20 января 1918 г.
Пред возобновлением работ Собора митрополитом Новгородским Арсением совершено Господу Богу молебствие.
Заседание открыто Святейшим Патриархом Московским и всея России Тихоном в Соборной палате в 10 ч[асов] 35 м[инут] утра, в присутствии 110 членов Собора (в том числе 24 епископов).
На повестке заседания: 1) молебен; 2) текущие дела; 3) доклад Отдела об епархиальном управлении «Об органах епархиального управления Православной Российской Церкви». Докладчик: Серафим, епископ Челябинский.
Святейший Патриарх Тихон. Приветствую вас, отцы и братия, с новолетием и желаю, чтобы, по милости Божией, новый год был для Церкви Божией и Родины летом Господним благоприятным. Очень рад, что вы снова собрались сюда, потому что текущие обстоятельства и время, которое мы переживаем, требуют объединения, чтобы мы могли выступать в защиту Церкви Божией совместными дружными усилиями. Вы знаете, что когда Собор временно прекратил свои занятия, за этот перерыв правительство обратило неблагосклонное внимание на Церковь Божию: оно выпустило ряд декретов, которые начинают приводиться в исполнение и нарушают основные положения нашей Церкви. Как отнестись к этим декретам, как им противоборствовать, какие меры предпринять, — это лучше всего обсудить и решить на Соборе. Посему наступающая сессия Собора, которая, надеюсь на милость Божию, будет благоприятна, — кроме текущих задач имеет и специальную задачу: обсуждение того, как отнестись к текущим событиям, касающимся Церкви Божией.
Призываю Божие благословение на предстоящие труды; в настоящее же время, так как члены Собора собрались не в полном составе — около 100, а требуется по Уставу для законности собрания присутствие 180 членов, я прошу устроить частное совещание под председательством митрополита Арсения, а членам Синода прошу разрешить удалиться на заседание.
В 10 ч[асов] 45 м[инут] Святейший Патриарх оставляет Соборную палату.
Председательствующий митрополит Новгородский Арсений. Заседание объявлено в порядке частного совещания. Прошу посторонних лиц, не имеющих отношения к Собору, оставить Соборную палату. Заседание частного характера, без всяких постановлений. Посторонних нет? Желающие могут поделиться впечатлениями по текущему моменту. А сейчас выслушаем послание Святейшего Патриарха.
Архиепископ Тамбовский Кирилл оглашает послание Святейшего Патриарха:
«Смиренный Тихон,
Божиею Милостию Патриарх Московский и всея России.
возлюбленным о Господе архипастырям, пастырям и всем верным чадам Православной Церкви Российской
«Да избавит нас Господь от
настоящего века лукаваго» (Гал. 1, 4)
Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани.
Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем неповинных и даже на одре лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханною доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности — совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей Отчизны: и в столицах, и на отдаленных окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и др.).
Все сие преисполняет сердце наше глубокою болезненною скорбью и вынуждает нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения по завету св. апостола: «Согрешающих пред всеми обличай, да и прочии страх имут» (1 Тим. 5, 20).
Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей — загробной, и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной.
Властью, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские, хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной.
Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: «Измите злаго от вас самех» (1 Кор. 5, 13).
Гонение жесточайшее воздвигнуто и на Святую Церковь Христову: благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними; святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля московского), или ограблению и кощунственному осквернению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви Православной и подготовлявшие пастырей Церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности.
Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законной волею самого народа… И наконец, власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и, в частности, над Святою Церковью Православной.
Где же пределы этим издевательствам над Церковью Христовой? Как и чем можно остановить это наступление на нее врагов неистовых?
Зовем всех вас, верующих и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей.
Враги Церкви захватывают власть над нею и ее достоянием силою смертоносного оружия, а вы противостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и докажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной.
А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою словами святого апостола: «Кто ны разлучит от любве Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч?» (Рим. 8, 35).
А вы, братие архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления, и мы твердо уповаем, что враги Церкви будут посрамлены и расточатся силою Креста Христова, ибо непреложно обетование Самого Божественного Крестоносца: «Созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей» (Мф. 16, 18).
Тихон, Патриарх Московский и всея России.
Января 19 дня, 1918 г.».
Граф Д. А. Олсуфьев. Мне думается, что мы должны всем сердцем приветствовать выслушанное послание Патриарха. В этом первом опыте патриаршего служения мы видим пользу восстановления патриаршества. Мое мнение, что это послание по тону существенно отличается от прежних соборных посланий: чувствуется живая совесть, индивидуальная человеческая, а не коллективная официальная бумага. Мое мнение совпадает с тем мнением, которое высказано в газетах представителем русской интеллигенции Белоруссовым, что Собор до сего времени недостаточно выступал, а скорее отписывался. В газетах велся спор между двумя членами Собора — П. И. Астровым и князем Е. Н. Трубецким — с одной стороны и Белоруссовым с другой стороны. Моя совесть целиком стоит на стороне Белоруссова. Я несочувственно отношусь к самому заглавию статьи Е. Н. Трубецкого: «Негодующий индифферентизм». Напротив. Обращаясь к статье Белоруссова, я должен сказать, что я не встречал более горячих нападок на злодеев революции, как именно со стороны этого бывшего революционера (он был даже в ссылке в Сибири), а ныне сотрудника «Русских ведомостей». В индифферентизме его нельзя упрекать. Не понимаю упреков П. И Астрова: «А вы что молчите?» — «Мы не молчали, — сказал бы я на месте Белоруссова, — нет, мы выступали против злодеев революции; не можем же мы пойти от имени Церкви!» А Церковь и Собор, по моему, действовали очень вяло. Я с самого начала Собора звал не на компромиссы с властью предержащею, а на явное отмежевание себя. Мне всегда казалось, что давно бы следовало принять меры церковной дисциплины, о которых упоминает Белоруссов, и что впервые применил епископ Рооп. Мне казалось бы, что давно следовало бы принять меры отлучения. На «Петропавловске» матросы в марте избили часть офицеров, затем в сентябре избили другую часть офицеров. Коллективную ответственность несет весь корабль и вся команда. Необходимо было сейчас же взять от него священника и закрыть храм. Эта элементарная мера при явном злодействе не была принята. В селах, говорят, нельзя закрыть храма, так как есть старушки, которые нуждаются в священнике. А на «Петропавловске» не было и старушек. А что проделывали в Кронштадте, в Севастополе? Нельзя этого оставить без внимания. Говорят, это относится к политике, партийной борьбе, а мы политикой не занимаемся. Может быть, лучше устроиться с большевиками и получать жалованье? Помещиков грабили — мы молчали, отбирали фабрики — молчали, начали грабить лавры — заговорили… Простите, владыко, меня: мне грустно это, что тогда заговорили, когда лавры начали грабить. Но все же хорошо и то, что теперь заговорили. С точки зрения П. И. Астрова, Церковь не есть духовное ведомство, а все составляют Церковь. Грабили помещиков, грабили лавры. В Уголовном кодексе одно называется святотатством, другое — грабежом. В действительности и то и другое — одинаково грабеж, и Церкви молчать нельзя.
Поэтому я приветствую слово Патриарха и его громкое слово об анафематствовании. Я укажу на один случай в Саратовской губернии, когда после разгрома помещичьей усадьбы один священник прекратил церковное служение: это оказало действие на село. Две недели прождали, а потом стали просить священника возобновить церковную службу. Я знаю влияние протестантских пасторов на немецкие колонии в Саратовской губернии. Ни в 1905 г., ни в 1917 г. в этих колониях не было ни единого погрома и бесчинств в колониях не было. В нынешнем году приехали в колонию 20 православных большевиков и хотели грабить. Немцы ударили в набат и хотел истребить их. Но пастор заявил: «Арестуйте их, но не трогайте». И здесь сказалось влияние пастора на свою паству. В настоящее время все христианские церкви должны объединиться. Социализм доведен в настоящее время до своих логических последствий. И только от Русской Церкви до сих пор мы не слышали протеста против нарушения в настоящее время всех десяти заповедей Божиих. Ясно сказано: «не пожелай скота ближнего твоего, ни вола его, ни села его, ни всего, елика суть ближнего твоего». Ясно сказано: «Не убий». Говорят, что Церковь не должна вмешиваться в политику. Но первая же из указанных заповедей есть уже вмешательство в политику. В заповеди ясно, против кого она направлена. Из истории мы знаем о дисциплинарных мерах, какие принимались Церковью. Митрополит Алексий отлучил от Церкви Рязанскую епархию за неповиновение ее Москве. Митрополит Филипп при Иоанне Грозном вмешивался в политику. Патриарх Ермоген не говорил, что политика не его дело, а прямо понял, что ему надо стать в лагере Минина и Пожарского, а не тушинских воров. Ясно, что он вмешивался в политику, а мы хотим вести другую политику, политику соглашения, и тем умываем свои руки в том, что происходит в настоящее время. С грустью я читал в газетах, что в настоящее время происходит мировая борьба христианских начал с началами антихристовыми. В христианской Церкви раздаются голоса, призывающие к борьбе. Слышно, что первый раз анафема будет сказана в Киеве против тех, которые стоят за католичество и за унию. Надеюсь, что это не так, а именно по отношению к этому антихристианскому и сатанинскому движению. Все христиане — и протестанты, и католики, и православные — должны объединиться, а не анафематствовать друг друга. Мы анафематствуем католиков и протестантов, а не анафематствуем своих разбойников русских. Поменьше лицемерия! Я был 25 декабря в Пантелеймоновской церкви в Петрограде (довольно известной); церковь была полна молившихся. По моему наблюдению, в Петрограде сознательнее молятся, чем в Москве, где сорок сороков церквей. В петроградских церквах нет той сутолоки, хождения по церкви, как в московских храмах. Чтение в петроградских церквах старательнее, понятнее для слушателей, вводится общее пение. Все это возвышает религиозное чувство и объединяет совершающих богослужение и присутствующих в храме. После литургии совершен был казенный, ставший анахронизмом, пресловутый молебен об избавлении от дванадесяти языков (вместо большевиков)…
(Голоса: Этого не может быть!)
Председательствующий. Св. Синодом сделано распоряжение об отмене этого молебна.
Граф Д. А. Олсуфьев. Может быть, это недоразумение… А властям предержащим пели «Многая лета» в Петрограде. Мне почувствовалось горестное разъединение во время молебна. Я сообщил свои впечатления. Может быть, они и не верны… Я понимаю, что апостол призывал повиноваться всем властям, но чтобы петь им «Многая лета», — едва ли. Я знаю, как «благочестивейшего, самодержавнейшего» сменили на «благоверное временное правительство» Керенского и компании. Все это смущает православную совесть. И я думаю, что время недостойных компромиссов прошло. Нужно отмежеваться и первый шаг такого отмежевания от сатанинства в русской земле я приветствую в виде послания Патриарха. Моя глубокая благодарность Патриарху!
Председательствующий. Я откровенно скажу вам, граф, что вы не точно передали, будто Собор выступил с посланием только после известия о разгроме Александро-Невской лавры. От имени Собора было составлено послание по поводу разгрома помещичьих усадеб и тех зверств, какие проявлены, безразлично — к помещикам и к монастырям, к церквам и духовенству. Мы живем одною жизнью, у нас могут быть разногласия, но сословных разногласий у нас нет. Собор дорожит своим единением. Дай Бог, чтобы и на будущее время мы держались этого единства.
Прошу позволения огласить донесение настоятеля Александро-Невской лавры епископа Прокопия о происходящих в лавре событиях:
«13 января 1918 года, около полудня, в Александро-Невскую лавру явился отряд матросов под начальством нескольких лиц, одетых в штатское платье, и, поставив караул у всех выходов из лавры, стал производить осмотр помещений, потребовав, чтобы никто из лавры не выходил; при этом штатские лица с частью отряда поднялись в помещение митрополичьей канцелярии, куда, вслед за тем, явился и староста лаврской милиции П. А. Докучаев, по требованию которого означенными лицами предъявлена была бумага, без №, на бланке Министерства государственного призрения, с надлежащей печатью, за подписью народного комиссара названного министерства г[оспо]жи Коллонтай; из бумаги этой явствовало, что предъявители оной уполномочиваются произвести реквизицию (под этим словом подразумевался предварительный осмотр и выяснение) помещений лавры, ее недвижимостей и денежных средств, а также выяснение числа монашествующей братии. Цель этой реквизиции, по словам предъявителей ордера, — немедленное затем отчуждение лавры, для помещения в ней инвалидов и вообще лиц, нуждающихся в призрении; что же касается монашествующих, то трудоспособным из них предлагается оставить лавру совсем, а нетрудоспособные имеют быть размещены по богадельням и приютам. Как выяснилось затем из предъявленных документов, вышеозначенные лица оказались также комиссарами ведомства Государственного призрения, а именно — г[оспода] Адов, Дриго, Тройницкий и Цветков. Настоятель лавры, преосвященный епископ Прокопий, занят был в это время служением в крестовой церкви акафиста Успения Пресвятой Богородицы. Узнав, что в лавре есть свой настоятель, названные лица настойчиво требовали приглашения его для объяснений с ними и, несмотря на указания лаврского милиционера И. А. Докучаева на невозможность прервать церковную службу, готовы уже были сами идти в церковь, но, к счастью, к этому времени богослужение уже окончилось и преосвященный настоятель мог прибыть в канцелярию митрополии, где находились все поименованные лица и часть матросов. Приблизительно в это время прибыл, с небольшим конским отрядом, адъютант коменданта Рождественского района г[осподин] Латынин, вызванный некоторыми очевидцами вступления в лавру отряда матросов, каковые очевидцы (в большинстве женщины) сообщили г[осподину] Латынину, что матросы в лавре «режут и грабят монахов». Узнав о таком обвинении, комиссары и матросы страшно запротестовали и готовы уже были обвинить монашествующих в «провокации», но, по выяснении дела, потребовали лишь составления акта о том, что никаких грабежей и насилий ими в лавре учинено не было; акт этот, копия коего препровождается, был составлен и подписан как настоятелем лавры, так и вышеназванными комиссарами, адъютантом коменданта Рождественского района и комиссаром отряда матросов Окуневым. От преосвященного настоятеля лавры было потребовано представление списка братии лавры, с указанием трудоспособности каждого, а также сведения о денежных ее средствах, каковое требование и было исполнено. Затем названные лица произвели осмотр митрополичьих покоев и дачи, а в то же время часть матросов ворвались по черному ходу, сломав задвижку у двери, в помещение преосвященного епископа Артемия, в отсутствие его, и произвели там поверхностный обыск. Около двух часов дня все удалились, причем комиссары Министерства призрения предупредили, что завтра уже будет прислана форменная бумага о реквизиции лавры со всем ее движимым и недвижимым имуществом, ценностями и денежным капиталом. 14 января действительно поступило, на имя настоятеля Александро-Невской лавры, отношение народного комиссара по Государственному призрению от 13 того же января за № 423, в копии при сем приложенное, с предписанием сдать все дела по управлению домами, имуществом и капиталами лавры уполномоченному лицу от Министерства государственного призрения. По получении этого отношения, поручено было правителю дел духовного собора, иеромонаху Всеволоду, переговорить с комиссаром по Государственному призрению г[оспо]жею Коллонтай и, по возможности, выяснить вопрос о положении лавры и ее братии. Для этой цели иеромонах Всеволод посетил в понедельник 15 января Министерство призрения, где ему было объявлено, что г[оспо]жа Коллонтай больна, и предложено переговорить с комиссаром г[осподином] Дриго и др. лицами. Из объяснений, данных г[осподином] Дриго, вытекало, что ведомство призрения имеет главною целью воспользоваться большими помещениями в лавре, для устройства в них богаделен и приютов для инвалидов и вообще лиц нетрудоспособных; братию изгонять не предполагается, ибо она должна будет обслуживать храмы по-прежнему, и кроме того, братии же будет предложено нести разные обязанности при имеющих быть открытыми приютах и богадельнях. Покои владыки митрополита должны быть освобождены, но изгонять митрополита, избранника народа, из лавры вовсе не имеется в виду, и если бы он пожелал, то ему предоставлено будет другое помещение в той же лавре, но меньших размеров. Затем было обещано немедленно по выздоровлении г[оспо]жи Коллонтай доставить иеромонаху Всеволоду возможность переговоров лично с нею, на что она, якобы, уже изъявила согласие. На просьбу иеромонаха Всеволода не назначать в лавру комиссара до выяснения дела путем личной беседы с г[оспо]жей Коллонтай было отвечено согласием. Между тем, 16 января, во вторник, в 2 часа дня, к преосвященному Прокопию явился неизвестный человек в сопровождении двух других, который заявил, что он назначен от Министерства призрения комиссаром лавры, представил свой мандат и потребовал сдачи ему лавры со всеми капиталами, движимым и недвижимым ее имуществом. На это требование преосвященный настоятель ответил, что лаврское имущество — есть имущество церковно-народное и передано быть не может; тогда комиссар, оказавшийся неким г[осподином] Иловайским, сказал, что ввиду нежелания лаврского начальства добровольно сдать лавру будут приняты другие меры, и удалился. Из кратковременной беседы преосвященного Прокопия с г[осподином] Иловайским отчасти выяснилось, что лавра как обитель должна будет прекратить свое существовании, и судьбу братии выяснить не удалось. Вечером в тот же день по приглашению преосвященного состоялось общее собрание братии лавры, на котором вопрос о лавре подвергся обсуждению и решено было не допускать всеми возможными средствами уничтожения лавры как монастыря и вообще передачи лавры в чужие руки и изгнания митрополита. На другой день, 17 января, преосвященный настоятель с утра отправился хлопотать по делу лавры в Министерство призрения, а архимандрит Иерофей — в Смольный, причем впечатление от всех переговоров получилось то, что большевистское правительство имеет конечною целью именно сокрушение лавры как обители монашеской. В отсутствие преосвященного явился опять комиссар Иловайский с такими же требованиями о сдаче, но, не дождавшись свидания с настоятелем, оставил записку с предупреждением, что приедет для приема лавры 18-го числа и просит отрядить в его распоряжение заведующего недвижимостями лавры. Утром 18 января г[осподин] Иловайский действительно явился к преосвященному Прокопию и, после весьма кратковременного разговора, удалился с тем же отрицательным ответом.
По некоторым сведениям, идущим, с одной стороны, как будто от г[оспо]жи Коллонтай, а с другой — от управляющего делами Совета народных комиссаров г[осподина] Бонч-Бруевича, дело идет, якобы, только об использовании для богаделен и приютов обширных помещений лавры, — но это еще нуждается в подтверждении. Народ, т. е. часть населения Петрограда, особенно из постоянных богомольцев лавры, выражает готовность стать на ее защиту, но в чем и как эта защита может выразиться — вопрос открытый».
К донесению приложены две копии: 1) отношения народного комиссара по государственному призрению от 13 января 1918 г. за № 423 на имя настоятеля Александро-Невской лавры преосвященного Прокопия следующего содержания:
«Вследствие постановления народного комиссара о реквизиции всех жилых и пустующих помещений со всем инвентарем и ценностями, принадлежащих Александро-Невской лавре, настоящим предписывается Вам сдать все имеющиеся у Вас дела по управлению домами, имуществом и капиталами лавры уполномоченному лицу от Министерства государственного призрения, по предъявлении им соответствующего документа.
(М[есто] п[ечати]) Народный комиссар (подпись) А. Коллонтай. Секретарь (подпись) Цветков».
И 2) копия акта от 13 января 1918 г., в каковом акте изложено следующее:
«Мы, нижеподписавшиеся представители Министерства государственного призрения, комиссар В. Адов, члены комиссии по социальному обследованию П. Дриго, В. Тройницкий и секретарь народного комиссара А. Цветков, с одной стороны, и адъютант коменданта Рождественского района С. Латынин, адъютант коменданта П. Максимов, старший милиционер Т. Голубев, с другой стороны, а также комиссар Ревельского сводного отряда моряков И. Окунев, в присутствии комиссара лавры И. Докучаева и настоятеля лавры епископа Прокопия, составили настоящий акт в следующем: 1) мы, Адов, Дриго, Тройницкий и Цветков явились в помещение Александро-Невской лавры, согласно предписанию народного комиссара государственного призрения, а также Окунев с отрядом матросов для получения надлежащих сведений о имеющихся свободных помещениях в зданиях Александро-Невской лавры, а также для собрания сведений о количестве проживающих в лавре лиц духовного звания и реквизиции имеющихся капиталов. При исполнении вышеназванных поручений кем-то, неизвестно, было сообщено в 1-й Рождественский комиссариат, что якобы матросы грабят и убивают монахов, после чего прибыли вышеназванные лица — Латынин, Максимов и Голубев с караулом, а также наряд милиционеров, причем при выяснении дела оказалось, что никакого ни грабежа, ни насилия учинено в помещениях лавры не было, в чем и был составлен надлежащий акт и засвидетельствован подписями вышеназванных лиц. Адов. Дриго. Окунев, Латынин. Максимов. Голубев, Тройницкий, Цветков. Докучаев и епископ Прокопий.
Князь Е. Н. Трубецкой. Я выступил не с тем, чтобы открыть [N1] с графом Олсуфьевым, которому достаточно ответил владыка. Если граф находит, что Собор выступал недостаточно сильно, то я с этим согласен, но чтобы Собор совсем не действовал, это неверно. Я скажу, что мы должны теперь действовать энергично. То, что сообщили нам о лавре, это не есть частное враждебное Церкви выступление, а проведение в жизнь целого плана полного уничтожения самой возможности существования Церкви. Сейчас речь об упразднении одной обители, это только пробный шаг. Судьба Александро-Невской лавры угрожает всякой обители, да и только ли обителям? Целые храмы секуляризируются: гатчинский собор, по слухам, обращен в канцелярию. Одним словом, мы вступили в полосу гонений на Церковь. Церковь должна воздействовать не увещаниями только, потому что увещания слишком слабы, а воздействовать мечом духовным, — анафематствованием лиц, совершающих явно враждебные Церкви действия, и всех их пособников. Мы знаем из донесения епископа Прокопия целый ряд лиц, подлежащих отлучению: Коллонтай, Тройницкий, Цветков и др. В течение каникул у нас работала комиссия, которая обдумывала способы ответа на акты современного правительства, в частности, относительно Александро-Невской лавры. Мы ждали только официального донесения и имен, которые теперь названы, чтобы представить на рассмотрение Собора проект отлучения от Церкви виновных. Далее следует бороться путем приглашения всего православного народа выступить на защиту Православной Церкви. Я не сомневаюсь, что Коллонтай и другие должны быть отлучены от Церкви, и нужно, чтобы сила отлучения была распространена и на тех, которые приводили в исполнение приказания. Тут открытая война с Церковью, начатая не нами. С нашей стороны молчание и бездействие были бы преступны. Нужно громко возвысить голос и поднять весь православный народ на защиту Церкви. Иначе на нас падет обвинение в слабости, бездеятельности и преступном малодушии. Медлить нельзя. С этого должны быть начаты заседания Собора. Прочитанное донесение должно быть передано в комиссию, которая займется выработкой ответа.
Протоиерей А. А. Хотовицкий. Сейчас, когда Патриарх своим открытым мужественным обличением врагов Церкви и воззванием к верным сынам ее — встать на защиту ее — обрекает себя на крестный подвиг, на исповедничество, всей православной России надо употребить все стремления, чтобы этот подвиг сделать наиболее плодотворным, чтобы великая жертва не была принесена Святейшим нашим отцом вотще. Мы молим Господа, да сохранит Он от напастей Святейшего Патриарха, но будем откровенны: мы знаем, как жестоко карают насильники, стоящие у власти, мужественное слово правды. И потому, благоговейно преклоняясь пред стоянием нашего духовного вождя за веру и Церковь, мы взываем: да возрастут на этом подвиге спасительные для православной России плоды. Как достигнуть этого? Достигнем тогда, если Святейшего Патриарха не оставим одиноким в его призыве и готовности. Мы слышим в его послании, как зовет он и всех нас на исповедничество, на борьбу и подвиг. И мы чувствуем, как сейчас сильно трепещет наше сердце от жажды этого подвига, мы рвемся к нему, но часто не знаем, как и где найти его. Мы слышим от нашей паствы и от тех, кто никогда не ставил высоко священника, вопли: «Пастыри! Возвысьте свой голос, остановите насилия!» И мы готовы, но не знаем, как принести себя в жертву. Не знаем, ибо жизнь строится сейчас так запутанно, что иногда не успеваешь определить правильное отношение к ее проявлениям. Вот сейчас мы слышим призыв: не сообщайтесь с насильниками! Они отлучаются от Святой Церкви, а всякое соприкосновение с ними наполняет нас уже и не только чувством духовной брезгливости, но и чувством ужаса. Мы хотели, было, отойти от них, а жизнь сталкивает нас с ними. И если даже мы, пастыри, не сумеем разобраться в том, как себя поставить по отношению к ним, то всегда ли разберется в этом наша паства, откликаясь сердцем и верующим разумом на грозное отлучение насильников от Святой Церкви и боясь оказаться в числе их приспешников и навлечь тем и на себя анафему? Вот, например, сейчас идет забастовка почти во всех государственных учреждениях, как протест против большевизма и его ужасов. Как должны были бы мы, церковники, отнестись к этому явлению? Да, конечно, это проявление протеста, нежелания идти рука об руку с поругателями правды и порядка. Забастовщики отмежевались от насильников. И правда: кое общение света со тьмою? Но приглядитесь к этому явлению и его последствиям. Я откровенно заявляю, что от начала высказывался против забастовки. Почему? Я очень хорошо знаю значение забастовок, строение их и не против них вообще. Но в этом случае: разве следовало выпускать из рук государственное дело только потому, что насильники приставили своих комиссаров? Разве не достигнуты забастовкой результаты, прямо противоположные тому, что было желательно? Утратилась сразу же возможность влияния на ход дел и на ту среду, которая, может быть, была бы спасена от дальнейшего растлевающего воздействия насильников. До сих пор они, быть может, как государственные невежды, были бы уже самым ходом вещей вытеснены из хода нашей государственной жизни или сокращены в своих силах. А теперь? Голодовка забастовщиков, постоянные компромиссы, ход с черного крыльца к большевикам на службу, штрейкбрехерство, разрыв с малопросвещенной массой народа, видящей в забастовке саботаж и надругательство над своими мечтами, и торжествующее ликование в среде насильников и пр. К священнику то и дело обращаются совестливые души: как быть? Нужда, больная мать, огромная семья… Голодная смерть… Мне самому многократно приходилось говорить с комиссаром, просить его не отказать в выдаче жалованья служащим храма Христа Спасителя: сторожа и псаломщики получают по 30 руб. в месяц, многосемейные. Идти к большевикам или нет? А сейчас эти недоумения и смятение души усилится еще более. Что сказать? Нельзя ли дополнительно раскрыть это? В грамоте патриаршей многими прещение может быть понято неправильно и родит скорбь. Нужно, чтобы наша соборная семья стала как можно полнее активным проводником в жизнь и разумение народа духа и смысла этого воззвания Святейшего нашего отца. И постараемся извлечь из жертвенного патриаршего подвига наибольшее счастье. Как это сделать? Я не дам, конечно, полного ответа, и его трудно дать. Чувствую, что жизнь сама подскажет, когда готовность нашу пострадать за Христа надо воплотить в дело. Но в поле моего малого служебного — по должности священника при храме Христа Спасителя — зрения я постараюсь кое-что наметить в этом направлении.
Храм Христа Спасителя — вот одно из средоточий, которое нужно приблизить к сознанию народа и оправдать его историческое существование. Он создан, так сказать, на костях витязей русских, положивших в самую тяжелую годину истории жизнь свою за то, за что зовет нас отдать жизнь и наш Патриарх. Храм построен в память 1812 года, когда самое сердце России, Москва, была поставлена на карту и России как бы суждено было уже погибнуть. Приблизьте же к сердцу народа и в настоящую тягчайшую годину это святая святых русского храмоздательства, и постарайтесь духом почивших в бою героев русских воскресить в народе те святые порывы стояния за родную Церковь и землю, которые воплощены в них, и о которых так громогласно повествует величественный храм Христа Спасителя. Не говорит ли жизнь, что этот храм может стать и сейчас храмом Спасителя для нашей земли? Не делайте его богадельней! Оживите его холодные сейчас стены! Это не каменный московский кафедральный собор. Его строила не московская консистория, а Россия. Да будет же он всероссийской церковной кафедрой! Да будет он кафедрой Патриарха в его постоянном общении с народом! Вместимостью до 15 000 человек — разве храм Спасителя не даст возможность тысячам и тысячам русских людей, собравшихся под его своды, зреть своего отца, совершающего Божественную Жертву за народ русский, поучающего паству, благословляющего ее? Пусть русский народ знает, где найти своего Святейшего Патриарха. Пусть изо дня в день каждое воскресенье, каждый праздник совершается здесь патриаршее служение с возможным благолепием, пусть звучит здесь вдохновенное слово лучших проповедников, пусть звучат здесь голоса лучших певцов и — общей народной грудью — всенародное пение. Пусть здесь раздастся в потребный час грозное слово прещения врагам Церкви нашего Святейшего отца! Не Патриарх в приходские церкви, а приходы во всем множестве народа, с хоругвями и крестами да шествуют сюда к своему отцу, под сень храма Спасителя. И если Господу угодно было бы судить нашему Святейшему Патриарху смертью запечатлеть его жертвенный подвиг, то закланная у алтаря Господня в средоточии Москвы эта новая жертва во веки не изгладится из памяти народной, и сольется дух нового праведника с духом тех праведников, которые пали за Родину и за Христа. И воскреснет мертвая Русская земля! И не вотще будет жертва! И Патриарх не останется одиноким, и мы не будем одиноки, ибо народ с нами, и жаждет подвига не менее, чем мы; он уже знает нас и спрашивает, как спасать Родину. Настал час, когда, вслед за Святейшим Отцом, наш Священный Собор должен, обрекая себя на жертву, поведать народу, кем он должен быть и за кем он должен идти.
Д. И. Боголюбов. Я не буду задерживать вашего внимания на разных событиях последних дней. Я отмечу теперь лишь радость, которую мы все чувствуем от сознания, что наконец-то раздался тот голос Патриарха, которого давно ждет православная Россия. Я и раньше говорил, что необходимо анафематствовать людей, открыто восстающих на Христа и Его Церковь. Однако не будем обольщаться относительно влияния на рабочие массы патриаршего послания. Я должен сказать, что большевизм не умер: он по-прежнему захватывает массы; но в народном сознании намечается несомненный сдвиг в другую сторону. Я был лично свидетелем, как в Воронеже на религиозные деяния стекались толпы людей разного состояния, и очень многие из них готовы были встать на защиту православной веры. После одной лекции на тему о Христе Спасителе мира мне люди говорили, что большевики готовы пулями расправиться с теми, кто отвлекает внимание народа в сторону; но они их не боятся. Комиссар, разрешая другую мою лекцию о церковном Соборе, говорил: «Как вам охота заниматься подобными пустяками!» Но народ знал, что Собор — не пустяк, и он готов был костьми лечь за православную веру. Еще недавно широкие народные массы жили другими и прямо безбожными настроениями. Таким образом, сдвиг в психологии народной, несомненно, происходит. Вот еще одно тому доказательство. В вагоне, в котором я ездил в Москву из Воронежа, было множество солдат: можно было думать, что это возвращался целый эшелон с позиции; но то были, как оказалось, отпущенные солдаты-торговцы; они почти все были против большевиков. Весьма важно, что даже и в солдатской среде происходит некоторый сдвиг в сторону от большевиков. Когда своим путникам-солдатам я рассказывал, как в собор Александро-Невской лавры пришел солдат в шапке и на замечание ему по этому поводу ответил, что для него нет святыни, — эти слова произвели на солдатскую вагонную массу гнетущее впечатление. Вот я и говорю себе: с такими безбожными солдатами, для которых нет ничего святого, можно ли начинать «священную войну», о чем заявили на днях наши комиссары?..
Теперь у нас наступает полоса террора и анархии — тот момент, когда штыком и пулей будут расправляться со всяким верующими человеком. Очевидно, пришла пора и Церкви сказать свое властное решительное слово по этому поводу. Мы умрем за Русскую Православную Церковь. Это — наш голос; но его можно подслушать в самых разнообразных общественных кругах. Так, недавно, в Воронеже, семинаристы, узнав, что большевики предполагают 30 января окончить учебный год с очевидной целью забрать их в окопы для «священной войны», — заявили, что они пойдут «лучше к Каледину, чем за большевиками». И я считаю бесспорным, что, кто имел общение с народом, тот знает, что есть еще порох в пороховнице. Православная масса еще не вымерла, но она не сорганизована. Я и молю Господа Бога, чтобы патриаршее послание послужило своего рода церковным набатом, тем трубным звуком, которому суждено обратить общее внимание на преступные действия в народе. Если Собор вслед за Патриархом не выступит на дорогу крестоношения, то Русь будет окончательно распылена. Психология момента такова, что русские люди нуждаются в решительных выступлениях своих руководителей, в их решительных действиях. Я приветствую поэтому патриаршее послание, как великое национальное дело, как светлую зарю лучшего будущего в нашей жизни.
Насколько же темно и мрачно наше настоящее, насколько сильна у нас церковная неурядица, я могу указать на поступившее в воронежскую консисторию такое «бытовое» донесение. В одном селе крестьяне выгнали священника и избрали на его место диакона, над которым и порешили совершить особую «гражданскую хиротонию». Диакон вышел на амвон и сказал: «Клянусь Всемогущим Богом, что я не буду за требу брать сверх того, сколько положено». Народ пропел «аксиос». Диакон еще сказал: «Клянусь Всемогущим Богом, что я буду исполнять вашу волю». Народ пропел «аксиос». После того диакон надел священническое облачение и начал: «Благословен Бог наш»…
В другом месте священника запрягли в сани и катались на нем.
Таким безобразным кощунникам необходимо объявить анафему; тогда, может быть, дрогнут их сердца. Иначе озорство дошло у нас до края; дальше идти уже некуда. Народной массе роздали винтовки, и вот стрельба идет всюду.
Необходимо, чтобы раздался голос Церкви и чтобы этот голос был грозным набатом. Послание Патриарха и есть верный удар этого набата.
В 12 час[ов] 30 мин[ут] объявляется перерыв.
Заседание возобновляется в 1 час дня.
Протоиерей А. М. Станиславский. Д. И. Боголюбов говорил, что теперь замечается в народном сознании сдвиг в сторону от большевизма, я же, наоборот, вынес совсем другое впечатление. Выехал я из Москвы 10 декабря в вагоне, переполненном солдатами. Все оказались большевиками, и мы всю дорогу слышали гнилые слова и угрозы выбросить попов из вагона. Впечатление получалось не то, что у Д. И. Боголюбова. Приехали в Харьков, где власть захватили большевики, установившие свои порядки. На вокзале грязь, шум, крики, производятся аресты буржуев, офицеров. Направляюсь в духовную консисторию и там вижу новое начальство — малорусского солдата-комиссара, который заявил, что ему поручен надзор, контроль над консисторией, что он имеет особые назначения и может завести особые порядки. Из Харькова направляюсь домой, в Богодухов, еду в теплушке. Все время слышались разговоры по адресу духовенства в самых грубых выражениях; солдаты не стеснялись присутствия ни женщин, ни детей. Говорили, что всех нас нужно уничтожить, как врагов народа. Дорогой они обедали и ужинали, и ни один солдат ни разу не перекрестился. Вот каких солдат я видел. И никто их не остановил, никто не сказал: «Постыдитесь священника, женщин и детей».
Что дальше я видел? Приезжаю в Богодухов, и он во власти большевиков. Разбили винный склад, причем спирт частью отправлен большевиками в Харьков, частью расхищен местным населением. В этом деле принимали участие и дети. Вся дорога к винному складу была усеяна пьяными, как взрослыми, так и детьми даже 6-7 лет. Упившихся до смерти были сотни. Можете представить, какое нравственное падение должно произойти от этого в детях. Вслед за разгромом винного склада начались разгромы помещичьих усадеб. Цветущие имения Харитоненко, Кенига и др., в которых было образцовое хозяйство, так были разгромлены, что не осталось камня на камне. И что поразительно, грабили не бедные только крестьяне, нет: грабили и зажиточные крестьяне, имевшие по 5-6 лошадей. «Все наше», — говорили грабители. Но оно не ограничивалось только грабежом, а еще поджигали помещичьи дома. Были случаи, когда на телеге привозили все семейство помещика, показывали им, как горят их дома, а потом увозили на вокзал или просто изгоняли. В одном случае 80-летнюю старушку помещицу и ее дочь пешком отправили на вокзал. Старушка не вынесла и померла на дороге. Ужасно то, что ни денег, ни вещей, ничего не давали изгоняемым. Отношение было самое жестокое, нечеловеческое, зверское. Я был поражен таким проявлением бесчеловечия большевизма: ничего подобного не найдешь в истории другого народа. Хотел узнать, в чем же дело, и попросил зайти ко мне одного большевика, мужа прислуги, матроса из Балтийского флота. И вот он рассказал, что и во флоте, и в армии искусной рукой проводится план уничтожения Православной Церкви. Солдатам и матросам говорят, что земля и воля принадлежат народу, но для достижения этого нужно уничтожить Церковь Православную. Надо уничтожить и попов, и буржуев; и кто уничтожает попов и буржуев, тот делает доброе дело для Родины. Из 200 миллионов можно убить 10 миллионов, это дело доброе, ибо для остальных тогда будет рай. Большевик — крестьянин и рабочий — крепко убежден в том, что если он убивает, то не делает греха. Вот в чем корень зла. И не только никакого сдвига я не заметил, напротив, я видел расцвет большевизма. Везде большевики захватили в свои руки власть. Какой сдвиг, когда видим, что крестьяне, и даже богатые, овладевают чужими имениями! Мало того, они грабят и все имущество. У мужиков оказываются в домах пианино, канделябры, дорогие картины и другие вещи, которые они поделили между собой. Они говорят, что взяли свое — народное достояние. Как может крестьянин скоро отказаться от леса, земли и награбленного имущества? Но вот они еще будут делить весной землю, тогда ожидать нужно еще более острой борьбы и черного террора. Может быть, только тогда народ очнется от безумия и попросит твердой власти.
Какие же мы должны предпринять чрезвычайные меры, и в чем эти меры должны заключаться?
Первую меру мы уже выслушали, это послание Святейшего Патриарха. Но мы знаем послания, которые раньше посылались. Их солдаты рвали. Послание Патриарха составлено проникновенно, и оно авторитетно обличает безумцев, но и его наличность теперь едва ли достигнет вполне цели. Что же делать? Протоиерей Хотовицкий говорит о чрезвычайных подвигах, о необходимости идти на все меры.
Я скажу, что настала пора в этом нам объединиться. Мы были слишком робки. Нам говорят: все должны идти на подвиг, самоотвержение. А мы этого самоотвержения доселе еще не показывали. Теперь нужно придумать необходимые мероприятия. Нужно устроить всенародные моления с крестными ходами, и при этом сказать народу, каким бедам подвергается Церковь от врагов православия. Надо, чтобы слово было безбоязненным, надо будить совесть народа. Ведь не было момента более печального и ужасного в истории Русской Церкви! Надо понять друг друга и обсудить меры объединения немедленно. Чрез неделю, может быть, будет поздно. Опаздывать нельзя, надо начинать, решаться на самоотвержение и идти на защиту Церкви Православной.
Протоиерей А. В. Суворов. Я хотел бы также поделиться путевыми впечатлениями. Тяжело и грустно вспоминать об этих впечатлениях. Я живу в православном приходе. Евреев там не было. Встретил я на приходе паству верующую, любящую храм и интересующуюся тем, что происходит на Соборе. С большою грустью я перенес впечатление от проявления большевизма в лице некоторых солдат, которые возвратились в свои семьи. Что сделалось с их сынами? На праздниках я встретил трех возвратившихся солдат, которые были вполне распропагандированы относительно веры и Церкви. Дошли они до отрицания, конечно, не собственным разумом, а получили от других. Христос, по их мнению, — простой человек, ничем от нас не отличается; сказания об Адаме — вздор, св. мощи — это выдумки попов, чтобы получать доходы. Матери их жаловались мне, что они тушат лампады, зажженные пред св. иконами. Я вступал с ними в беседы. Но с людьми необразованными столковаться было очень трудно. Они упорно стояли за свои отрицательные мысли, не представляя никаких доводов. Родители их и соседи плачут. Что делать? Под такими впечатлениями я встретился с посланием Патриарха об отлучении от Церкви за преступные деяния. Собор не может оставаться равнодушным к богохульникам. Но для меня вопрос большой важности: как же реально отнестись к этому? Отлучать от церковного общения хулителей необходимо. Если оставить их без внимания, они могут дурно повлиять на других. Отлучение будет для них тяжелым наказанием. Но как сделать, чтобы не входить с ними в церковное общение? Эта часть должна быть предметом суждения на соборных заседаниях. Собор дает нам в руки оружие не словесной только борьбы с хулиганами, которые выходят из армии. Насколько слабо они отстаивают свои отрицания, мне приходится заключать из спора с солдатами в вагоне. Солдаты отрицали веру, молитву, и когда я вступил с ними в разговор и доказал им, что Церковь и попы не идут в разрез с Евангелием, то весь вагон прислушивался к этому. Таким образом, мы должны чувствовать свою силу и, по возможности, вступать в борьбу с этими противниками веры, не считая их членами своей Церкви и убеждая приход сторониться от них. А как отлучать от Церкви, это будет делом соборного решения.
Генерал Л. К. Артамонов. Тягостно мне было слушать речь графа Д. А. Олсуфьева. Это запоздалое покаяние нашей интеллигенции. Но оставим это: нужно ли теперь кого-либо попрекать прошлым! Нам необходимо думать о том, что нам делать сейчас. Нужен правильный шаг, а такой шаг и на верном пути сделан уже нашим Святейшим отцом. Ко всему, что было сказано по этому поводу здесь, можно относиться и с сочувствием, и с несочувствием. Я отвечу протоиерею А. А. Хотовицкому. Меня не смущает, как поступить с подлежащими отлучению от Церкви, с которыми не следует иметь церковного общения. Апостол Павел говорил не о физическом общении с ними, которое и он допускал. Я вынужден входить в общение с захватчиками власти ради насущных потребностей тех, о ком я должен заботиться, но не следует этого делать из личной корысти и иметь общение с ними в смысле единомыслия и разделения их образа действия. Допустим, что я был бы связан по рукам, а разбойник в это время душил бы дорогого мне человека. Несомненно, я стал бы целовать ему руки и ноги, умолять его, чтобы он пощадил свою жертву. Но если бы связанный стал похваливать душителя, чтобы самому остаться в живых, это было бы соучастие в преступлении. Неизбежно придется иметь общение с людьми: иначе жить нельзя. Но крайне важно разбираться, какими побуждениями руководствуются при этом общении. Забастовка чиновников, например, по моему мнению, — грубая ошибка: если бы они все держали единомысленно и твердо в своих руках, может быть, иначе пошли бы все государственные дела. Монголы, например, победили китайцев, но сравнительно скоро победители совершенно растворились среди китайцев, заговорили по-китайски и с презрением стали говорить о своем монгольском языке. Чиновничий мир имеет большое значение для государства. Император Николай I говорил, что Россией управляют 100 тысяч чиновников (столоначальников). Мир чиновников, оставаясь на местах, перетер бы колеса большевизма. Но дело сделано. Нам нужно проникнуться теми высокими идеями, которыми дышит грамота Святейшего Патриарха. И я благодарю Бога, что мой слабый голос был один из первых и настойчивых в деле восстановления патриаршества. И как жалки были попытки помешать нам! Может быть, успех противников патриаршества повел бы к полному разгрому Церкви.
К вопросу о воздействии на темную разнузданную массу, господствующую ныне, позволю себе привести пример из недавних путевых впечатлений. Мне пришлось ездить в Ярославль. В летний, нетопленный вагон 3-го класса сбилось в кучу около 80 человек, почти все «товарищи», но были женщины, дети, офицеры и 4 еврея-коммерсанта. Мороз был 10-12 градусов. Снаружи мерзли люди, не попавшие в вагон и державшиеся за ручки вагона, умоляя пустить внутрь обогреться, но в ответ на их мольбы отвечали хохотом и грязными шутками. Но вот раздался негодующий, резкий, страстный и обличительный голос: «Да что вы, Бога забыли, честь и совесть забыли? Что вы делаете? Ведь это тоже люди и жить так же хотят, как и вы». Это был голос женщины. Результатом было то, что смолкли грубые шутки, все потеснились и пустили замерзающих, одну дверь приотворили. К стыду моему, я молчал, как и другие мужчины, чувствуя, что у меня нет порыва и внутренней силы оказать влияние на «товарищей». Рассказанный случай убеждает меня еще лишний раз в том, что одной из важнейших мер к прекращению разрухи в нашем народе следует признать привлечение женщины к содействию нашему духовенству в проповеди слова Божия и в распространении правильных христианских взглядов в колеблющейся массе смущенных простецов и детей. Я бы сказал: чем больше толпа, тем труднее ей внушать добрые настроения, потому что толпа, особенно наша русская простонародная, воспринимает слово несколько странным образом. Простите ту авторитетность, какую я позволяю себе, но за 42 года службы и имел частое общение с солдатами, крестьянами и рабочими, причем убедился, что они воспринимают мысли иначе, чем мы, считающие себя интеллигенцией. Проповедь с иностранными словами воспринимается плохо; проповедь ясная, короткая, как лозунги большевиков, — вот что нужно народу. Чтобы иметь успех в такой толпе людей, надо иметь среди нее сочувствующих вам, и приобрести это можно только при участии помощников. Это один из способов, на который надо обратить теперь самое серьезное внимание, чтобы слово Божие попадало на подготовленную почву и стало действовать. Особенно же важно в этом отношении помощь верующих женщин.
А. Д. Зверев. С разрешения высокопреосвященнейшего Председателя, я намерен поведать высокому собранию о позорном преступлении, совершенном в селе Борисове Московского уезда 24 декабря 1917 г., в ночь под Рождество Христово. В то время, когда штатный православный священник о. Василий Богоявленский после всенощной последним выходил из храма, на паперти было сделано на него дерзостное покушение со стороны шайки крестьян из 9 человек местной молодежи — старообрядцев (5 чел[овек]) и православных (4 чел[овека]).
Интересно отметить, что вся эта шайка крестьян, не исключая и старообрядцев, во время Всенощного бдения находилась в церкви, причем некоторые из этой шайки прикладывались к иконе, другие (в том числе и сам преступник — старообрядец Егор Козмин Козлов) покупали свечи для возжжения пред иконой Спасителя и клали в тарелку деньги.
Самое преступление, по словам церковного сторожа, бывшего свидетелем оного, и по рассказу о нем самого священника, жизнь которого, благодарение Богу, был чудесна спасена, происходило так. В тот момент, когда о. Василий, выйдя из храма на паперть, обратился лицом к иконе Спасителя, висящей над дверями храма, чтобы сделать обычные три поклона, один из преступников произвел в него в упор, в затылок выстрел из револьвера, но, к счастью, неудачно: произошла осечка. Когда священник обратился лицом к преступнику, последний, покушаясь произвести вторичный выстрел, наставил револьвер священнику прямо в лицо, но в этот самый момент священник схватил преступника за руку с револьвером и вытолкнул его вон с паперти, возле которой находились в это время и остальные его соучастники. Дело, однако, этим не кончилось. Преступник, будучи уже вне паперти, со словами: «Товарищи, организуйтесь», произвел в священника новый выстрел, которым легко и ранил его в палец правой руки. Бывший в это время на паперти церковный сторож и одна крестьянская девочка в испуге закричали: «Батюшку убили»… Преступники, полагая, что священник действительно уже убит, и, вместе с тем, опасаясь народа, могущего на крик сбежаться к месту преступления, — разбежались в разные стороны, а раненый в палец руки священник тем временем проследовал к себе в дом.
В тот момент, когда преступники бежали, церковный сторож ударил в набат. Народ быстро сбежался к церкви и здесь с ужасом для себя узнал о злодейском покушении на жизнь дорогого батюшки. Я вместе с другими крестьянами был в доме священника тотчас после покушения. Священник с окровавленным пальцем стоял среди тесно окружавшей его плачущей семьи и прихожан, многие из которых тоже плакали. Вот священник, по-видимому, был спокоен, хотя лицо его было несколько бледно. Когда я, намереваясь возвратиться домой, стал прощаться с священником, то некоторые из присутствующих стали удерживать меня, советуя ночевать у батюшки, потому что шайка преступников, только что совершившая злодейское покушение на жизнь священника, намерена была убить и меня, как действующего «заодно с попами». Однако я, будучи уверен, что в данный момент у преступников не хватит смелости совершить новое злодейство, решил идти домой и пришел благополучно. На другой день, в праздник Рождества Христова, священник, несмотря на угрозу злодеев во что бы то ни стало убить его, совершил Божественную литургию и произнес соответственное столь прискорбному событии слово, выслушанное прихожанами со слезами.
В тот же день около 7 часов вечера снова послышался набат, а затем и ружейные выстрелы и крик. Каждый опасался, что злодеи успели уже выполнить свой план, тем более, что среди населения все упорнее носился слух об угрозах негодяев-«товарищей» доконать священника, а заодно с ним убить и других неугодных им лиц: миссионера Зверева, церковного старосту и других «буржуев». Но оказалось совсем другое, именно: в то время, когда шайка злодеев находилась в одной из местных чайных, ее накрыла там местная волостная милиция, и преступник был арестован. Отдаваясь в руки милиции, он, обращаясь к своим соучастникам, громко произнес: «Товарищи, не выдавайте!» «Товарищи» действительно пытались освободить его из рук милиции, но когда последняя пригрозила им оружием, они спасовали. Взявши преступника, милиция направилась с ним в дом священника для составления протокола. «Товарищи», все еще мечтавшие «не выдать» преступника, направились вслед за милицией и, подойдя к церкви с криками: «Выручайте товарища!», — ударили в набат, чем и вызвали стрельбу (в воздух) милиционеров. Преступник был потом отправлен в тюрьму; все же остальные его соучастники и до сих пор остаются на свободе.
За что злодеи хотели убить священника? В народе священник почитался одним из выдающихся. Он пользовался любовью народа не только в своем приходе, но и далеко за пределами его. На вопрос преступнику (при составлении протокола), за что он хотел убить священника, преступник сказал, что в сердце он всегда был благодарен священнику и за 20 лет его служения в приходе не слышал от него ни единого слова обиды. Совершить преступление, по словам преступника, его подкупили. На него пал жребий.
28 декабря в Борисов прибыли из Москвы около 30 человек красногвардейцев, вооруженных винтовками и ручными гранатами. Прежде всего они произвели несколько обысков в домах сельских «буржуев». Обыски производили с целью найти пулеметы, но никаких пулеметов ни у кого, конечно, не оказалось. Покончивши с обысками, красногвардейцы стали производить новое следствие по поводу совершенного злодеяния. На следствии они явно держали себя в стороне партии преступников. Это было видно уже из того, что когда священник, при своем показании, назвал шайку преступников хулиганами, красногвардейцы заявили протест, находя это слово несправедливым по отношению к преступникам и неприменимым к ним. А когда священник попросил красногвардейцев, чтобы они проводили его домой (следствие производились в трактире), красногвардейцы категорически отказали. Поздно вечером часть красногвардейцев уехала в Москву, а 12 человек остались и ночевали в церковной сторожке. Население этим так было встревожено, что многие в эту ночь не спали. Около 10 часов вечера, когда я был у священника, нам сообщили, что жизнь священника и моя находится в опасности и советовали уехать из Борисова, если мы не хотим расстрела. Рассуждать было некогда, и мы уехали; по дороге заехали в одно ближайшее селение к знакомому нам человеку, у которого и переночевали. Затем я уехал в Москву, а священник отправился в Троице-Сергиеву лавру помолиться. Красногвардейцы из Борисова отбыли в Орехово, где местные хулиганы бросали бомбы в дома местных жителей. В Борисове теперь все спокойно. Население приняло меры. На сельском сходе постановлено прекратить продажу суррогатов водки и появление пьяных на улице. Что касается большевиков, то большинство населения им не сочувствует, но молчит, опасаясь за свою собственную шкуру, за свою жизнь. Раненный священник отправился в отпуск на 2 месяца, и прихожане теперь просят епархиального архиерея на время этого отпуска дать им другого священника, чтобы приход не оставался без богослужения. Я очень обрадовался, когда узнал о послании Патриарха. Давно бы пора возвысить голос со стороны церковного вождя, и если верующий народ услышит этот голос, он пойдет за своим духовным вождем и не будет пассивно относиться к хулиганствующим лицам. Следовало бы обсудить на Соборе относительно положения тех священников, которых грозят убить. Что им делать: оставаться ли на приходе или уходить?
Заседание закрыто в 2 часа 10 мин[ут] дня.
Опубликовано: Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Пг., 1918. Кн. VI. С. 3–20.
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 67. Л. 4–24. Рукопись, машинописные вставки.
РГИА. Ф. 833, Оп. 1 Д. 2. Л. 516–592. Машинопись.