Протокол № 2 соединенного заседания Отделов о правовом положении Церкви в государстве и о церковном имуществе и хозяйстве

24 января 1918 г.

Означенное заседание состоялось 24 января 1918 года в 11 часов утра в комнате № 8 Епархиального дома под председательством высокопреосвященнейшего митрополита Арсения.

Председатель открыл собрание следующими словами: Вопрос, какой мы обсуждаем, серьезный и, можно сказать, роковой. Его вчера обсуждал и Соборный Совет, и в Совете между членами обнаружилось значительное разногласие. Поэтому нам опять нужно обсудить вопрос, чтобы потом наше постановление могло быть принято на пленарном собрании Собора без всяких прений, только по доверию к нашему соединенному собранию двух Отделов.

Вчера в Совете некоторые [из] нас призывали к осторожности и спокойному обсуждению создавшегося положения Церкви, но в то же время и к незамедлительному отклику на декрет народных комиссаров. Осторожность тут необходима потому, что то или иное решение вопроса о предлагаемом анафематствовании врагов Церкви может быть связано с самым существованием Собора, которому необходимо решить еще много существенно важных церковных вопросов. Если делать выстрел, то необходимо стараться о том, чтобы он не был безрезультатным — иначе мы только напрасно заставим пострадать Собор. Что же, говорилось в Совете, мы должны иметь в виду, вырабатывая проект постановления о декрете? В декрете несомненно заключаются две стороны: 1) постановление об отделении Церкви от государства и 2) объявление гонения на Церковь. Что касается первого пункта, то против него мы, может быть, и не стали бы особенно протестовать, потому что давно уже многими преданными Церкви деятелями выражалось желание, чтобы Церковь была отделена от государства. Но что касается второго пункта, то по отношению к нему Собор должен выразить свой решительный протест как к такому акту, который разрушает самые основы бытия русского государства. Но в какой форме выразить этот протест? Одни требовали, чтобы Собор призвал верующих к прямому противодействию нынешним правителям, что, само собою разумеется, обречет все духовенство, которое будет объявлять о таком постановлении, на мученичество. Другие говорили, что можно, не опасаясь каких-либо репрессий для духовенства, заявить только, что издатели декрета и их приспешники — враги Церкви. Иные, наконец, требовали, чтобы Собор обратился к верующим чадам Церкви, чтобы они самым своим поведением показали, что они не признают декрета, чтобы они на деле, так сказать, выявили его теоретичность. Такие мнения были высказаны вчера на Соборном Совете. Эти мнения несколько расходятся с тем, что было принято в соединенном собрании двух От<де>лов, и потому составленный нами проект воззвания должен быть пересмотрен снова.

Кн[язь] Е. Н. Трубецкой. Совет Соборный не вынес никакого постановления по данному вопросу, а только высказал разные суждения. Я доложил составленное мною воззвание с теми изменениями, какие сочло нужным сделать наше соединенное собрание, и в отношении к первой части воззвания среди членов Совета возражений не слышалось. Делались возражения только против второй части, где провозглашается анафема комиссарам и их приспешникам. Говорили: среди комиссаров есть лица инославного вероисповедания, и наша анафема их не может нисколько затронуть. Что касается анафемы на приспешников издателей декрета, то Собор может и не успеть достаточно выяснить, кого следует разуметь под такими приспешниками, а сами священники, которым придется осуществлять постановление Собора, окажутся бессильными решить вопрос о том, кого же разумел Собор под такими приспешниками. Совет поэтому находил более целесообразным и закономерным объявить, что 1) декрет не подлежит исполнению и что 2) издавшие декрет — враги Церкви. Но первое объявление гораздо слабее в церковном отношении, чем наложение анафемы, да и влечет за собою тяжелую ответственность для Собора. Второе же вполне приемлемо. Впрочем, и я предлагаю не налагать анафему на всех пособников комиссаров вообще, а только объявить отлученными от Церкви и врагами ее лиц, принадлежащих к составу Совета народных комиссаров, с Ульяновым во главе. Объявлять же декрет неподлежащим исполнению — повторяю — я считаю делом преждевременным и неосторожным, которое даст только повод обвинить Собор в призыве к бунту против власти.

После этого, по просьбе собрания, кн[язь] Трубецкой читает проект воззвания с вариантом, предложенным в Соборном Совете.

Свящ[енник] Альбицкий. Слава Богу, что мы решили осторожно приступить к столь важному делу. Что особенно страшного в декрете? Он настаивает на том, чтобы монастырские владения были обращены на благотворительные цели, чтобы там устраивались дома призрения. Но ведь и апостол учит нас «не забывать благотворения и общения». Сделаем из монастырских домов учреждения общественного призрения, и все останется в ведении Церкви. Пусть наш Отдел разработает программу осуществления этой задачи. Затем. Чего особенно протестовать против гонителей наших? Наш христианский удел — именно быть гонимыми, как говорил апостол, и за это мы должны не проклинать, а благословлять гонителей, по слову Христову. Далее. Мы еще не знаем, какое впечатление произвело на народ послание Патриарха с анафемой, а сами хотим уже повторять эту анафему… Мы еще не вникли как должно и в смысл декрета комиссаров. Потом. Кого именно мы хотим коснуться своей анафемой? Пожалуй, она попадет и на многих наших духовных чад. Ведь теперь большевиков — полдеревни. Что мы будем делать, когда они придут к нам исповедоваться? Разве есть возможность в каждом отдельном случае обращаться к живущему за сотни верст епископу за разрешением недоумения. Наконец, мы хотим наказывать народ, тогда как сами, можно сказать, довели его до такого нравственного падения тем, что мало его учили. И что нам особенно стоять за имущества церковные? Бог призывает нас заботиться не об имении тленном, а о том, чтобы иметь духовное влияние на народ. Пусть берут колокола, золотые ризы. Преп[одобный] Сергий не служил в золотых ризах. К чему, потом, устраивать по поводу издания декрета крестный ход? Не будет ли это с нашей стороны манифестацией? А такая манифестация — грех. Она выходит не из чисто религиозных побуждений. Нет, Отдел выносит неправильное постановление, потому что еще неизвестно в точности, кто виновники издания декрета. А гонений, повторю, бояться не нужно — нас давно пора встряхнуть посильнее: тогда выйдет из нас распутиновщина…

С. Н. Булгаков. Я хочу сказать к порядку дня. По моему мнению, не следует допускать того, кто уже высказался вчера, говорить сегодня более пяти минут.

В. А. Потулов. Я возражаю. Сегодня выявились новые обстоятельства, и я, например, если не высказал чего вчера, хотел бы свободно, в отношении срока, высказать нынче.

П. И. Астров. Так как дело началось с заявления митр[ополита] Арсения о членах Соборного Совета, не согласившихся с постановлением Отделов, то пусть теперь прежде всего выскажутся эти члены, т. е., насколько мне известно, прот[оиерей] А. П. Рождественский и В. П. Шеин.

А. В. Васильев. Я по существу дела прошу разрешить мне сказать несколько слов. По моему мнению, свящ[енник] Альбицкий отчасти прав: внутреннее всегда важнее внешнего, и нам прежде всего нужно заботиться не о материальном имуществе Церкви, а о сохранении ее духовной мощи. Однако Собор не может совершенно пройти молчанием декрет комиссаров и замедлять своим ответом на него. Нужно нам выявить свое отношение к нему чрез воззвание. Это последнее должно быть исправлено: в нем не должно быть высказываемо отлучение на народных комиссаров. Совет народных комиссаров, очевидно, уже не принадлежит к Церкви. Необходимо анафематствовать тех, кто станет декрет этот исполнять. Если анафема на них подействует, то декрет некому будет исполнять. Так союз чиновников своим отказом исполнять декреты комиссаров лишает эти декреты всякого реального значения. Декрету же вообще нам покоряться не следует. Указывают на то, что в первые века христиане с терпением переносили гонения со стороны язычников. Но это указание в настоящее время не может иметь руководящего значения. Теперь Церковь живет в иных условиях, чем тогда. Тогда христиане представляли собою небольшую кучку по сравнению с массою населения империи, теперь же огромное большинство населения России принадлежит к Православной Церкви и жаждет услышать ее голос. Поэтому Собор должен громко и властно заявить, что он считает декрет незаконным и власть комиссаров неправильно называет себя представительницей русского народа. Нужно призывать весь народ православный к неисполнению повелений этой незаконной власти. Отлучить от Церкви нужно и всех исполнителей декрета, и пусть участвуют в приведении в силу этого отлучения все остальные верующие — женщины и дети. Пусть убийцы и грабители церковного достояния изгоняются из круга их семей.

Прот[оиерей] А. П. Рождественский. Я ничего не имею против предложения кн[язя] Трубецкого анафематствовать виновников издания декрета. Патриарх имеет возможность освободить от запрещения, если в последнем не будет более надобности. Но не нужно упускать из виду и другую важную сторону дела. Налагая на народных комиссаров анафему, мы заканчиваем тем самым свою соборную работу. Между тем, пред Собором продолжают стоять колоссальные задачи. Мы ничего еще не сделали. Остается не рассмотренными множество очень важных докладов. Нужно все это взвесить, обдумать. Может быть, мы найдем возможным ограничиться одними церковными мерами, без политических, без призыва, напр[имер], к неповиновению власти. Далее, анафема — чисто отрицательная мера. А о положительных мерах говорится мало: как быть, если пастыри поставлены будут в необходимость работать на свой страх и свою ответственность. Все это заставляет отнестись к предлагаемой нам мере с особой вдумчивостью.

В. П. Шеин. Пред Собором стоят задачи величайшей важности — определить отношение Церкви к русскому народу и русского народа к Церкви. К предлагаемому нам акту нужно отнестись с особой осторожностью. Нужно воздерживаться от того, что подсказывается нам чувством, и вынести продуманное постановление. В этом акте должно быть ценным то, чтобы он был понятным для всех слоев народа, чтобы выражения его говорили уму и сердцу. Акт выясняет декрет по статьям и делает из них соответствующие выводы. Но говорит ли он чувству? Вот нас, людей повышенного религиозного настроения, воспламенил ли он? Произведет ли он должное впечатление и будет ли понятен, если проникнет в народную толщу? Чтобы быть понятным народу, акт должен быть сопровожден особым обращением или посланием к народу. Это послание должно выяснить отношение народа ко всему перевороту. Сила не в том, что отнимают церковное достояние, а в том, что развращают народ, обманывают его. Нужно разъяснить, что грабеж есть грех всегда; расхищение церковного достояния есть грех, какими бы словами это дело не называли; кровопролитие — грех. Нужно указать, что отделение Церкви от государства — это венец целого ложного учения. Нужно точнее разъяснить, за какие грехи человек подвергается церковной каре и при каких условиях он может быть освобожден. Требуется осторожность в применении акта. Иначе он останется только на бумаге, да останется ли и на бумаге-то? А если этот акт будет мертвым постановлением, он уронит авторитет Собора и подорвет престиж Церкви. Поэтому решать вопрос под влиянием порыва чувства не следует. Нужно обратиться с призывом к планомерной деятельности, обдумать меры реальной борьбы — образование разного рода кружков, братств, объединяющихся вокруг Собора и Патриарха. Если мы не подготовим борцов, мы будем гласом вопиющего в пустыне. Вот соображения, заставляющие меня сомневаться в целесообразности и благовременности этого акта. Если соборные разум и совесть признают этот акт необходимым, я присоединюсь. Но следует, по пословице,  семь раз, может быть, 10 раз отмерить и 1 раз отрезать.

Л. З. Кунцевич высказывается за то, чтобы провозгласить комиссаров Совета «врагами народа», и против анафематствования. Нужно подражать Господу Иисусу Христу, молившемуся на кресте за врагов.

С. П. Руднев высказывается за обращение к народу, написанное на понятном для н<его> языке. В этом воззвании нужно особенно оттенить то, что все церковное имущество есть и без того народное достояние, но достояние православного народа, а не евреев, не магометан и т. д. Затем, следует устранить выражение о том, что по декрету священникам угрожает «воинская повинность». Равным образом не следует говорить о неповиновении или неподчинении декрету. Далее, следует указать на то, что народ обманывают, раскрыть этот обман. Собор должен присоединиться к посланию Патриарха и призвать народ к объединению вокруг церквей и своих пастырей.

В. А. Потулов считает нужным устранить недоразумение: речь идет не о воззвании, а о постановлении Собора. Никто не возражает против того, чтобы признать авторов декрета «врагами Церкви», а если так, — нельзя возражать против отлучения их. С другой стороны, вчера мы признали подлежащим<и> отлучению всех комиссаров и их пособников. Но у нас есть доказательство, кто из них является виновником, — это подписи. Подписался один Ленин. (Голоса: «Все подписались».) Тогда перечислить только подписавших декрет. Об остальных дело оставить под вопросом: может быть, некоторые возражали. Говорят, что отлучение повлечет разгон Собора; конечно, это печально, но что же делать? Раз мы признаем «врагами Церкви», то все равно нас могут разогнать. Что касается неисполнения декрета, то не следует упускать из виду, что он относится ко всем исповеданиям. Может быть, другие исповедания и согласятся признать его. Уже поэтому нельзя назвать его «неподлежащим исполнению», а только необязательным для Православной Церкви.

А. Д. Зверев приветствует проект соборного постановления и присоединяется к нему. Раз народные комиссары воздвигли открытое гонение на Церковь, на иконы, называют причащение колдовством, хотят свергнуть Царя Небесного, как свергли они земного, — то они безусловно заслуживают отлучения.

С. А. Котляревский высказывается за принятие проекта постановления. Анафема — не проклятие, а отлучение. И оно уже произнесено. Раз мы признаем «врагами Церкви», мы произносим уже отлучение. Далее, мы должны прямо сказать: должны ли мы исполнять его или не должны, причем ни о каком акте сопротивления здесь речи нет.

Н. Ф. Миклашевский присоединяется к сказанному С. П. Рудневым. Мы сами должны распорядиться церковным имуществом, а не отдавать его иноверцам, должны раскрыть обман и ложь. Нужно ударить в неурочные часы во всех церквах в набат, прочесть декрет, постановление Собора, а затем живым словом пояснить его и призвать всех стоять за церковное достояние.

Н. Д. Кузнецов. Нужно не воззвание, а соборное постановление. Посему говорить о том, что предлагает В. П. Шеин, неуместно. В декрете я обратил бы особенное внимание на стт. 10 и 11. По смыслу этих статей, Церковь — не юридическое лицо. Он<а> лишается возможности получать средства и от частных лиц, и от общественных учреждений. Отказы по завещанию недействительны. 11-я ст. представляет случай вмешательства государства во внутреннюю жизнь Церкви. Вопрос о содержании должен быть решен в уставе о приходе — путем самообложения на содержание причтов или путем, может быть, принудительного обложения. Но по ст. 11 принести можно только в карман отдельного лица, но не в учреждение. Далее, постановление Собора не должно носить отрывочного характера. Церковь — непрерывно действующий организм. Когда речь идет о захвате церковного имущества, то Собору следует только обратиться к канонам: к Апостольским правилам, к 13-му правилу VII Вселенского Собора. Отлучает не Собор, а Церковь; ссылка на каноны придаст авторитет постановлению Собора. Собор должен конкретизировать то, о чем вообще говорится в послании Патриарха. Собор, как парламент, издает нормы. Норма такова: лица, посягающие на права Церкви, лишающие ее имущества, подлежат отлучению. А как применить эту норму — это дело церковного суда. Это взгляд не мой, а канонического права. Сошлюсь на пример постановления Карфагенского Собора о падших. Отлучение не имеет только характер возмездия; оно является и средством самозащиты. В то же время сказано: «не скоры будьте к отлучению», «отсутствующего никто да не осуждает». Дело большевиков многие делают по инерции. При отлучении не следует упускать из виду и значения его для общества. Отлученный пользуется всеми гражданскими правами. Отлучение должно поражать и права отлученного. По Василию Великому, отлученный достоин презрения, с ним не следует иметь общения ни в жилище, ни в пище, ни в чем. 10-е Апост[ольское] правило, 2 [правило] Антиохийского Собора запрещают общение в домашней молитве. 72-е правило VI Вселенского Собора приравнивает отлученного к язычнику и мытарю, воспрещает брак с ним. Далее, 31-е Апост[ольское] правило предписывает до увещания анафемы не произносить. Постановления об анафеме должны сопровождаться церковным судом или епархиальным, или местного священника. Слова о ниспровержении Царя Небесного нужно исключить. Народные комиссары не могут отвечать за какого-то Шпицберга, сказавшего эти слова. Церковное имущество отнюдь не является народным достоянием, как полагает член Собора Руднев, а достоянием Церкви и церковных учреждений. Собор особенно ясно должен подчеркнуть это. Говорят, неудобно крестному ходу придавать характер манифестации; но в древности они иногда такой именно характер и носили. Припомним крестные ходы, устраиваемые Златоустом. В этом случае подчеркивается, что мы преследуем не эгоистическую волю, а волю высшую. Не предавать отлучению нужно, а объявить врагами Церкви. В иконоборческий период так и поступали. Выражение «подлежат» вполне уместно.

Председатель указывает на то, что осталось еще 5 ораторов и предлагает продолжить обсуждение вопроса в вечернем заседании.

П. И. Астров говорит, что медлить нельзя и предложение князя Е. Н. Трубецкого может быть принято теперь же.

Председатель. Разъяснения Н. Д. Кузнецова заставляют задуматься. Призвать народ к неисполнению декрета ужасно. Мы обречем священников на нечто ужасное. Я должен сознаться, что переживаю некоторое внутреннее борение; может быть, его переживают и другие. Пусть выскажутся все.

Князь Е. Н. Трубецкой полагает, что постановление должно быть обсуждено во всяком случае сегодня же.

<…> *** присоединяется к суждениям о. Альбицкого и В. П. Шеина. Анафематствовать не следует. Отлучение может быть истолковано как призыв к бунту. По учению апостола, «всяка душа властем предержащим да повинуется»… У нас есть правительство, и декреты его должны быть исполняемы…

Председатель, закрывая заседание, назначает следующее на 5 часов вечера этого же дня.

Председатель Отдела Митрополит Арсений

Делопроизводитель П. Минин

ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 440. Л. 8–13 об. Машинопись. Подлинник. Подписи — автографы.