[После 24 августа (6 сентября) 1918 г.]
Постановление Священного Собора Православной Российской Церкви о необходимости отмены инструкции 30 августа 1918 г. к декрету 23 января.
Православная Русская Церковь в лице Всероссийского Поместного Собора имеет долг обратиться к Совету народных комиссаров с нижеследующим заявлением:
Вот уже более полугода прошло с тех пор, как декретом Совета народных комиссаров 23 января 1918 г. под заглавием «О свободе совести» Русская Церковь поставлена в положение не только фактически, но юридически гонимой. Особым постановлением, своевременно обнародованным во всеобщее сведение и сообщенным советской власти, Священный Собор определенно выявил это скрытое в словах декрета, враждебное истинной свободе совести существо его. «Приветствуя, — гласит соборное постановление, — всякое действительное расширение свободы совести, Собор в то же время указывает, что действием упомянутого декрета свобода Церкви Православной, а равно и свобода всех вообще религиозных союзов и общин превращается в ничто». Им «узаконяется открытое гонение как против Церкви Православной, так и против всех религиозных обществ христианских и нехристианских». Раскрыв по частям смысл и намерения декрета, Собор заключал, что декрет представляет собою, под видом закона о свободе совести, «акт открытого против нее гонения».
6 (19) апреля Всероссийский Собор через нарочитую депутацию к народным комиссарам в своем «Слове правды о их распоряжениях, касающихся Православной Церкви» признал эти распоряжения «тяжким и ничем не вызванным со стороны Православной Церкви оскорблением ее религиозного чувства, насилием, самым вопиющим образом нарушающим ту свободу совести и те начала нелицеприятной справедливости и равноправия, которые провозглашены народными комиссарами». Депутация просила тогда власть во имя «государственного блага отменить все ее распоряжения, посягающие на жизнь и свободу народной веры».
Ответом на это и на ряд последующих представлений о произвольных и неправомерных действиях, допускаемых, особенно местными властями, при осуществлении декрета 23 января, было положительное заверение центральной советской власти, что для подробного выяснения границ и способов осуществления декрета будет создана в Москве особая комиссия с участием представителей всех вероисповеданий. Ожидания именно такого состава комиссии оказались, однако, напрасными. Власть развертывала свою программу в отношении к исповеданиям, совершенно не считаясь с их внутренней жизнью. И чрезвычайно недоброжелательно и особенно часто нападала на установления Православной Церкви и на ее служителей. Наряду с бесчисленными захватами церковных имуществ и зданий учащались преследования церковных проповедников, аресты и заключения в тюрьмы священников и даже епископов. Таковы: безвестное похищение Пермского епископа Андроника, издевательская посылка на окопные работы Тобольского епископа Гермогена и затем казнь его, недавний расстрел без суда преосвященного Макария, бывшего епископа Орловского.
Ряд общих мероприятий правительственных и законодательных самого последнего времени превратил этот, сначала как бы бессистемный, поход против Православной Церкви в открытое и организованное преследование, все возрастающее в своем напряжении. Недавние, быстро следовавшие один за другим декреты и постановления: об изнесении священных изображений из школьных зданий, вместе с полным запрещением открытого преподавания Закона Божия; об отнятии всех духовно-учебных заведений, с воспрещением преподавания богословских наук даже в специально-пастырских училищах ранее 18-летнего возраста; о привлечении священнослужителей и монахов в тыловое ополчение на неопределенных условиях, без всякого снисхождения к их священному долгу отречения от действия оружием; об упразднении всех церквей при государственных и общественных учреждениях, — все эти мероприятия завершились официально обнародованной 30 сего августа от имени комиссариата юстиции «Инструкцией по проведению в жизнь декрета от 23 января 1918 г. об отделении Церкви от государства».
Эта инструкция, изданная без выслушания голоса представителей самих вероисповеданий, явно стремится нанести решительный удар всем материальным возможностям развития внешней и внутренней деятельности Церкви и служит вместе средством духовного угнетения и застращивания православного народа. Все имущественные средства Церкви у нее отнимаются, кроме ничтожных сумм на текущие богослужебные нужды. Все просветительные, благотворительные и, в широком смысле, миссионерские начинания Церкви подрываются в корне. Святые храмы со святынями, в них хранимыми, святыми мощами и чудотворными иконами — это неотъемлемое духовное достояние Церкви, обнимающее собою весь православный народ — под лицемерным и противным природе этих предметов именем «народного достояния» отнимаются у самого же народа безрелигиозной политической властью и, по ее только усмотрению, отдаются ему в пользование уже на кабальных условиях, открывающих возможность самых произвольных видов извлечения из святыни доходов в пользу казны и под страхом «уголовной ответственности по всей строгости революционных законов» (Прилож[ение] № 1, ст. 9).
Если совещательный голос представителей православия при написании подобной инструкции и не был бы принят в полной мере, то он все же мог бы удержать от некоторых статей, глубоко возмущающих православную совесть и абсолютно для нее неприемлемых.
Так, уже сама природа церковного и особенно богослужебного имущества, как достояния Божия, не терпит никакой формы владения им со стороны людей, чуждых Церкви. Одна только простая передача храмов и неприкосновенных для мирян святынь в руки неверующих и иноверцев есть унижение святыни, граничащее с ее поруганием. Но если еще и порядок такой, насилием исторгаемой, передачи, при общеизвестной малокультурности многих агентов власти на местах и крайнем огрубении нравов в переживаемое нами мрачное время, осложнится кощунством и осквернением святыни (беззаконное вхождение в алтари, прикосновение к престолам и священным сосудам и т. п.), это причинит уже тяжкие, кровоточащие раны религиозной совести верующих. Это будет прямым вызовом мученичества и неизбежных волнений.
Другая подробность инструкции, а именно требование от
отдельных членов общины верующих
подписки в том, что в их храмах не будут «раздаваться и продаваться книги,
брошюры, листки, послания, направленные против советской власти», а равно и
«произноситься проповеди и речи, враждебные» той же власти (Прил[ожение] № 1,
ст. 3 б-в), есть также недопустимое посягательство на внутреннюю область
духовной свободы. С другой стороны Дух благодатно-сыновних
отношений паствы к своим пастырям не может допустить в круг этих святых
отношений и тени политического сыска. С другой стороны, дух всего христианства
и Церкви ничего общего не имеет с официальным коммунистическим безверием, и при
желании любая христианская книга и любая проповедь могут быть истолкованы как
враждебные советской власти. Свою политическую цензуру советские власти, если
признают необходимым, имеют легкую возможность вести открыто при посредстве
обычных полицейских средств, не оскорбляя такими поручениями самих
православных.
Применение инструкции грозит повести еще и к другим, непереносимым для совести верующих, насилиям над нею, которых советские власти могли и не иметь в виду. Например, составители инструкции, при передаче храма в пользование верующих, почему-то обходят живую, исконно-церковную организацию — канонический приход, и измышляют искусственный коллектив в виде группы одноверцев. В состав его политическая власть обязует верующих открывать доступ всем желающим, хотя бы и по их голословному заявлению о своем православии, ибо даже паспортные отметки о вероисповедании тою же инструкцией упраздняются и воспрещаются. В таком порядке могут быть извне включаемы в церковную общину даже и отлученные от Церкви. Что может быть бесцельнее такого насилия над религиозной свободой?
Итак, последняя «Инструкция» Комиссариата юстиции ставит Православную Церковь пред лицом неизбежного исповедничества и мученичества, а российскую коммунистическую власть обрисовывает как власть, сознательно стремящуюся к оскорблению народной веры, очевидно, в целях ее искоренения. Как с такой властью нам, защитникам народной веры, найти общий язык? Мы уже не взываем, как прежде, ни к национальной истории, ни к общегосударственному благу, ни к отвлеченной идее отделения Церкви от государства, ни к идее истинной или только условной политической свободы, ни к праву и справедливости, ни к любви и общечеловеческому братству. За истекшее полугодие все возможные в этом направлении ожидания рассеяны самой советской властью. Из многократных ее заявлений, не менее ярких действий и официальной литературы мы с печалью сердечной убедились, что коммунизм отверг все эти обычные в человеческом общежитии мерила и открыл свое забрало, как сила враждебная всякой свободе и всякому праву, даже простой человеческой справедливости и простейшему человеколюбию. Во главу угла он поставил идею неравенства людей от рождения и проклятия одной части человечества во имя другой, вплоть до физического и даже насильственно-кровавого ее истребления. Здесь уже нет дыхания Духа Божия, нет даже духа человеческого, здесь дышит дух зла, ненависти и разрушения. Последние приказы власти народных комиссаров с официальными призывами к «захвату значительных количеств заложников» и к «массовому их расстрелу» без суда внушают невольный ужас всякому здоровому, сохранившему элементарное нравственное чувство человеку. Расправы над заложниками возвращают нас не только к темным векам варварства, но и уносят мысль из крещеной, культурной Европы куда-то вглубь Африки.
Мы хотели бы, однако, верить, что наш российский коммунизм, будучи духовным явлением антихристианской сущности, исповедуется и проводится в жизнь людьми все же общего с нами, европейского, насыщенного преданиями христианства, духовного воспитания. И потому мы еще надеемся, что Совет народных комиссаров хотя отчасти поймет нас, когда мы, в расчете на простейшую общечеловеческую нравственность и культурность, свидетельствуем о бесчеловечном и бесцельно-жестоком насилии над народной верой, проводимом в последней «Инструкции» к декрету 23 января.
Посему, как полномочные представители православного русского народа, знающие его духовную жизнь и тайны его совести, мы с твердым убеждением заявляем, что долг народных комиссаров: немедленно отменить действие данной инструкции и пересмотреть ее при участии представителей Православной Церкви, а до того времени приостановить и применение самого декрета от 23 января во всем его объеме.
Секретарь Собора Православной Российской Церкви «В. Шеин».
Подлинное представлено 3/16 сентября 1918 г. митрополиту Тифлисскому Кириллу.
Делопроизводитель А. Победоносцев
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 568. Л. 85–88. Машинопись. Заверенная копия. Рукописные вставки, исправления и зачеркивания. Документ датирован 24 августа (6 сентября) 1918 г.; Л. 147–150. Машинопись. Рукописные вставки, исправления и зачеркивания. Документ датирован 24 августа (6 сентября) 1918 г.
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 568. Л. 43–49. Машинопись. Черновик. Рукописные вставки, исправления и зачеркивания; Л. 125–131. Машинопись. Черновик. Рукописные вставки, исправления и зачеркивания.
РГИА. Ф. 833. Оп. 1. Д. 56. Л. 23–29. Машинопись. Черновик. Рукописные вставки, исправления и зачеркивания.