещения ведомственных вопросов в Большом и Малом Совете министров участвуют, кроме министров, их товарищи, а в низших инстанциях — директора и другие официальные лица. Но чтобы являлся туда какой-нибудь частный представитель, такого факта не было. Лично он полагает, что над этим вопросом следует подумать и с своей стороны невозможного в этом не видит. Даже думает, что появление духовного лица несколько сдерживало бы и заставляло бы быть более осторожным правительство в решении тех или других вопросов. Во всяком случае вопрос этот нужно рассматривать не с точки зрения переживаемого момента, а провизорно, с точки зрения постоянного, нормального порядка.
Анатолий, епископ Томский, заявляет, что вчера в семинарском зале был возбужден вопрос о выборах в Учредительное собрание, причем после дебатов вынесено было постановление о желательности избрания в Учредительное собрание представителей от Собора. Как это провести, не решено. Постановлено было избрать комиссию, которая представила бы этот вопрос в Соборный Совет.
М. Ф. Глаголев заявляет, что возбудивший этот вопрос Семенов предполагал, по его мнению, иметь представительство от Собора лишь для обсуждения в правительстве хозяйственных дел. В виду отсутствия в настоящем заседании инициатора вопроса М. Ф. Глаголев предлагает отложить обсуждение этого вопроса до представления объяснений Семенова, отсутствующего по болезни.
С. М. Раевский полагает, что вопрос об участии представителей православного духовенства в Учредительном собрании должен быть решен не в Отделах, а в пленарном заседании Собора. Надвигается переоценка всех ценностей. На съезде духовенства и мирян высказывалась надежда, что будет иметь вес голос 115 миллионов православных людей, я их расхолаживал в этой надежде. От этой стомиллионной массы населения в Учредительное собрание быть может окажется лишь один процент или даже доля процента представительства. Возникает вопрос, нельзя ли установить для этого куриальное представительство. Но существующее правительство на это не пойдет. И среди христианского православного населения найдется довольно таких, которые будут не на стороне церковных интересов. Для защиты же хозяйственных интересов Церкви представительство Собора в правительственных учреждениях было бы полезно.
А. В. Карташев признает бесполезной тратой времени обсуждение вопроса об участии в Учредительном собрании представителей от Собора, так как закон о выборах в Учредительное собрание закончен и перерешать его и поздно, и невозможно. Нужно занимать позиции на тех началах, которые выработаны законом.
А. А. Осецкий указывает на уклонение в сторону от обсуждаемого вопроса: от представительства во Временное правительство для защиты интересов Церкви перешли к представительству в Учредительное собрание. Поддерживая предложение Семенова, А. А. Осецкий различает двоякого рода представительство: в департаментах и Совете министров. В первых — выступают директора или другие уполномоченные лица, во-вторых, — министры и их товарищи. По опыту участия в проведении законопроектов чрез Государственную думу и Государственный совет он может свидетельствовать, какую незаменимую помощь в этом деле может оказывать подкрепление какого-нибудь благожелательного представителя этих учреждений. Представительство Собора тоже было бы полезно в указанных правительственных учреждениях. Что же касается указываемого владыкою Анатолием представительства Собора в Учредительном собрании, то в этом вопросе А. А. Осецкий всецело присоединяется к изложенному мнению представителя правительства, министра исповеданий.
Н. Н. Москвин также обращает внимание Отдела на уклонение в сторону и предлагает возвратиться к продолжению обсуждения собственного дела, возбужденный же епископом Анатолием вопрос предлагает передать в Отдел о правовом положении Церкви в государстве.
Высокопреосвященный председатель замечает, что рамки обсуждаемого вопроса действительно несколько расширены, но не соглашается, что возбужденный Семеновым вопрос нужно считать неподлежащим обсуждению в председательствуемом им Отделе, причем предлагает приступить к голосованию решения вопроса о том, соглашается ли Отдел на избрание представителя Собора во Временное правительство для защиты интересов Церкви.
М. Ф. Глаголев предлагает передать решение этого вопроса в Соборный Совет.
Архиепископ Кирилл возражает против голосования этого вопроса без обсуждения. Переходя затем к обсуждению этого вопроса по существу, архиепископ Кирилл усматривает в возбуждении этого вопроса некоторую тоску по обер-прокурорской власти и желание взамен уничтоженной обер-прокуратуры создать свою собственную обер-прокуратуру.
Высокопреосвященный председатель, возражая архиепископу Кириллу, находит, что по вопросу о представительстве Собора для защиты имущественных прав Церкви Отдел в праве высказать свое суждение. Быть может Правовой отдел расширит этот вопрос, это его дело, но избрание представителя от Собора для выяснения хозяйственных нужд Церкви пред правительством входит в прямую задачу Отдела о хозяйстве. Обсуждение вопроса в этой плоскости составляет переход к тому новому нормальному порядку, который, с изменением государственного строя, намечается в отношении Церкви к государству.
На поставленный высокопреосвященным председателем вопрос, продолжать ли возбужденный Семеновым вопрос, или отложить до представления объяснений инициатором вопроса, большинство высказалось за отложение.
Переходя к обсуждению основных положений о церковном имуществе и хозяйстве, высокопреосвященный председатель заметил, что служащие предпосылкою к этим положениям два пункта Отдела о правовом положении Церкви в государстве (прим[ечания] к ст. 16 и ст. 18) приняты Отделом. Все рассуждения относительно первого пункта основных положений о церковном имуществе и хозяйстве, трактующего о субъекте имущественного права Церкви, не вылились в определенную редакцию, и таким образом пункт первый не получил еще окончательной формулировки.
Получивший слово А. А. Осецкий в разъяснение этого пункта сделал нижеследующий доклад:
Наш преосвященный председатель, резюмируя обмен мнений по содержанию сообщения проф[ессора] М. А. Остроумова, справедливо отметил, что и сообщения, и открывшиеся засим прения дают богатый материал для суждений Хозяйственного отдела Поместного Собора относительно плана организации церковного хозяйства в будущем. Позвольте и мне под свежим впечатлением этого сообщения и прений поделиться своими соображениями, которые, быть может, подвинут нашу работу вперед и дадут ей более ясные очертания.
Проф[ессор] М. А. Остроумов начал с утверждения, что происхождение церковного имущества нужно искать в сакраментальной стороне христианства, в необходимости для совершения таинств, главным образом Евхаристии, иметь вещественный материал; а так как таинства в первое время христианства совершал епископ, то церковное имущество приносилось в форме жертв епископу же, который всеми этими имуществами и распоряжался единолично. Так естественно возникло и укрепилось каноническое положение, что над церковным имуществом имеет власть только епископ. Это каноническое утверждение при обмене мнений иллюстрировалось примерами Русско-Американской Церкви и если не доказывалось, то указывалось плодотворное значение этих примеров для сохранности церковного имущества, причем члены Собора настойчиво приглашались не отступать от канонической основы, дабы этим отступлением не смутить совесть верующих и не породить еще горших сомнений, волнений и других неудобств практического свойства.
Вполне разделяя мысль тех, кто в соборных работах видит возможность устранения разного рода нестроений, я не могу, однако отказаться от попытки внести и в сообщение достопочтенного М. А. Остроумова и в утверждения его оппонентов и защитников некоторые поправки, которые, с моей точки зрения, представляются необходимыми для уразумения дела во всей широте и для правильного осуществления нашим Отделом принадлежащих ему задач.
Утверждение М. А. Остроумова, что происхождение церковных имуществ имеет сакраментальный характер, мне кажется, односторонне. В историческом генезисе это, может быть, и так, но с принципиальной точки зрения для имущественной правоспособности Церкви нужно иное основание. Это основание — в самом факте существования Церкви. Христова Церковь, как Богоучрежденный союз верующих в целях достижения спасения, взятая в условиях ее земного существования, имеющая объектом воздействия человечество в данный, земной, момент его бытия, есть несомненная сознательная реальность с определенными волевыми устремлениями и, как таковая реальность, связана с вещественными обстоятельствами, а потому нуждается в вещественных средствах для достижения своих, премирных целей. Вот в этом факте сознательной реальности Церкви и заключается первоисточник ее имущественной правоспособности. Заметьте: правоспособность основана на факте личного самоопределения. Мое является моим именно потому, что я сознаю себя самим собою. Если этого сознания, этого самоопределения нет как факта, то нет и собственности. И наоборот, при наличности самоопределения непременно сам собою возникает принцип собственности. Отсюда право собственности так же вообще не уничтожимо, как не уничтожимо личное самоопределение. Церковь есть живой сознательный организм. Ап[остол] Павел уподобляет Церковь человеческому организму (1 Кор. 12). Одушевленный богооткровенным сознанием этот организм можно назвать коллективным «Я». И поскольку личному «я» присуще принципиальное право собственности и неотъемлемо от него, постольку и Церкви, как единому сознательному организму с волевыми устремлениями, присуща и неотъемлема имущественная правоспособность. С этой именно точки зрения Церкви в целом должно быть усвоено значение субъекта прав.
Здесь, однако мы встречаемся с двумя затруднениями. С одной стороны, указывают, что наше гражданское право не знает такого юридического лица, как православная Церковь в целом. Гражданскому праву известны лишь определенные физические единицы, за коими признается право юридических лиц: архиерейские дома, храмы, монастыри. С другой стороны, отмечают, что у Православной Церкви в целом нет органа ее личного сознания, а потому и усвоять значение субъекта прав нечему. Первое возражение не так серьезно. Юридическая наука не есть что-то законченное и окаменелое. Если юридической науке, как и всякой другой, свойственно развитие, — а этого, надеюсь, никто отрицать не может, то очевидно: раз жизнь порождает новые явления и новые понятия, не может быть никаких затруднений к введению этих явлений и понятий в юридический обиход. И не только не может быть препятствий, а это прямой долг юридической науки, раз она хочет сохранить за собой жизненное значение. Более серьезно второе возражение. Действительно, у Русской Православной Церкви в целом до последнего времени не было органа ее личного сознания. Св. Синод нынешнего устройства — орган государственного происхождения, государственной природы и потому выразителем церковного сознания быть не может. Обстоятельства, однако меняются. У нас на лицо Поместный Собор Русской Православной Церкви, а в ближайшем будущем сконструируется волею Собора постоянный центральный орган церковного управления. Порожденный Собором этот орган уже будет несомненной церковной природы. Вопрос, следовательно, лишь в том, кого признать субъектом имущественных прав Церкви в целом: Поместный ли Собор, или постоянно действующий орган церковного управления.
Против усвоения Поместному Собору значения субъекта имущественных прав Церкви в целом указывают на его периодичность. Однако, в этом указании, мне кажется, сказывается преимущественно опасение за дальнейшее существование Соборов, как периодических, но, тем не менее, непременных, обязательных явлений церковной жизни. Если эти страхи основательны, то, конечно, усвоить права субъекта имущественных прав учреждению, существование которого ничем не обеспечено, было бы более, чем рискованно. Но мне думается, что если в законах Российского государства будет обозначено, что субъектом имущественных прав Православной Церкви является Поместный Собор оной, то этим самым утверждается бытие Соборов в дальнейшем. А если в тех же законах будет указано, что Поместные Соборы созываются в определенные сроки, то этим указанием будет обеспечено дальнейшее существование Соборов, как законно должного. Таким образом самым фактом признания Поместных Соборов субъектом имущественных прав Церкви, с непременным внесением соответствующего постановления в Свод законов Российского государства, будет утверждено существование Поместных Соборов в дальнейшем. Периодичность же их функций не может, мне думается, играть существенную роль в решении данного вопроса, так как недостатки распорядительных действий Поместного Собора, в качестве субъекта прав, связанные с периодичностью его функций вообще, устранимы путем передоверия этих прав, в том или ином объеме, постоянно действующему органу церковного управления.
Итак, Русская Православная Церковь в целом, в лице Поместного Собора, является субъектом имущественных прав. Это утверждение нуждается в пояснении. Не одно и то же: создать новое юридическое лицо с усвоением ему прав лишь в пределах укрепленного за ним имущества, или создать юридическое лицо с предоставлением ему полноты прав в пределах всего церковного имущества, в чем бы оно ни заключалось и где бы оно ни находилось. Решение задачи в первом направлении не представляет ничего нового. И теперь есть такое юридическое лицо — Св. Синод. Нужно только сообщить ему церковную природу, воцерковить, так сказать, его авторитетом Поместного Собора, и делу — конец. Но не в этом сущность вопроса. Предсоборный Совет, вырабатывая формулу: «Имущество, принадлежащее установлениям Русской Православной Церкви, составляет общее ее достояние», имел в виду более широкие задания. Целью Предсоборного Совета было установление такого мощного субъекта прав, который смог бы, с одной стороны, остановить пагубные для церковного дела центробежные стремления, а с другой — силою своего авторитета охранить целостность и неприкосновенность церковного имущества от нависших над ним хищнических угроз. Эти две задачи встают и пред сознанием Поместного Собора. Разрешить их можно только одним путем — путем предоставления Церкви в целом всей полноты прав юридического лица на всем пространстве Русской Православной Церкви и во всем объеме церковных имуществ. Сделать это нужно со всею решительностью в ясном, отчетливом понимании, для чего это делается. Отвечу тем (ген[ерал] Артамонов), которые думают, что предлагаемая мера навеяна неосновательными страхами и не вызывается действительной необходимостью, тем более, что и при наличности закона, ограждающего целостность церковных имуществ, возможны случаи бесцеремонной секуляризации их.
Предлагая проект нового закона, Предсоборный Совет и мы — участники Поместного Собора — действуем совсем не по побуждениям безотчетного навеянного страха. Я совершенно согласен, что в газетных сплетнях и в самочинных действиях отдельных обществ, одурманенных психозом революции, отнюдь нельзя видеть планов и намерений социалистической государственной мысли. Поэтому склонение «социалиста» в разных падежах, как хищника церковных имуществ, мне представляется по крайней мере преждевременным. Но вместе с тем мы должны твердо помнить бывшие раньше случаи государственного расхищения церковных имуществ и принять против этого все возможные меры. Одной из таких мер и является создание нового закона, буква которого должна охранять неприкосновенность церковных имуществ от всякого рода покушений. Пусть государственная власть, какова бы ни была она по конструкции и по политическим убеждениям, не считается с таким законом. Ей же будет хуже, ибо опыт свидетельствует, что неуважительное отношение к закону со стороны тех, кто должны первыми исполнить закон, обрушивается прежде всего именно на них самих. С другой стороны, из того же опыта мы научаемся, что наличность оградительного закона служит надежной гарантией неприкосновенности церковных имуществ. Не так давно государственная власть прежнего порядка пыталась секуляризировать армянские церковные имущества. Попытка не удалась именно потому, что защитником этих имуществ, по букве закона, является вся Армяно-григорианская Церковь, вступать в конфликты с которой не решались, очевидно, и в прежние времена. Еще менее возможности ожидать таких конфликтов, если на страже церковных имуществ будет такая мощная организация, как Русская Православная Церковь с 115 миллионами ее членов. Вот почему повелительно необходимо в государственном, а не только в церковном, законе выразить право всей Церкви быть охранителем и защитником ее имуществ. Проект такого закона и представляется в форме положения: «Имущество, принадлежащее установлениям Русской Православной Церкви, составляет ее общее достояние».
Я со всею категоричностью утверждаю, что это есть проект закона, а не декларации, и потому рассматривать его нужно по существу, т. е. насколько ясно и точно выражает он мысль законодателя государственного, а не с точки зрения канонической приемлемости терминов, входящих в содержание этого положения. Проф[ессор] М. А. Остроумов находит, что это положение, в качестве декларативного, вполне приемлемо, так как оно соответствует канонической терминологии. Я позволю себе заметить, что не в этом соответствии дело. Если бы мы ограничились составлением простой декларации, имеющей значение только для церковного сознания, то, конечно, могли бы успокоиться на том, что данное положение вполне канонично. Но ведь мы составляем не декларацию, а такую статью закона, которая, имея значение для церковного сознания, в то же время говорила бы о чем-то серьезном и внешнему государственному сознанию. И если мы хотим быть понятыми этим внешним для Церкви сознанием, то должны выйти из своей канонической замкнутости, стать на платформу государственной мысли и здесь найти общий язык, не заботясь особенно о том, насколько этот язык приемлем старой канонической психологией. Такая заботливость просто не нужна. Канон не догмат и к существу веры не относится. Поэтому, следуя наставлению Св. Отцов, на V Вселенском Соборе просиявших, мы можем без всякого опасения все, что совершается сверх веры, подвергать вновь свободному обсуждению и создавать новые каноны. Проф[ессор] В. В. Болотов утверждал, что канонично все, что для Церкви полезно в данный момент. И если мы создадим правила (каноны) на пользу Св. Церкви, а устарелые правила отставим, то поступим совершенно правильно. Преосвященный уфимский Андрей прав в своем утверждении, что Поместный Собор Русской Церкви может создать свои каноны. В этом убеждает каноническая практика прежнего времени. И наоборот неправы те, кто, склоняя нас якобы к канонической преемственности, склонят нас в сущности к канонобожию, ибо коренящееся в основе этого склонения убеждение в неподвижности канонов равносильно каноническому фетишизму.
Итак, не стесняясь ложной канонической преемственностию и тем менее, конечно, каноническим консерватизмом, мы должны создать не только новые каноны, но вместе с тем и проекты новых законов, силою государственной власти утверждающих имущественную правоспособность Церкви в целом. Обращаясь с этой именно точки зрения к рассмотрению предложенной вашему вниманию формулы «Имущество, принадлежащее установлениям Русской Православной Церкви, составляет общее ее достояние» и отрешаясь на время от всякой канонической преемственности, я должен сказать, что эта формула с юридической стороны меня не удовлетворяет. Рассматривая эту формулу в истории ее происхождения, считаю долгом сообщить, что она явилась как результат примирения между двумя противоположными течениями мысли: альтруистически-центростремительными и эгоистически-центробежными. Это может показаться парадоксальным, но это — так. Первое течение формулирует свою мысль так: польза Церкви заключается в планомерном распределении ее материальных благ. Это распределение достижимо лишь в том случае, если Церкви известны во всем объеме все источники доходов и все действительные потребности церковных учреждений и, если в руках Церкви будет сосредоточена вся полнота власти распоряжения церковными имуществами независимо от их местонахождения и фактической принадлежности. А так как полнота имущественной власти наиболее ярко выражается в принципе собственности, то первое течение и предлагало формулу, утверждающую за Церковию в целом право единственного собственника всего церковного имущества.
Противоположное течение, усматривая в праве единственного собственника Церкви в целом угрозу самостоятельности имущественных распоряжений сравнительно мелких церковных единиц, всемерно возражало против признания Церкви в целом единственным собственником всего церковного имущества. Так явилась примирительная формула, выражающая право Церкви на церковные имущества в термине «достояние». Здесь, следовательно, суть дела не только в терминах, но и в том, насколько то или иное определение по существу определяет владенные права Церкви в целом, с одной стороны, и отдельных церковных учреждений, — с другой. Предсоборный Совет предложил компромиссную формулу, которая, как всякий компромисс в делах принципиальных, никого не может удовлетворить. Нужно, следовательно, вполне отчетливо представить себе все дело и установить определенные принципы соотношения целого и частей.
Имущественная правоспособность Церкви в целом зиждется, как было сказано, на факте ее существования, как сознательного (коллективного) организма. Однако организм, как таковой, существует до тех пор, пока части, его составляющие, живут в неразрывной связи с организмом и действуют в полном согласии с общими его интересами, другими словами: до тех пор, пока отдельными и индивидуально самостоятельными функциями частей руководит единое органическое сознание, единая органическая воля, умеющая, при индивидуальной самостоятельности частиц, подчинять их ограничениям в пользу общего благосостояния организма. Так и в Церкви. И здесь имущественное, как и всякое другое, благосостояние достижимо лишь при том условии, если существует тесная связь и постоянное взаимодействие между центром и перифериями, если второстепенные церковно-хозяйственные единицы, действуя в пределах находящегося у них имущества самостоятельно, ни на одну минуту не забывают своего отношения к целому, именуемому Русской Православной Церковию. Центробежные стремления имеют свое оправдание в том — я бы сказал — гиперболическом подавлении имущественной самостоятельности второстепенных и мелких церковных единиц, какое имело место в недавнее время, и преосвященный уфимский Андрей прав в своем страстном отстаивании хозяйственной самостоятельности прихода, как целого. Но вместе с тем интересы широкой церковно-хозяйственной политики, подкрепляемые категорическим принципом единства церковного сознания, повелительно требуют, чтобы разрозненные и не всегда согласованные действия второстепенных и мелких церковно-хозяйственных ячеек объединялись и согласовались единой волей, которая могла бы правильным распределением имущественных благ устранить существующее ныне ненормальное явление: чрезмерное накопление имуществ в одних церковных учреждениях и полное убожество других, при сохранении индивидуальной самостоятельности составных частей церковно-хозяйственного организма.
Что же нужно сделать для этого? Очень немногое. Прежде всего, нужно открыто заявить, что церковное имущество русских православных церковных установлений есть общая собственность всей Русской Православной Церкви.
М. И. Арефьев, возражая А. А. Осецкому, говорит, что не может согласиться с его определением, что имущество установлений Русской Православной Церкви составляет общую собственность Церкви, так как с понятием общей собственности связаны и последствия этой общей собственности. Если, например, дом находится в общей собственности, то каждый из участников имеет право на каждую часть этого дома. Таким образом нельзя распорядиться имуществом без согласия всех участников в собственности. Не вызовет ли для Церкви затруднения в распоряжении ее имуществом. Для выяснения вопроса необходимо посоветоваться с юристами, не правильней ли опустить термин «общая».
После этого сделан перерыв на ¼ часа.
После перерыва председатель, вследствие отсутствия кворума, и в виду важности обсуждаемого вопроса, для выяснения которого признается необходимым участие специалистов юристов как общего, так и церковного права, предложил на решение Отдела вопрос: не целесообразнее ли продолжение обсуждения вопроса отложить до следующего заседания.
Предложение председателя было единогласно принято Отделом и заседание было закрыто в 12 ½ час[ов] дня.
Председатель Архиепископ Анастасий
Ал. Осецкий
С. М. Раевский
Делопроизводитель Н. Шенец
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 406. Л. 10–19. Машинопись. Подлинник. Рукописные подчеркивания и вставки. Подписи — автографы.