5 (18) июля 1918 года
Заседание состоялось в Епархиальном доме, в комнате № 5, в 6 ч[асов] вечера под председательством высокопреосвященного Иоасафа, архиепископа Коломенского. В заседании присутствовали восемь членов Священного Собора, расписавшихся на прилагаемом при сем листе.
Высокопреосвященный председатель по открытии заседания огласил поступившие в Отдел бумаги:
а) уведомление Соборной канцелярии о том, что в число членов Отдела выразил желание вступить вновь прибывший на Собор епископ Михайловский Павел;
б) уведомление той же канцелярии о назначении делопроизводителем Отдела А. В. Полянского и
в) выписку из протокола Соборного Совета от 27 июня (10 июля) с[его] г[ода] № 93, ст. 8, с постановлением о передаче в Отделы о церковном суде и церковной дисциплине на совместное их обсуждение, представления преосвященного Пермского о восстановлении в священном сане б[ывшего] священника М. Фролова.
Постановили: епископа Павла включить в число членов Отдела, уведомление о назначении делопроизводителем Отдела Полянского принять к сведению, а выписку Соборного Совета по делу о восстановлении в священном сане б[ывшего] священника Фролова приобщить к делу ввиду того, что принципиальный вопрос о возможности восстановления б[ывших] священнослужителей в священном сане уже решен в совместных заседаниях с Отделом о церковном суде и по сему вопросу внесен доклад Священному Собору.
Засим высокопреосвященный председатель объяснил, что настоящее заседание ввиду малочисленности прибывших будет иметь целью ознакомление с накопившимися за время перерыва материалами, и посему никаких особых постановлений по вопросам, подлежащим разрешению Отдела, в нем не будет вынесено. Ныне ближайшею задачею Отдела является следующее: во вторую сессию Собора Отделом были разрешены вопросы о внебогослужебном одеянии и волосах священнослужителей и о постах. Но по этим вопросам еще не выработаны окончательные резолюции, и доклады по ним не внесены в Священный Собор, между тем жизнь настоятельно требует разрешения этих вопросов – особенно об одежде и волосах.
Делопроизводитель оглашает последнюю формулировку резолюции об одежде и волосах священнослужителей (см. протокол № л.).
Прот[оиерей] Рождественский высказывается за скорейшее решение этого вопроса, и именно в смысле разрешения священнослужителям носить светское платье и подстригать волосы ввиду тяжелого материального положения, в каком оказалось в настоящее время духовенство. «Я знаю, – говорит оратор, – двух московских священнослужителей, которые ради хлеба насущного работают в одной фирме – занимаются упаковкой белья. Они выхлопотали себе удостоверения о том, что состоят рабочими, и, конечно, на работе по необходимости должны носить светское платье и короткие волосы».
Высокопреосвященный председатель, соглашаясь с прот[оиереем] Рождественским, указывает, что действительно духовная одежда и длинные волосы закрывают для священнослужителей путь к заработку. В настоящее время в различных комитетах, конторах и предприятиях священнослужители могут получить должности, но при непременном условии носить светское одеяние. Может быть, обучение в светских учебных заведениях не есть достаточное основание к тому, чтобы носить светскую одежду, как это сказано в прочитанной резолюции, ведь есть, и даже много, студентов в рясе, но для службы в светских учреждениях, куда духовенство вынуждено поступать ради куска хлеба, необходимо одевать светское платье. Не совсем соответствует действительности и тот пункт резолюции, где сказано, что указанный канонами покрой одежды для духовных лиц и форма стрижения волос определенно неизвестны. Покрой духовной одежды можно наблюдать на памятниках первых веков христианства. Это длинное одеяние, не с узкими рукавами, подпоясываемое, то же, что у греков в настоящее время. Такое одеяние употребляли все клирики уже в VII в., а может быть, и раньше, в IV в. Поэтому указанный пункт в мотивировке резолюции, по мнению высокопреосвященного Иоасафа, следовало бы выпустить. Что касается формы ношения волос, то вначале было принято их пострижение – в форме тонзуры, так было в Древней Руси, и этот обычай сохранился в настоящее время в старообрядчестве. Это можно наблюдать на исторических памятниках – фресках, иконах греческих и древнерусских. У иностранных писателей о России, напр[имер] у Флетчера, описывается внешний вид русских священников – именно они носили длинные волосы, а выстриженная часть покрывалась скуфьею. Так что и в отношении волос нельзя говорить об «особом способе ношения волос», так как этот способ более или менее известен.
Головин сообщает, что в Крыму все армянское духовенство подстригает волосы.
Прот[оиерей] Преображенский замечает, что если обратить внимание на смысл самого обряда пострижения, то духовенству более приличествует пострижение волос, а не отращивание их, короткие, а не длинные волосы. Так, при крещении пострижение есть символ покорности, а в политической жизни – знак рабства, напр[имер] лишение свободы выражалось прежде всего стрижением (бритьем) волос.
Высокопреосвященный Иоасаф замечает, что длинные волосы – это обычай назареев, но, конечно, стрижение – это знак приведения в рабство.
Головин сообщает, что у евреев есть такой обычай: женщины носят волосы только до свадьбы, а после свадьбы бреют и носят парики в знак покорности мужу.
Высокопреосвященный председатель отмечает, что разрешение священнослужителям носить светское платье и подстригать волосы вызывается настоятельными требованиями современной жизни, и в подтверждение сего ссылается на следующие факты. «В Москве один законоучитель с высшим образованием вынужден заниматься выгрузкой дров из вагонов, но благодаря духовной одежде он не может работать вблизи вокзалов. Во избежание насмешек его отсылают работать в рясе за версту от вокзала, и за работу он получает 8 р., между тем простые рабочие получают по 15 р. с вагона. Во время путешествия по железным дорогам духовным лицам приходится испытывать много оскорблений из-за своего одеяния. Мне рассказывали про одного диакона из Тамбовской епархии. Он поехал за мукой и попал в тот вагон, где ехало много мешочников, даже на крышах. С ним ехали и другие духовные лица. На одной станции явились товарищи красногвардейцы, раздалось приказание: «Попы, выходи». Некоторые вышли, а он остался, приступили к нему, спрашивают, почему не выходит. Он отвечает: «Я не поп, а диакон». Тогда с глумлением вытащили его из вагона и повели с другими, по дороге издевались – стреляли, ранили в голову и били револьверами и прикладами до потери сознания. Очнулся он уже в больнице со множеством ран, от которых до сего времени лечится. И все это произошло лишь потому, что он духовный, был в духовной одежде. А будь он крестьянин, носи светское платье, ничего бы и не было. Вообще время для духовенства тяжелое. Теперь даже инородцы – татары магометане, евреи и др. – более терпимо и благосклонно относятся к духовенству, чем свои, русские товарищи».
Головин замечает, что в Вятской епархии ночные караулы при церквях несут за плату по найму магометане.
Свящ[енник] Щукин передает случаи, происшедшие с ним в Москве, когда извозчик, которому он перешел дорогу, жестоко изругал его, а одна женщина даже плюнула на рукав.
Ольховский, наоборот, не соглашаясь в этом вопросе с предшествующими ораторами, указывает, что теперешнее хулиганство – явление временное; пройдет лихолетье на Руси, и не будет подобных прискорбных явлений. И едва ли ради этого можно священникам Русской Церкви отказываться от своего духовного одеяния. Ведь не одним священникам приходится терпеть невзгоды жизни. То же самое испытывают и другие; кадеты, меньшевики также подвергаются оскорблениям и даже более того – арестам, расстрелам. Но что же делать, надо терпеть. И если в данном случае что можно изменить, то, может быть, лишь несколько сократить духовную одежду, чтобы было более благообразно – не так длинно, широко, и обратить внимание, чтобы не было неряшливости – неприятно видеть всклокоченные волосы и грязную рваную рясу.
Прот[оиерей] Рождественский и свящ[енник] Щукин указывают на тяжелые материальные условия жизни и быта сельского духовенства, исключающие возможность иметь хорошее одеяние и много заботиться о своем туалете.
Собрание переходит к обмену мнений по вопросу о постах.
Читается последняя формулировка постановления по этому вопросу (см. протокол № л. ).
Высокопреосвященный председатель замечает, что в резолюции упоминание об Успенском посте (о его необязательности) следует выпустить. Этот пост не долгий и не обременительный и высоко чтимый среди народа. Кроме того, необходимо сделать разделение постов по их сравнительной древности – по их значению – более важные и менее важные. Те, что с первых веков христианства, необходимы для соблюдения. Но и из позднейших – Успенский пост, очень почитаемый народом, его надо считать наравне с Четыредесятницей. Далее, в резолюции предоставляется право разрешать от соблюдения поста пастырям Церкви. Кого здесь разуметь? Миряне придают большое значение высшей церковной власти, авторитет епископа для них выше священника. Посему следует сказать: не «пастырям» Церкви, т. е. каждому священнику, а лучше установить, что епархиальный архиерей может освобождать целые группы, районы, где появился голод или эпидемия или где население по роду занятий нуждается в освобождении от соблюдения поста. Так и в католической церкви. Папа освобождает от известных обязанностей всю церковь, а епископ – свой округ. И обычно в начале поста опубликовывается особое послание, в котором указано, в какие дни и как надо поститься – когда и в каком количестве, даже сколько блюд можно есть, в какие дни можно употреблять молоко, мясо, рыбу и т. д. Все это читается в костеле, и народ знает, как ему следует поступать, а у нас православный люд смущается без наставления.
Головин сообщает, что в Гродненской губ[ернии], где он служил, монахам в монастырях разрешается есть мясо, так как рыба дорога.
Высокопреосвященный председатель объясняет, что этот обычай перешел к нам от унии, где все монашествующие едят мясо. Когда некоторые монастыри в западном крае перешли из унии в православие, то братии этих монастырей и было разрешено высшей церковной властью есть мясо, а потому это вошло в обычай названных монастырей, и в них вообще вся братия (и вновь поступающие – уже не из унии, а православные) также едят мясо. Отчасти это объясняется и тем, что рыба не везде есть даже и в Великороссии, и в тех местах, где ее трудно достать, разрешается монахам употреблять мясо.
После обмена мнений собрание постановило: в следующее заседание выработать окончательную резолюцию по вопросу об одежде и волосах священнослужителей и о постах.
Председатель четвертого подотдела прот[оиерей] Рождественский сообщает, что подотделом разрешен вопрос о торговле в храме. Решение по этому вопросу в ближайшее время может быть представлено на обсуждение Отдела. Кроме того, в 4-м подотделе обсуждается чрезвычайно важный, смущающий совесть многих православных вопрос об отречении от престола б[ывшего] государя Николая II – и принципиальный вопрос вообще о присяге на верность Правительству. После государственного переворота присягали Временному Правительству и, думаю, напрасно, так как это все же были узурпаторы, и в них ошиблись. А в настоящее время, при новом, большевистском Правительстве опять стоит неразрешенным вопрос: что же Церковь, в принципе должна признавать присягу на верность Правительству или нет?
Высокопреосвященный председатель объясняет, что присяга всегда была: в суде при даче показаний, на верность императору, и этот вопрос вошел в учение Церкви. «Я считаю, – говорит высокопреосвященный Иоасаф, – недоразумением, почему не поминают в церквях в настоящее время Правительство. Различать качества Правительства не наше дело. Апостол Павел требовал верности даже языческому Правительству, которое преследовало Церковь. Правительство Керенского давало присягу, в тексте этой присяги есть религиозный момент «в знак верности ограждаю себя крестным знамением». Правительство же безрелигиозное и не потребует церковной присяги, а заменит ее «простым обещанием говорить правду».
Прот[оиерей] Преображенский указывает, что многие из верующих смущаются не только потому, что не знают точно всех обстоятельств добровольного отречения от престола государя Николая II, но и тем, что в этом вопросе имеется другая, более важная сторона – религиозная точка зрения. Ведь у нас государственная форма правления получила религиозную санкцию; выдвигалась мысль о помазанничестве царя, которое давало царю особые права в Церкви – входа в алтарь, причащения со священнослужителями и т. п. Поэтому после государственного переворота мало было, как то сделал Св. Синод, прочитать Манифест об отречении государя, нужно было особое послание по этому поводу для успокоения совести верующих. Некоторое выражение этой мысли явилось на Соборе – это декларация проф[ессора] Булгакова – предпослание к законопроекту об отношении Церкви к государству, но эта декларация так и осталась мнением частного лица, а не выражением Соборного сознания.
Далее прот[оиерей] Преображенский сообщает сведения о ходе работ в 3-ем подотделе, где он состоит председателем. В подотделе было всего пять заседаний. Окончательно разрешен вопрос о молитве за мертворожденных детей – составлен проект таковой молитвы, и вопрос этот можно внести на обсуждение в ближайшее же заседание Отдела. Кроме того, в ближайшее время будут разрешены вопросы о крематориумах и об особом чине отпевания самоубийц.
По заслушании сообщений о[тцов] протоиереев Рождественского и Преображенского собрание постановило: в следующее заседание, кроме окончательной формулировки вопросов о постах и об одежде и волосах, войти в обсуждение вопросов, по которым представят подотделы свои решения.
Заседание закончилось в 7 час[ов] 20 мин[ут]
Председатель архиепископ Иоасаф.
Делопроизводитель А.Полянский
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 316. Л. 253-256 об. Машинопись. Подлинник. Подписи присутствуют. Нумерация листов сбита.