18 октября 1917 г.
Заседание открыто в Соборной палате в 10 час[ов] 15 мин[ут] утра под председательством митрополита Московского Тихона в присутствии 384 членов Собора.
На повестке заседания:
1) текущие дела;
2) оглашение записавшихся в Отделы членов Собора;
3) доклад Отдела о высшем церковном управлении по поводу формулы перехода к очередным делам, принятой Отделом по окончании в нем прений о высшем управлении (продолжение).
Секретарь оглашает поступившие приветствия Собору:
1) От очередного Рязанского епархиального съезда духовенства и мирян. «Очередной Рязанский епархиальный съезд духовенства и мирян приветствует Священный Собор Русской Церкви и, прося о скорейшем возглавлении вдовствующей Рязанской епархии, возносит горячие молитвы Всевышнему ниспослать разум и силы членам Собора к устроению Церкви Божией, укреплению веры и благочестия в народе и улучшению безвыходного материального и правового положения духовенства. Миряне съезда, с сокрушением сердца видя насилия, погромы и захваты, происходящие на Русской земле, особенно просят Священный Собор своим духовным высоким авторитетом повлиять на правительство прекратить настоящее зло и слабовластие на Руси самыми решительными мерами, а на местах насилий ввести особые моления для влияния на темную массу народа. Председатель съезда священник Цветаев. Товарищ Пономарев и священник Дашков».
2) от пастырей и мирян Корчевского и Калязинского уездов Тверской губернии, собравшихся на открытие миссионерских курсов. «Собравшиеся на открытие миссионерских курсов пастыри и миряне Корчевского и Калязинского уездов Тверской губернии шлют сыновний привет Священному Собору и пламенно желают восстановления жизни Русской Православной Церкви на канонических началах, дабы Русская Православная Церковь, получив незыблемое устройство, свойственное ее Божественной природе, всегда была светочем и руководителем среди моря мирских страстей и интересов. Собравшиеся молят Всевышнего Бога, дабы на великом труде строительства Церкви Христовой лежала печать Духа Святого».
3) От священника села Петровых-Буд Курской епархии Митрофана Огулькова приветствие изложено в стихах.
Постановлено: благодарить за приветствия.
Секретарь оглашает следующее:
«1) Епископ Владикавказский Макарий заявил, что, вследствие болезненного состояния и особых обстоятельств, требующих присутствия его на месте, в епархии, он, преосвященный, не может в период настоящей сессии вернуться из разрешенного ему отпуска и просит принять его заместителем на Соборе протоиерея Владикавказской епархии Нефедьева, который уже и вызван Св. Синодом на Собор.
2) Заявил также о невозможности прибыть на Собор до перерыва его занятий епископ Двинский Пантелеимон, временно управляющий Полоцкой епархией, назначивший своим заместителем на Соборе Полоцкого епархиального наблюдателя церковно-приходских школ протоиерея Шевалеевского, который тоже уже вызван Св. Синодом на Собор.
3) Ввиду сложения архиепископом Харьковским Антонием с себя полномочий члена Собора от монашествующих Св. Синодом приглашен первый заместитель членов Собора от монашествующих, настоятель Белогорского монастыря Пермской епархии архимандрит Варлаам.
4) За отказом протоиерея С. И. Шлеева от представительства единоверцев на Соборе Св. Синодом вызван для участия в делах Собора первый заместитель от клириков-единоверцев, священник Екатеринбургской епархии А. П. Новиков.
5) От Св. Синода получено также сообщение, что на место сложивших с себя полномочия членов Собора: от Екатеринбургской епархии Осокина и от Туркестанской Поповича, и на место выбывшего из состава Собора, за отменой выборов, священника Ильина, Св. Синодом приглашены заместители названных лиц: от Екатеринбургской епархии — крестьянин И. Ульянов и от Туркестанской — священник Петр Ратьковский и учитель Михаил Ветчинкин.
Последние трое пока не прибыли на Собор. Все же прочие, т. е. протоиереи Нефедьев и Шевалеевский, архимандрит Варлаам и священник Новиков находятся уже между нами и принимают участие в делах Собора».
Постановлено: принять к сведению.
Секретарь. К сведению членов Собора, отправляющихся в отпуск, заявляю: в Соборной канцелярии имеются в достаточном количестве наши издания. Члены Собора, отбывающие в отпуск, могут брать с собой эти издания для раздачи их на местах. Издания эти следующие:
1) молитва о спасении Державы Российской, имеется 10 000 экз[емпляров];
2) послание Собора к народу русскому — 1000 экз[емпляров];
3) послание Собора к армии и флоту — 5000 экз[емпляров];
4) послание Собора ко всем чадам Православной Церкви в виду выборов в Учредительное собрание — 40 000 экз[емпляров];
5) послание Собора против грабежей — 12 000 экз[емпляров];
6) постановление Собора по поводу угрожавшей Родине братоубийственной войны — 4000 экз[емпляров];
7) Крест Христов (слово протоиерея Г. А. Спасского) — 9000 экз[емпляров].
Те, кто желает запастись этими изданиями, благоволят обратиться к экзекутору Соборной канцелярии И. В. Касаткину.
Имею честь доложить о новых членах, вступивших в Отделы. Согласно принятому в Уставе порядку, имена означенных лиц подлежат оглашению, после чего они считаются утвержденными членами Отделов. В Уставный отдел вновь записалось 51 лицо, всего стало в этом отделе 126 человек; в Отдел о высшем церковном управлении вновь поступило 113 членов, а всего 266; в Отдел об епархиальном управлении — 84, всего 210; в Судебный отдел — 11, всего 52; в Отдел о благоустроении прихода — 61, всего 233; в Отдел о правовом положении Церкви в государстве — 21, всего 83; в Отдел о богослужении, проповедничестве и храме — 37, всего 174; в Отдел о церковной дисциплине — 47, всего 123; в Отдел о внешней и внутренней миссии — 11, всего 83; в Отдел о единоверии и старообрядчестве — 15, всего 72; в Отдел о монастырях и монашестве — 7, всего 75; в Отдел о духовных академиях — 5, всего 46; в Отдел о духовно-учебных заведениях — 5, всего 110; в Отдел о церковно-приходских школах — 8, всего 77; в Отдел о Законе Божием — 5, всего 108; в Отдел о церковном имуществе и хозяйстве — 23, всего 106; в Отдел о правовом и имущественном положении православного духовенства — 19, всего 142; в Отдел об устроении Православной Церкви в Закавказье — 6, всего 36; и в Издательский отдел — 8, всего 41.
Председательствующий архиепископ Новгородский Арсений. Угодно Собору выслушать список членов, дополнительно записавшихся в Отделы?
(Голоса: Не нужно!)
Если не угодно, то в таком случае списки этих новых членов Отделов будут вывешены на особых листах.
Постановлено: утвердить вновь записавшихся членов Собора членами подлежащих Отделов.
Председательствующий. Продолжаются прения по вопросу о Патриаршестве. Поступило предложение за подписью 32-х членов Собора следующего содержания:
«Нижеподписавшиеся предлагают предоставить записавшимся 51-му оратору по вопросу о Патриаршестве избрать из своей среды 12 ораторов, коим разрешить часовой срок для произнесения речи каждого оратора».
Первым подписал предложение В. П. Шеин, который и представит надлежащие разъяснения.
В. П. Шеин. Вопрос, подлежащий обсуждению Собора, есть вопрос небывалой важности в нашей церковной жизни, и посему наиболее полное и всестороннее освещение этого вопроса есть дело существенной необходимости. Множественность ораторов обычно приводит к тому, что сокращают срок речей до 10-15-ти минут. Это такой срок, в течение которого всесторонне осветить столь важный вопрос невозможно, и прения приобретут характер отрывочных мыслей, не представляющих никакой ценности. Между тем, вопрос о Патриаршестве настолько велик, что должен перейти в сознание Церкви, в сознание потомства в полном, точном, всестороннем освещении. Деяния Собора, которые будут содержать наши прения, не суть только наше достояние, а достояние всей Церкви, и должны перейти в потомство с богатым содержанием. В целях наибольшей полноты прений, в целях предоставления ораторам возможности осветить вопрос с научной точки зрения, с наибольшей полнотой и широтой, каждому оратору надо предоставить достаточный срок для развития своих мыслей. Этим сроком можно считать часовую речь. Я предлагаю, чтобы дать ораторам возможность высказаться с исчерпывающей полнотой, не связывать их сроком, а предоставить желающим говорить о Патриаршестве прийти к соглашению и избрать ораторов — составить согласительный список ораторов в числе 12-ти. В этот список войдут представители всех направлений; они и осветят вопрос со всех сторон и с исчерпывающей полнотой.
Председательствующий. К порядку дня. Граф Граббе будет говорить против внесенного заявления; один из ораторов может сказать за принятие заявления.
Граф П. М. Граббе. Я нахожу, что по такому важному вопросу, как вопрос о Патриаршестве, и по мотивам, только что высказанным, не следует прибегать к такой ограничительной мере, как допущение шести ораторов за и шести против. Мне кажется, что многие члены Собора не могут говорить целый час, но они могли бы сказать и хотели бы сказать хоть несколько слов, чтобы их избиратели знали об этом. Они не будут довольны этим гильотированием. Это гильотирование прений будет истолковано как насилие, как затыкание рта. Особенно это может быть сказано членами Собора, не обладающими глубокими познаниями в науке, преимущественно из крестьян. Они скажут, что им не дали высказаться по вопросу о Патриаршестве в общем собрании Собора.
Председательствующий. Член Собора Арашкевич будет говорить за принятие заявления.
М. П. Арашкевич. Вопрос о Патриаршестве — бесспорно важный вопрос. Но еще более важно время, которое мы на него потратим. Если мы предоставим всем записавшимся 50-60-ти ораторам высказаться, то этот вопрос у нас отнимет время до самого Рождества и остальные вопросы не будут обсуждены. Есть ли необходимость всем высказываться? Ведь по этому вопросу мы много говорили и в Отделе, и в частных сообщениях и пришли к определенным мнениям. Надо только наши разговоры привести в систему. Теперь, в пленарном заседании, мы выслушаем речи и получим общее впечатление за и против, а это может быть тогда, когда будет определенное число ораторов. Записавшиеся ораторы пусть выберут людей, которые всесторонне знакомы с вопросом и всесторонне могут его осветить. Простецы тогда не могут высказаться, но нужно ли это? Неужели мы будем тратить время, чтобы дать возможность всем высказаться, хотя бы в немногих словах, когда мы уже много говорили по этому вопросу и в Отделе, и частных совещаниях? Внесенное предложение — хорошее предложение и принесет, несомненно, пользу. Шесть ораторов за и шесть против скажут все нужное. Другим ораторам придется говорить то же самое только другими словами. Наши избиратели за это нас осудят. Мне вспоминается, как в Государственной думе расплывались в речах, и на местах было недовольство этим. Мы уже потонули в речах. Я горячо поддерживаю внесенное предложение и прошу его принять.
Председательствующий. Предлагаю высказаться Священному Собору по поводу предложения, внесенного 32-мя членами Собора, об ограничении прений 12-ю ораторами — 6 за и 6 против.
(Шум на местах.)
В. В. Радзимовский. Позвольте к постановке вопроса.
Председательствующий. Прошу говорить только для разъяснения дела.
В. В. Радзимовский. Я полагаю, что если говорили в Отделе, то и здесь каждый может высказаться. От вас будет зависеть сократить запись ораторов. Ставится на голосование внесенное предложение об избрании 12-ти ораторов — 6 за и 6 против…
Председательствующий. Предлагается только высказаться.
В. В. Радзимовский. Может быть, неправильно поставлен вопрос, и в этой форме голосовать нельзя. Позвольте дополнить.
Председательствующий. Нет, довольно. Может быть, я ошибаюсь, но внесенное предложение направлено к тому, чтобы сократить прения определенным числом ораторов. Это я и голосую: кто за и кто против? Я не знаю, в чем тут неясность.
В. В. Радзимовский. Я считаю, что вопрос о Патриаршестве мной может быть принят в форме условной.
Председательствующий. Это касается существа. В виду ясности вопроса, я ставлю на голосование предложение 32-х членов. Кто за предложение — сидит, а кто против — встает. (Производится голосование.) Прошу подсчитать голоса. Прошу голосовать обратно: кто за предложение — встает, кто против — сидит. (Производится обратное голосование.) Может быть, есть воздержавшиеся? Прошу их встать. Объявляю результаты голосования: за принятие предложения высказались 217, против 144.
Постановлено: предложение об ограничении числа ораторов двенадцатью лицами принять.
Председательствующий. Объявляю перерыв для выбора ораторов.
(Шум. Многие встают и подходят к председательскому месту.)
Отцы и братие! Прошу вас сесть. Мое дело, как председательствующего, предложить вашему вниманию внесенное предложение. Я поступил правильно. Если в существе этого предложения есть неправильности, которые вас смущают, и, быть может, не все поняли смысл предложения, то я предлагаю инициатору этого предложения дать разъяснение.
В. П. Шеин. Мое предложение заключается в том, чтобы те 51 оратор, которые записались по вопросу о Патриаршестве, выработали между собой согласительный список ораторов. Предложение это Собором принято по большинству 217 голосов. Далее следует решить, как выполнить это предложение. Выполнение его, по-моему, дело простое. Будет объявлен перерыв, в течение которого означенные ораторы могут уединиться в одно из помещений, напр[имер], комнату № 8, и там могут сговориться, кого они выставят ораторами по означенному вопросу. Они могут разделить голоса пополам или иначе, но так, чтобы каждое течение получило полную возможность высказаться на Соборе. Вот как я понимаю предложение.
А. А. Востоков. Решительно не понимаю, как внесено такое предложение. Ведь прения не прекращены. Почему же выбор ораторов будет производиться из 51 записавшихся ораторов? Если выбирать ораторов, то надо выбирать из всего состава собрания. Поставлен вопрос о сокращении числа ораторов, но почему же эти ораторы должны быть только из 51 записавшихся членов Собора? Ведь могут записаться и другие. Нужно прекратить сначала запись ораторов и потом уже выбирать.
(Шум и движение на местах.)
Председательствующий. Отцы и братие, прошу вас сесть. Не я ввел вас в тупик.
Князь Е. Н. Трубецкой. Мне кажется, легко выйти из этого затруднения: не нужно ограничивать количество лиц, из которых будут выбирать ораторов. Сейчас предлагаю идти в комнату № 8 всем, кто желает записаться, и там выбрать по соглашению ораторов.
(Голоса: Это новое предложение.)
Л. К. Артамонов. Вот мы потеряли уже час времени, а на выборы ораторов потеряем и все заседание. Я вношу предложение сейчас вести прения по списку записавшихся ораторов, а исполнение принятого Собором предложения отнести к следующему заседанию.
(Голоса: Нет, нет!)
Архиепископ Тамбовский Кирилл. Я выступаю на защиту прав меньшинства. Если у нас Собор, то нужно давать право и одному желающему говорить, но нельзя никому закрывать рта: такая система непозволительна для Собора. Предложение должно быть снято. Говорить должен всякий, кто хочет сказать. Важность вопроса требует, чтобы каждый сказал свое слово.
(Голоса: Верно, правильно!)
Председательствующий. Позвольте, отцы и братие. Вы изволите говорить: правильно! Но почему же вы не сказали этого в свое время? Это показывает, как надо быть осторожными в суждениях. Я прошу докладчика еще разъяснить свое предложение. Прошу вас успокоиться.
В. П. Шеин. Мое предложение имеет целью в наши прения внести возможную стройность и обеспечить их полноту. Но из происшедшего замешательства я вынес убеждение, что, благодаря, быть может, нашей непривычке к технике многолюдных собраний, осуществление моего предложения встречает некоторые препятствия во внутренней несорганизованности Собора. Чтобы не затягивает дела, я согласен мое предложение снять. Я не хочу, чтобы моя мысль, направленная к цели благой, повела на самом деле к затяжке и отрицательному результату. Если мы приступим к прениям по прежней записи ораторов, то, когда выяснится список всех записавшихся и запись ораторов будет прекращена, тогда и наступит время принять мое предложение.
М. П. Арашкевич. Я против такого предложения…
Председательствующий. Прошу вас. Если автор снял свое предложение…
(Голоса: Проголосовать!)
Но, быть может, он не имел права на это. Я прошу вашего соизволения снять внесенное предложение.
М. П. Арашкевич. Только что принято предложение, и мне кажется странным, почему оно снимается. Это предложение может принести только пользу и для самого вопроса. Я слышал от некоторых членов такие речи: столько ораторов, можно не ходить на заседание! И некоторые не пришли, не желая слушать одно и то же.
Председательствующий. По существу прошу не говорить.
М. П. Арашкевич. Собор собрался для дела, а не для говорения. У нас наметились два течения, и предлагается выбрать 12 ораторов — 6 за и 6 против. Как их избрать? Кто стоит за Патриаршество, тем предоставить 6 ораторов, а кто против, те пусть выберут тоже 6.
Председательствующий. Во всяком случае, предложение принято большинством голосов сочувственно. Но вопрос — когда привести его в исполнение. Быть может, желательно сегодня продолжить прения в прежнем порядке, а осуществление принятого предложения отнести к следующему заседанию?
Постановлено: осуществление принятого предложения отнести к следующему заседанию.
Прот[оиерей] А. А. Хотовицкий. Вопрос можно привести к более спокойному обсуждению. Хотя с формальной стороны Устав был выполнен, но допущено произвольное выступление. Когда докладчик внес свое предложение, выступили два члена Собора, которые говорили один за, другой против. Но их не уполномочивали ни та, ни другая сторона; и вышло, что, напр[имер], граф Граббе, выступавший против предложения, не упомянул в числе мотивов о непрекращении записи ораторов. Хотя голосование произведено правильно, но тут была допущена та ошибка, что к голосованию приступили ранее, чем мы уполномочили двух ораторов, которые должны осветить вопрос. Я считаю голосование преждевременным и полагал бы необходимым возвратиться к тому моменту, когда В. П. Шеин внес свое предложение. Пусть одна группа выставит оратора за предложение, другая против предложения.
Председательствующий. Я не стесняюсь сознаться, если допустил ошибку: не ошибается только тот, кто ничего не делает. По принятому в Государственном совете порядку, когда выступает оратор, то председатель спрашивает: поддерживает ли его группа в 15 человек? У нас выступили два оратора неуполномоченные. Если нужно поправить меня и себя, то не угодно ли выбрать двух ораторов, которые сказали бы «за» и «против».
А. В. Васильев. К порядку дня. Состоявшееся решение неправильно и по форме, и по существу. По форме потому, что предложение внесено, когда еще не был закончен список ораторов; оно застало председателя врасплох.
Председательствующий. Вас застало врасплох.
А. В. Васильев. И решение состоялось опрометчивое. Через Соборный Совет оно не проходило. Оно не выполнимо потому, что я уполномочен своими избирателями лично поставить возбужденный вопрос о Патриаршестве. Я записался в число 51-го оратора, но я не считаю себя уполномоченным передавать это право защиты Патриаршества другому, и все записавшиеся 51 оратор не уполномочены говорить от Собора; поэтому и выборы из них 12-ти представителей произведены быть не могут. Единственный выход из создавшегося неправильного положения это — перерешить дело, тем более, что сам В. П. Шеин отказался от своего заявления.
П. И. Астров. Я присоединяюсь по формальным соображениям и по существу к мнению протоиерея А. А. Хотовицкого и полагаю, что состоявшееся голосование по существу неправильно. И граф П. М. Граббе и граф П. Н. Апраксин говорили без полномочий, а раз В. П. Шеин сам снимает свое заявление, то мы должны перейти к прениям по существу. Парламентские приемы здесь не применимы. Здесь нет партий, из которых каждая выставляет своих представителей. Здесь каждый имеет право высказаться. Всех мы должны выслушать.
И. М. Громогласов. Состоявшееся решение и формально, и по существу неправильно. Формальные дефекты указаны П. М. Граббе, дефекты по существу указаны преосвященным Кириллом. Мы пришли сюда разрешать существенные вопросы церковного устроения по разуму и совести. А этого мы можем достигнуть только тогда, когда вопрос будет рассмотрен с возможной полнотой. Преждевременное затыкание рта здесь неуместно. Внесено новое предложение, чтобы сейчас вести прения по записи, а потом в известный момент произвести отбор ораторов. Это абсолютно неприемлемо. Тогда нам придется разделиться на 2 половины — 6 за и 6 против. Таким образом, еще раньше, чем выбраны ораторы, мы разделимся на две части, сторонников и противников Патриаршества. Тогда не надо и ораторов: до выбора ораторов я должен решить вопрос по существу, зачем же тогда красноречие выбранных ораторов? Этот новый прием совершенно неправилен. Единственно нормальным положением я считаю то положение, когда по этому основному вопросу выскажутся все, кто имеет что-нибудь сказать, соответственно различиям во мнениях.
Председательствующий. Большинство, очевидно, высказывается за предложение о пересмотре состоявшегося решения.
Граф П. Н. Апраксин. Мы имеем все основания считать произведенное голосование несостоявшимися, так как мы не знали даже, каким порядком будут избраны ораторы. Когда высокопреосвященный Председатель внес в формулу предложения поправку, что надо выбирать по 6 ораторов с каждый стороны, то это была несомненная ошибка. Всякий, и председательствующий, может допустить ошибку, и исправления ее нет оснований бояться. Только тогда, когда мы выслушаем ораторов за и против внесенного предложения, вопрос для нас достаточно уяснится. Я значусь в числе записавшихся ораторов, но снимаю запись. Когда много записавшихся ораторов, тогда употребляют такой прием: затягивают заседания, назначают их по два в день. Надо ускорить ход работы и нам. Я сторонник Патриаршества и знаю, что большинство в пользу его обеспечено. Но надо признавать и уважать и права меньшинства: какую цену будет иметь наше решение, если права этого меньшинства не будут обеспечены? Пусть же за и против Патриаршества выскажутся все желающие.
Д. И. Волков. Высокопреосвященный Председатель сомневается, допустимо ли Собору отменять свое собственное голосование. Я имею на это сказать, что данное голосование, как касающееся только чисто технического вопроса о порядке ораторских речей, имеет значение акта внутреннего распорядка и, без всякого сомнения, может быть нами же самими отменено. В данном случае эта отмена необходима потому, что тех 12 ораторов, по 6 с каждой стороны, — тех ораторов, высокое наше доверие к которым заставило бы их голоса счесть однозначными голосу всех записавшихся 51 ораторов, — этих ораторов никто еще не избрал и не назначал. И это избрание может занять нашего времени гораздо больше, чем время, которое потребуется для выслушания всех записавшихся ораторов. Кроме того, здесь совершилось еще одно важное обстоятельство. Это обстоятельство заключается в том, что запись ораторов продолжена, и теперь мы имеем уже не 51-го оратора, а гораздо больше. Из какого же количества теперь можно выбирать 12 ораторов: из 51-го, которые были записаны до нашего голосования, или из всех записавшихся до настоящей минуты и имеющих еще записаться ораторов? Здесь мы попадаем в совершенно не разрешимое затруднение, и сам докладчик В. П. Шеин уже прежде всех почувствовал и объявил, что он снимает свое предложение. Таким образом, нет к отмене нашего голосования никакого препятствия, и потому я со спокойной совестью заявляю, что я от этого голосования, как совершенно бесцельного, со спокойной совестью отказываюсь.
Председательствующий. Я допустил ошибку. В. П. Шеин снял свое предложение. Я хочу спросить Священный Собор: желает ли он перерешить вопрос голосованием? Собор имеет это право. И я полагаю, что мы вполне сознательно отнесемся к решению вопроса. Сознаться в ошибке не стыдно и должно.
Постановлено: пересмотреть состоявшиеся постановления.
Заседание прерывается в 11 час[ов] 40 минут.
Заседание возобновляется в 12 час[ов] 10 минут.
Председательствующий. Поступило предложение за подписями 32-х членов Собора считать, ввиду обнаружившихся неправильностей, произведенное голосование об ограничении числа ораторов 12-ю лицами недействительным. Ставлю означенное предложение на голосование.
Постановлено: означенное предложение принять.
Председательствующий. С предложения об ограничении числа ораторов сняли подписи В. П. Шеин и еще 15 человек. Таким образом, предложение об ограничении числа ораторов по вопросу о Патриаршестве 12-ю членами Собора отпадает. Возобновляются прения о восстановлении Патриаршества.
И. Н. Сперанский. Какие бы основания ни выставляли против восстановления у нас на Св. Руси Патриаршества, в каком бы мрачном виде ни представляли то время, когда наша Великороссийская Православная Церковь была возглавляема Святейшим Патриархом, но, не приводя уже многих основательных данных в пользу Патриаршества и его времени, укажем только одно обстоятельство, и то, кажется, без колебания должны будем признать в лице Патриарха вековое сокровище, каким живет русская душа, а во времени Патриаршем — навсегда дорогое и на веки ценное для русского человека. Об этом в свое время (именно, по поводу двухсотлетнего юбилея Петербурга, по-нынешнему, Петрограда) прекрасно было высказано одним преосвященнейшим и любвеобильнейшим архипастырем нашей Церкви — преосвященнейшим Сергием, ныне первосвятителем Владимирским.
В прежнее допетровское, досинодальное время, — пока у нас на Св. Руси был верховный пастырь Святейший Патриарх, — наша Православная Церковь была совестью государства: у нее не было каких-либо юридических прерогатив над государством, но вся жизнь последнего проходила как бы перед ее глазами и освещалась ею с ее особенной, небесной точки зрения. С другой стороны, и государство не старалось как-нибудь отграничить себя от Церкви и как-нибудь определить свои отношения к ней. Оно не было ни господином над Церковью, ни рабом ее и не заботилось о взаимном обособлении Церкви и государства как двух отдельных организаций, которым друг до друга нет никакого дела. Нет: государство мыслило себя в Церкви, и потому само не стеснялось принимать непосредственное участие во всех ее, даже чисто церковных, делах, и Церкви не запрещало высказывать ее суждения о всех своих государственных делах и даже само спрашивало и ожидало этих суждений. Так, по крайней мере, было в идеале. Забывались заветы Христовы, и Церковь в лице Патриарха дерзновенно поднимала свой голос, кто бы ни были нарушители: был ли то воин-мздоимец, или богач, нажившийся на бедствиях народных, или даже сам Царь самодержавный, увлеченный к неправому решению своими недобрыми советниками. Всероссийский Святейший Патриарх старался быть и для Царя христианской совестью и ему напоминал о заветах Христа. И это, конечно, не было превозношением духовной власти, это не была даже и власть, а обязанность смиренного богомольца, служение верноподданного. И духовные и светские представляли себя одной семьей, живущей для одной общей религиозной цели, и потому чувствовали себя обязанными жить по одним и тем же законам, иметь в виду один идеал. Голос Церкви был всеми ожидаем и признаваем вполне естественным и необходимым, как необходим для человека голос его совести. Но зато и в годину испытаний государственных и народных бедствий Церковь, как сила не от мира сего, стоящая выше всех земных треволнений, являлась и утешительницей народа и опорой государства, собирая смущенный народ под свое крыло и снова восстановляя его для правильной государственной жизни.
Но вот наступил вечер жизни и служения Всероссийских Святейших Патриархов… Вот взошла уже заря новой жизни… В Москве — первопрестольной, белокаменной, дорогой русскому сердцу Москве — идет расправа со стрельцами. Патриарх Адриан — последний русский Патриарх, слабенький, старенький Патриарх, которого глубокоуважаемый г[осподин] присяжный поверенный Н. Д. Кузнецов (с легкостью, достойной лучшего применения, тоном, не допускающим никаких возражений) старался изобразить таким невеждой, суеверным, — даже этот Патриарх берет на себя дерзновение (прошу обратить на это внимание) «печаловаться», ходатайствовать за осужденных. Что же говорить о других наших Патриархах, обаяние которых, как показывают примеры Патриархов Ермогена и Никона, является даже исключительным?.. Правда, вместо прежнего внимания к своему голосу, Патриарх Адриан получает резкое замечание, что здесь ему быть не место и что здесь вообще не его дело. Но здесь и оценка новому порядку вещей: в старой Руси Патриарху везде было место, и всякое дело было церковным делом. Петр же довольно ясно, хотя на первых порах, быть может, и бессознательно, установил принцип, что у человека, кроме обязанностей религиозных, есть еще обязанности, так сказать, светские, гражданские, столь же законные и резонные и вполне самостоятельные, до которых религии нет дела, и в область которых она потому не должна вмешиваться. В этом кроется удивительный параллелизм развитому в протестантстве, в частности у Меланхтона, учению о двойной нравственности: духовной и светской. Теперь ясно, почему выдающийся до гениальности иерарх, глубокая просвещенность которого известна не только у нас в России, но и за границей, первосвятитель Харьковский Антоний считает борьбу против восстановления Патриаршества протестантским течением. Итак, уже на заре новой жизни Церковь перестает быть совестью государства, все в нем проникающей и освящающей; ее область вдруг сокращается, будучи ограниченной только известной стороной жизни. Еще немного времени — и создается вполне законченная система: во главу всего ставится уже не Церковь, а государство, как организм, вмещающий в себе всю полноту человеческой жизни. Организм этот имеет свое призвание, свои законы и никому отчета не дает, кроме уже Господа Бога (как было при самодержавии), или народа (как стало со времени революции), а вернее (как показывают результаты поездки ко Временному правительствоу соборной делегации о церковно-приходских школах), никому — кроме себя самого, да еще разве совета солдатских и рабочих депутатов. Потребности этого организма разнообразны: нужны войско, флот, школы, финансовое управление и есть, между прочим, потребность религиозная. Для заведывания всеми такими отраслями государство имеет свои особые органы, или ведомства: должно быть, следовательно, и ведомство духовных дел. Здесь Церкви как будто и нет, а есть только «ведомство православного исповедания», как одна из государственных функций в ряду других столь же необходимых и притом — частных функций.
Печальны последствия произведенной Петром реформы! Служители Церкви потеряли свое общегосударственное, всесословное значение, перестали быть советниками и наказателями всех, а как принадлежащие к одному из ведомств, они скоро замкнулись в касту с ее обычными сословными интересами и порядками и выделением себя из других сословий. И верный народ, который должен был составлять из себя, по апостолу, «Церковь Господа и Бога, которую Тот приобрел кровию Своею», постепенно был отодвинут назад и даже вытеснен «за порог канцелярий» как чуждая масса, нужная разве для приложения различных мероприятий или заявляющая в качестве просительницы о своих нуждах и притом только таких, которые подлежат данному ведомству. В прежнее, Патриаршее время Церковь для всех всегда была близкой и дорогой: воин, судья и др., действуя по-своему, чувствовали себя все-таки под нравственным контролем Церкви. Теперь с духовным ведомством стали только «сноситься», притом только тогда, когда это было уже нужно, напр[имер], возникало судебное дело смешанного характера, нужны были священники для исправления треб в войсках, законоучители в учебных заведениях и т. п. С другой стороны, и Церковь могла только «сноситься» с другими ведомствами и, в свою очередь, только тогда, когда это было уже нужно, напр[имер], получить какую-нибудь справку от других ведомств, испросить кредиты из казны, заручиться правительственным содействием для проведения своих мероприятий. При том, с дальнейшим ходом истории, с дальнейшим развитием и расчленением государственной машины, таких дел становилось все меньше и меньше. Петр Великий предоставлял еще основанной им Духовной коллегии руководить народным просвещением, заведовать общественной благотворительностью. Потом, как известно, для народного просвещения образовано было особое ведомство, получила свою особую, государственную организацию и благотворительность. Постепенно возникали и другие ведомственные учреждения. Сфера влияния Церкви становилось все уже и уже, угрожая ограничиться одной лишь богослужебной стороной и делами духовного сословия, а вместе с этим и управление церковное приняло светский бюрократический характер, ни для кого, кроме подведомственных лиц, не авторитетный. Конечно, Церковь от этого не перестала быть тем, что она есть, не перестала быть спасительницей людей, и никакое внешнее положение не изменит ее внутреннего существа. Церковь, в крайнем случае, уйдет в пустыню, скроется в лесах, — только не так, конечно, как скрылась она в представлении наших раскольников: нет, она уйдет, скроется, возглавляемая непременно своими архипастырями. Но худо то, что за этими преобразованиями испарялось сознание о Божественном значении Церкви, что сильный верой и ничем земным не связанный голос Церкви, столь дорогой верующему, удален был из государства, а внутри самой Церкви заглушен бюрократией. Это не могло самым болезненным образом не сказаться на всем нашем государственном организме, потому что организм этот был русский, взращенный верой, воспитанный в Церкви.
Конечно, для верующего в промысл Божий нет ничего случайного. Верим, что и это все произошло не без промышления Божия. Может быть, действительно, нужно было разбить наше «москальство», наше пустое национальное самомнение, дутое презрение ко всему иностранному: в этой атмосфере могла бы задохнуться Русь, погибнуть с лица земли. И всемирная миссия России, о которой так любят говорить славянофилы, может быть, была бы неосуществимой, если бы Русь не стала по обличью и по духу к иностранцам ближе и понятнее для них.
Но теперь-то. Теперь-то… святители, отцы и братие… теперь-то мы уже не боимся, кажется, никаких заимствований с запада! О, мы идем в уровень с другими народами! Более того: мы, на удивление, кажется, всего света, постарались даже «переосвободить» себя, стать людьми особого типа, сумевшими сбросить с себя узы закона и приличий. Но не замечаете ли вы, как этот разительный (нечего сказать!) успех куплен слишком крупной ценой? В погоне за земным мы верой стали дорожить все меньше и меньше. Ослабевает в нас вера, а как неизбежное следствие этого ослабевает и любовь христианская, наша нравственность.
Нужно коренным образом изменить нашу личную и общественную жизнь. Нужно в основу всей нашей жизни положить вековечные истины православия, — и не так, как хочется понимать их каждому, и не так, как внушают понимать их современные, хотя бы и модные, мыслители, но так, как научает понимать их Св. Церковь, последуя св. божественным отцам, опытно постигшим их. Вот, обращаясь в данном случае за указаниями к самой Церкви, я — грешный человек — и вижу: Церкви Константинопольская, Антиохийская, Александрийская и, наконец, «матерь церквей» — Иерусалимская имеют Патриархов. Другие Православные Церкви, если не имеют Патриархов в собственном смысле, то фактически управляются Патриархами, будучи возглавлены верховными пастырями — митрополитами, экзархами, католикосами. И только наша великая Церковь Русская лишена канонического главы.
Между тем, обстоятельства современной русской жизни, быть может, как никогда, настойчиво выдвигают вопрос о необходимости восстановления такого главы. Не знаю, будет ли обращено ваше благосклонное внимание, как это было в Отделе по высшему управлению, на заявление одного из членов нашего Священного Собора, но оно стоит всего — всего нашего внимания. «Я, заявлял этот член Собора, пока еще русский подданный, скоро только, быть может, буду австро-венгерским или германским подданным; но я желаю по духу остаться русским. Кто даст мне это понять?.. какой-то безличный Синод?… Нет: верховный пастырь — Российский Патриарх. Он будет объединять нас духовно, он даже и поможет материально». Нужно ли что-либо прибавлять к этому заявлению? Нас пока еще не мучат за веру, но признаки гонения на Церковь уже налицо: отбирают у нас школы, типографии, земли, дома, храмы и монастыри. Кто же возьмет на себя крест Христов — крест борьбы, страдания за Церковь?…
Нам возражают, что Патриаршество будто противоречит соборности. Но что же: Церкви, имеющие Патриархов, — Константинопольская и др. — уже не Соборны?.. Потом, и главное, разве мы единоличного, самодержавного Патриарха восстанавливаем?.. Да и когда у нас на Св. Руси были Соборы, следовательно, когда наша Великороссийская Церковь была соборна, как не при Патриархах?.. И теперь кто, как не Патриарх, кликнет клич собраться на Собор?.. Кто, наконец, будет ответствен за Церковь?.. Быть может, Святейший Синод?.. Мы видели недавно выступление здесь от имени Святейшего Синода, слышали о том, как даже Святейший Синод нового состава, которому глубокоуважаемый проф[ессор] Б. В. Титлинов на страницах некогда своего детища «Всероссийского церковно-общественного вестника» изо всех сил старался петь дифирамбы, не мог ничего сделать в защиту Церкви. Нет, дайте того, кто не выступал бы здесь от имени Святейшего Синода, как ныне, «казанской сиротой», не просил бы только принять «уверение в отличном расположении» (как будто это очень нужно!) и не расписывался бы только «в готовности к услугам» (скажите, пожалуйста!). Нет, дайте того, кто взошел бы сюда в величии своего сана и сказал бы нам: «Вот предо мною огонь и вода, — скажите же, соборным своим разумом укажите, на что мне простереть свою руку?» Дайте того, кто бы во время гонений или притеснений Церкви государством мог, подобно Иосифу, дерзновенно войти к Пилату. Дайте Церкви ее право и утешение — верховного пастыря, Патриарха…
Святители, отцы и братие!.. Позади нас — в нашей истории — сияет вечно славой великий сонм угодников Божиих от равноапостольного князя Владимира до равноангельского Серафима Саровского и др.; позади нас в нашей истории великие святители-собиратели земли Русской, — и лежит она, Русская земля, усеянная костьми, политая кровью наших отцов и дедов, а впереди нас будущие поколения русских людей, изнемогающих, быть может, в неволе и унижении у иностранцев и даже инородцев и вопиющих к Богу об отмщении, если только в настоящее трудное для отечества время не придем мы в себя, и в Церкви, около своего верховного пастыря Святейшего Патриарха, где, кажется, одно уже спасение, не выступим мы на защиту его славы, чести и могущества.
«Отложи страх весь, Избавитель Предтечи рече, Мне же повинися Благому, Мне приступи: огнь бо есмь Божества, и крести Мя сошедшаго» (кан[он] на Богоявл[ение]). «Отложи страх весь» и ты, всякий член сего Священного Собора. Не своего ищи, но «повинися Благому». «И крести» — данным тебе в твоем участии на Соборе священным правом, возврати Церкви ее утешение — верховного пастыря, Святейшего Патриарха. И благо будет: благодарные перед неисповедимыми судьбами Божиими преклонятся Церковь и Россия!
А иначе… а иначе искренне исповедаю свое убеждение словами святителя своей родной великой Церкви Новгородской, преосвященнейшего архипастыря и государственного деятеля — владыки архиепископа Арсения: «Боюсь за Церковь, боюсь исполнения слов Христа: поражу пастыря и разыдутся овцы стада» (речи владыки духовенству).
Н. Ф. Миклашевский. С этой кафедры раздаются голоса и против восстановления Патриаршества; но сколько бы ни говорили об этом, нужно признать, что раз соборность будет восстановлена и Соборы будут, то очевидно, что они и будут определять границы его власти и что, следовательно, Патриарх будет ограничен. Могут возникать опасения, что Патриарх будет человек самовольный или слабый, или с другим недостатками, но эти недостатки будут восполняться Синодом, в который войдут и миряне. В прошлом Патриаршества было много дурного, но было много и хорошего, и это-то хорошее и заставляет православный народ добиваться восстановления Патриаршества. В пользу Патриаршества говорит пример Православных Церквей на Востоке: как бы они малы ни были, но с ними считаются, с ними иначе держится и светская власть. Как бы ни назывался первоиерарх Церкви — Патриархом или митрополитом — дело не в имени, — но он глава, он молитвенник, он объединяет всех: епископов, клир и народ. Весьма поучительно, что не миряне только, но и сами епископы за Патриаршество. Говорят, что они заинтересованы в восстановлении Патриаршества; но Патриархом будет один из них, а остальным первым придется испытать на себе тяжесть руки самовластного Патриарха. Значит, они стоят за Патриаршество не по своим личным видам, а ради пользы Церкви. И я обращаюсь к вам с просьбой о единении в этом деле. Вспомните времена апостольские. Дух Святый сошел на апостолов, и они получили дар разных языков, но не разъединились, а объединились, как поется в церковной песни: «егда же огненныя языки раздаяше, в соединение всех призва». У нас разъединение потому, что каждый выстрадал свою мысль и горе и хочет их высказать. Все русское общество будет благодарно, если всем предоставлена будет возможность высказаться по этому вопросу, и все поймут, что не народ здесь говорит, а Сам Св. Дух. Вот, например, что разномыслие и разделение пройдет, и мы единогласно решим этот важный вопрос на благо исстрадавшейся Родины. Спасибо скажет русский народ, если будет восстановлено Патриаршество. Будем молиться, чтобы Господь помог нам разрешить этот вопрос, устроить Церковь. Здесь на Соборе собрано все лучшее. Здесь предстоит вся Россия. За нами стоит вся православная Россия, миллионы наших избирателей, будем молиться, и я уверен, что мы придем к единогласному решению.
Архиепископ Харьковский Антоний. Я выступаю несколько неожиданно в числе первых ораторов. Я по записи значусь внизу списка, но не знаю почему, оказался в числе первых. Я хочу остановиться на возражениях. Отдел постановил расчленить формулу о восстановлении Патриаршества, и первый из ораторов доказывал, что вопрос не разработан, постановка вопроса неправильна, и получилось впечатление, что внесли формулу какие-то глупые люди, хотя среди них есть и доктора богословия и архиереи: пожалуй, им нужно бы поступить в начальную школу, которая недавно открылась здесь около семинарии! Говорят, что пункты внесенной формулы общи и неопределенны. Но так всегда бывает при разработке законопроектов. В Предсоборном совете вопрос о Патриаршестве не обсуждался и в проекте о высшем церковном управлении, внесенном на Собор, не значится. Поэтому и Отдел не мог дать полного и всестороннего развития законопроекта. Сперва нужно решить: будет или не будет Патриарх, а подробности: из кого будут выбирать Патриарха, где он будет жить, останется ли Собор, из кого он будет состоять и т. п., — все эти вопросы можно разрешить после. Другие ораторы указывали, что до Патриаршества Россия процветала, но без Патриаршества России-то и не было. Уже со времени свят[ого] князя Владимира на Руси был Патриарх — Константинопольский. Приблизительно лишь за 100 лет до учреждения Патриаршества на Руси русские митрополиты получили самостоятельность и управляли Церковью с правами Патриаршими. Значит, Патриарх был у нас всегда. Без Патриарха Русская Церковь осталась со времен Петра Великого. Пусть он велик, как государственный деятель, хотя и то под сомнением, но по отношению к Церкви он может быть назван только великим разорителем. Все то дурное, что приписывают церковной бюрократии, пошло от Петра Великого. С его времени наш церковный строй получил уклон к протестантству. Указывают, что Патриаршество породило раскол в Русской Церкви. Но сами старообрядцы, начиная от старозаветных и кончая прогрессивными освободителями — Мельниковым и Бриллиантовым, корят нас, что у нас нет канонического управления, и грозят завести своего Патриарха. Никона старообрядцы не любят, но прежних пятерых Патриархов они чтут, считают их святыми угодниками Божиими и имеют их иконы. Мы недавно прославили одного из Патриархов — Ермогена, а они всех пятерых Патриархов (Иова, Гермогена, Филарета, Иосифа, Иоасафа) дониконовского времени считают святыми. Раскол в Русской Церкви был и до Патриархов — это стригольники и жидовствующие. Эти расколы подавлены были обличениями иерархов и суровыми мерами правительства. Я не приверженец строгих мер, но думаю, что если бы Никон не был низложен, он сумел бы раскольников привлечь к Церкви. Раскол в Русской Церкви обострился вследствие мер и реформ Петра, когда начала вводиться шутовская одежда, бритье усов, пошел разврат от двора.
Все это сделали реформы Петра. Приверженцы старины почувствовали себя среди современного им общества в таком же положении, как древние христиане среди язычников. С первых времен христианства не было ни одной Церкви, которая бы не имела общего пастыря. Все неотмененные правила святых апостолов и церковных Соборов говорят о том же. Ни одно стадо не может быть без пастыря. Если бы мы жили малыми ячейками, как некультурные народы, разделились бы на малые Церкви, нам можно было бы ограничиться тем, чтобы каждая из них имела своего независимого епископа. Но мы объединились в одну общую нам великую Россию, и все группируются около одного центра — Синода — духовно-учебные заведения, хозяйство, администрация. Все управляется коллегией и не имеет главного пастыря. Военное духовенство, состоящее из 4000 иереев, совсем не имеет пастыря и управляется священником; в таком же положении находятся и священники придворные. Это своего рода беглопоповщина.
Говорят, что о Патриаршестве заговорили недавно — со времени революции. Это неправда. Благочестивые люди, ревнители Церкви, всегда думали и мечтали о Патриаршестве, но мало говорили потому, что существовали сомнения; со времени революции явилась возможность высказаться, и свободолюбивые люди заговорили. Есть книга злого противника Патриаршества — проф[ессора] Благовидова — об обер-прокурорах Св. Синода, в которой автор с сочувствием описывает, как обер-прокуроры постепенно забирали власть над Синодом; но, сообщает тот же автор, при каждом пробуждении русского национального самосознания непременно возрождалась и идея Патриаршества. Ее поддерживали лучшие люди России — славянофилы, и известный профессор протоиерей Иванцов-Платонов с риском для собственной карьеры поместил в аксаковской «Руси» ряд статей, в которых доказывал каноническую необходимость восстановлении Патриаршества. Все лучшие архиереи, наши заграничные друзья, которые выражают сочувствие Православной Церкви, всегда с огорчением указывали, что Русская Православная Церковь лишена своей канонической главы, что управление ее построено односторонне, является как бы министерством, что она не является здоровым деревом, к которому могли бы привиться ветви.
Патриаршество всегда было живо в сознании народном. Народ поклонялся Патриаршему месту в Успенском соборе. Злой и недобрый памяти Феодосий Яновский приказал убрать это место, но произошли народные волнения и император Петр приказал возвратить его в собор и сказал, что Патриаршество уничтожено временно.
Говорят, хорошо если Патриархом будет выбрана исключительная личность, человек гениальный, святой, а не обыкновенный заурядный человек; но это применимо ко всем профессиям. Почему же таких требований не предъявляют к полководцу, ректору, директору и другим лицам, стоящим во главе всякого дела? Это опасение не может иметь значения. Когда дело наладилось, идет по установленным нормам, его сделает и заурядный человек. Если вагон поставлен на рельсы, его сзади подталкивают двое — и он идет, а по шпалам его не протащат и сорок силачей. Так и Патриарх: если дело будет идти по установленным нормам, т. е. по Божественным канонам, по природе Церкви, по рельсам, а не по шпалам, он сделает свое дело. Если же дело будет вестись не по законным нормам, идти не по рельсам, а по шпалам, то и гениальный человек ничего не достигнет и ничего не совершит. То же самое случилось и у нас. Кроме сего, праведные и святые люди, люди выдающиеся не допускались до таких мест, где бы они могли развить свою деятельность, ссылались в провинцию или сами уходили на покой. Таковы Игнатий (Брянчанинов), Феофан Затворник, Тихон Задонский, митрополит Гавриил и др.
Путем исторических софизмов и подтасовок связывают вопрос о Патриаршестве с вопросом о восстановлении монархии, прибегают к доносу, будто сторонники Патриаршества — поборники монархии. Скажу по поводу той цитаты, которая недавно была приведена в «Русском слове» и «Церковно-общественном вестнике» из моей статьи. Она приведена буквально правильно, но в высшей степени бесчестно и сознательно бесчестно. Статья моя написана в 1905 году в ответ на запрос Св. Синода о реформе церковного управления. В ней разбирались все доводы против восстановления Патриаршества: что оно не опасно для государства, не враг просвещения, не страшно для архиереев и, наконец, не враг царской власти. Как же было тогда не коснуться вопроса об отношении Патриаршества к царской власти, когда в Патриаршестве видели угрозу для царского самодержавия, и в этом было главное препятствие для восстановления Патриаршества? Я не хочу уподобиться ослу, который лягает умирающего льва, но несомненно то, что восстановление Патриаршества задерживалось преимущественно опасением ослабить самодержавную власть. Теперь это уже доказано. Недавно я читал в этом зале письмо покойного Победоносцева к Государю в 1906 году. В этом письме он указывает именно на опасность Патриаршества для царской самодержавной власти. Письмо это известно многим и никем не опровергнуто. Моя статья цитируется в помянутых газетах, как донос. Я не обеспокоен этим, ибо злой человек износит злое из сердца своего, но я боюсь, что последующие поколения будут изумляться по поводу подобных доносов и всей полемики против Патриаршества и спрашивать, почему такой ясный вопрос вызвал прения, почему были люди, не желающие восстановления Патриаршества? Ужели они не желали блага Церкви? Ужели они интересы личного благополучия ставят выше интересов спасения. Я обращаюсь к их совести: ужели свои житейские удобства вы предпочтете спасению? Я взываю к ним: желаете ли вы быть действительно православными или содействовать еще большему уклону русской церковной жизни по пути к лютеранству? Да избавит нас от этого Господь!
В. В. Радзимовский. Я попрошу позволения подойти к разрешению вопроса с точки зрения церковно-юридической, может быть, сухо-деловой, которая, однако, вызывается необходимостью. Здесь был возбужден вопрос, какое значение имеют представленные Отделом четыре положения. Имеют ли они законоположительное значение или представляют собой что-либо другое. В этом отношении надо сказать, что формулы перехода к очередным делам наш Устав не знает, но, однако, она допустима и даже необходима, потому что надо устанавливать сначала общее положение, основание для решения того или другого вопроса, а затем уже разрабатывать частности законопроекта. Практика знает яркий пример этого. Когда вырабатывалась судебная реформа в 60-х годах, тезисы были не только выработаны, но и утверждены в законодательном порядке. Из развития этих тезисов и получились судебные уставы в их полноте. Я вполне понимаю поэтому и решение Отдела о высшем церковном управлении представить свой доклад с формулой перехода на решение Собора. В таком же положении могут оказаться и другие Отделы; мне известно, что в Судебном отделе возбуждены общие вопросы, которые необходимо внести на предварительное решение Собора. Как бы мы, однако, ни смотрели на доклад, нельзя сомневаться в том, что постановление, которое вынесет по этому делу Собор, будет иметь громадное значение не только для деятельности Отдела о высшем церковном управлении, но и для всех других Отделов, и притом не только с точки зрения содержания, но и по форме.
Когда я голосовал в прошлом заседании по вопросу о переходе к рассмотрению доклада по существу, то у меня не было никаких сомнений, потому что я ничего не имею против того, чтобы Русская Церковь имела своего Патриарха, и против решения этого вопроса здесь на общем собрании. Далее, я имел в виду, что разрешение вопроса о Патриархе непосредственно касается той задачи, которая поставлена Собору. Ведь Временное правительство предложило нам выработать законопроект о новом порядке управления Русской Церковью. А когда мы говорим о Патриаршестве, оно входит в область работ, именно нам предуказанных. Так стоит дело с юридической точки зрения. Поэтому я коснусь возбужденных докладом вопросов, главным образом, как церковный юрист.
Рассуждая с этой точки зрения, я должен определенно сказать, что в пользу принятия четырех положений, выставленных в докладе, я голосовать не могу и не буду вот почему. Самая идея Патриаршества не встречает возражений, но во внесенные Отделом положения необходимо внести исправления и дополнения, которые, быть может, и приведут нас к соглашению.
Здесь слышится: защитники Патриаршества, противники Патриаршества. Но что такое Патриаршество с точки зрения церковно-юридической? Патриаршество прежде всего не есть Патриарх: это — целая система Патриаршего управления, имеющая яркое бюрократическое начало. А Патриарх есть отдельное лицо, возглавляющее Церковь с теми или иными правами. Когда докладчик говорил, что следует сначала принять общее положение о Патриархах, а затем вести уже речь о подробностях, я отвечаю, что голосовать за Патриарха вообще не могу, так как я не знаю, каков будет объем его власти и каков будет порядок его избрания. Говорят, что понятие Патриарха вполне выяснено и в канонах, и в истории Церкви. Я в этой области не считаю себя достаточно сведущим, но считаю нужным указать, что в Предсоборном присутствии 1906 г. возникал вопрос даже о самой каноничности Патриаршества; что каноны, во всяком случае, не указывают порядка избрания Патриарха, и что мне неизвестно, существует ли постановление общецерковное, определяющее с точностью права и обязанности Патриарха.
Обращаясь к формуле, я вижу, что и здесь говорится о Патриархе не как об общем начале; а даются частные определения: 1) высшая власть в Церкви принадлежит Собору; 2) Патриарх возглавляет управление церковными делами Российской Православной Церкви; 3) Патриарх является первым между равными ему епископами и 4) он подотчетен Собору. В самой формуле, таким образом, заключается явное противоречие, ибо в первом пункте говорится о Соборе Поместной Церкви как высшем церковном управлении, а во втором, что церковное управление возглавляется Патриархом.
Нет, несомненно, оно возглавляется не Патриархом, а Поместным Собором, согласно первому пункту, который также нуждается в разъяснении, так как состав Собора не указан. Далее, Патриарх является первым епископом между равными, но когда говорят о Патриархе, как об органе власти, когда Патриарху предоставлено будет хотя бы право визитации, то скажу с точки зрения юриста, что тут уже о равенстве нельзя говорить, так как на визитацию епархий другие епископы права не имеют. В 4-м пункте говорится, что Патриарх подотчетен Собору. Но отчет возможен там, где есть поручение или где точно определены права и обязанности самим законом.
По всем этим соображениям я не могу голосовать за формулу, предложенную Отделом, так как в ней нет точного определения понятия Патриаршества. Нельзя ведь удовлетвориться краткой формулой, что восстанавливается Патриаршество. Если нигде не установлена власть Патриарха, если 34-е Апост[ольское] правило называет его главой, к которому епископы лишь идут за указаниями, когда хотят превысить свои полномочия, то оказывается, что точного определения круга прав и обязанностей первого епископа нет, и не такое краткое указание нужно для Отдела. Я укажу на примеры. Константинопольский Патриарх не может решать дел без Синода. Напротив, Армянский Эчмиадзинский Патриарх сам решает важные духовные дела и самостоятельно посвящает епископов. Получается значительная разница между этими Патриархами в объеме власти. Поэтому и в Предсоборном присутствии выдвигались положения: Патриарх при Синоде, Синод при Патриархе или Патриарх вместе с Синодом. Если Синод при Патриархе, то получается единоличная власть; а если Патриарх при Синоде, то он является лишь исполнительным органом церковного управления; а если вместе с Синодом, то получится управление, сходное с Константинопольским. Но это противоречит первому пункту формулы, по которому высшая власть принадлежит Собору совершенно самостоятельно. Представляется поэтому явно невозможным голосовать формулу в том виде, как она предложена в докладе. Со стороны докладчика я слышал, что надо сочетать начала соборности с единоличной властью. Я полагаю, такого сочетания быть не может, так как несомненно, что одно начало поглотит другое. У нас на Соборе, кажется, не вызывает сомнений то положение, что церковное управление вообще должно быть построено на началах соборности; поэтому-то первый пункт формулы и устанавливает, что высшая церковная власть принадлежит Собору. Но мы не можем голосовать и за этот пункт, как он изложен в докладе, потому что не знаем, какой Собор будет — из одних епископов или с участием клириков и мирян. Есть защитники и противники и того и другого мнения. Во всяком случае, скажу, что если патриарх будет избираться Собором, состоящим из одних епископов, то я лично буду голосовать против. Я считаю, что о восстановлении Патриаршества говорить теперь трудно; можно говорить лишь об установлении Патриарха на новых основаниях, и поэтому необходимо определить прежде всего отношение его к Собору, и тут упомянуть об отчетности мало. Надо об этом уговориться точно и теперь же, потому что определение Собора будет актом обязательным для Отделов и подлежащим толкованию, и, значит, неточность вызовет споры. Известные неясности, конечно, будут восполнены Отделом. Но здесь должны быть даны общие указания в форме категорической. Считая положения Отдела лишь формулой перехода, я нахожу, что и Собор на них может дать ответ также только формулой перехода. Если будет позволено, я оглашу составленную мной формулу, в которой содержится поправка и дополнения к докладу Отдела.
Излагается моя поправка так:
«Обсудив доклад Отдела, Священный Собор переходит к очередным делам, указав Отделам, что при разработке законодательных предположений о порядке церковного управления целесообразно принять за руководство следующие основные положения:
I. Высшая церковно-законодательная, церковно-правительственная и церковно-судебная власть в Российской Православной Церкви принадлежит Поместному Собору, заседающему периодически и осуществляющему свою власть через непрерывно действующий Священный Синод, который возглавляется первенствующим епископом Церкви в сане Патриарха, равночестного с Патриархами других Православных Церквей.
II. Личный состав Поместного Собора и Священного Синода, а также порядок избрания их и Патриарха, определяются особым постановлением, подлежащим утверждению настоящего Священного Собора в порядке Устава.
III. Таким же постановлением настоящего Священного Собора должны быть определены: степень власти Патриарха и Священного Синода, а также круг дел подведомственных и состоящим при них установлениям.
IV. Патриарх, являясь первым между равными ему епископами Российской Церкви, отдает в своих действиях отчет только Поместному Собору, как исполнитель и охранитель силы соборных постановлений».
Много было сказано о значении Патриарха, но какое бы значение ни придавали Патриаршеству, мало будет сделано, если все это не будет облечено в точные правовые нормы; всякий недочет в этом отношении может повредить Церкви. Вот почему я и решил занять внимание Собора своими соображениями.
(Голоса: Спасибо!)
Председательствующий. Поступило предложение за надлежащими подписями о прекращении записи ораторов. Всего записалось 95 ораторов. Ставлю предложение на голосование.
Постановлено: запись ораторов прекратить.
Граф П. М. Граббе. Я не буду долго занимать внимания Собора и не буду приводить канонических и юридических соображений в пользу учреждения Патриаршества: это уже достаточно здесь выяснено. Я выступаю не как ученый, богослов и канонист, а как мирянин, который должен со своей стороны высказать свою думу о нашем большом церковном вопросе, имеющем отношение ко всей Церкви. Я хочу сказать именно то, что я совсем не разделяю страха и опасений некоторых членов Собора, как бы учреждение Патриаршества не дало кому-либо чрезмерной власти в Церкви. Не спорю, что злая власть, деспотическая власть, не хороша, но бесспорно и то, что отсутствие власти и ее влияния также нежелательно. Другие в своем отрицании Патриаршества становятся на другую точку зрения. Именно — политическую. Для меня она неприемлема, и я ее отметаю. Один из ораторов, кажется, член Собора Рубцов, установил еще одну точку зрения, развив ту мысль, что если мы решимся на восстановление Патриаршества и таким образом возвратимся, по его словам, в XVII век, то мы в своем движении вперед не сравняемся с народами Европы. На это я отвечу, что если в вопросах просвещения и культуры отсталость от Европы для нас нежелательна, то, с другой стороны, я вовсе не хочу, чтобы мы сравнялись с Европой в тех вопросах, которые решает наш Священный Собор. Я говорю, что в вере нам совершенно нежелательно сравняться с народами Европы. Я хочу теперь указать на то, что отсутствие объединяющего начала в нашей церковно-национальной жизни в такое тяжелое и страшное время, как то, которое мы переживаем, чревато самыми тяжкими последствиями. Никакую войну нельзя вести без вождя. А ведь для Церкви наступает именно такое время, когда ей придется вести войну. Здесь недавно один член Собора, бывший в депутации к правительству по вопросу о церковно-приходских школах, заявил о своем впечатлении от беседы депутации с правительством, что последнее стало внеконфессиональным, т. е. безбожным, а в переводе на славянский язык… благоверным. Узнали мы и об ответе правительства на желание Собора возвратить Церкви ее приходские школы. И я думаю, что если бы у нас был Патриарх, как церковный глава, то такого и ему подобных столкновений между Церковью и государством не было бы. Вот почему я и высказываюсь за полную необходимость восстановления Патриаршества и его власти.
И. М. Бич-Лубенский. Я должен прежде всего заявить, что мне с этой кафедры несколько трудно говорить, ибо мне придется говорить после выпадов по моему адресу, характеризующих мою терминологию, как союзника или в чайной «Союза русского народа». Этот способ возражений для меня не нов: я работаю на общественной ниве уже 25 лет, вступив на нее со стажем солдата и офицера, и мои оппоненты указанных категорий считали для себя возможным, не имея возражений по существу, бросать укоры, что говорить так, как я, может только необразованный человек. Тогда 47-ми лет я, чтобы парировать это возражение, выдержал экзамен при университете. Теперь мне бросают вместо возражений клевету, что я принадлежу к деятелям из чайной «Союза русского народа». Не могу же я за эти два месяца выдержать экзамен на богослова, чтобы быть авторитетным для моих оппонентов.
(Шум. Голоса: К делу, говорите по вопросу!)
Председательствующий. Прошу вас говорить по вопросу.
И. М. Бич-Лубенский. Ввиду указанного в аргументации я буду ссылаться на труды лиц из так называемого направления «церковного возрождения» и левее их. Я должен сказать, что я никогда ни к каким партиям не принадлежал и не принадлежу. (Голоса: К делу!)
Здесь выступал один оратор, который недавно в своей статье на страницах «Христианского чтения» говорил: «Бывают моменты в истории народов, когда они, подобно больному человеческому организму, переживают кризис, от которого зависит их будущее. В такие моменты как бы скрещиваются нити жизни и ставится роковой кризис, такой же, как и в 17-м столетии». Здесь член Собора Рубцов говорил, что учреждением Патриаршества мы отбрасываем себя к XVII веку и что это для нас опасно. В чем же опасность в действительности? В том ли, в чем она была и в XVII в.? Тогда была на Руси смута. Россия разделялась на части. Сознание племенного единства было утрачено. С одной стороны, натиск воинствующего католицизма, далее — шведы, татары и т. д. создали действительную и большую угрозу целости государства. Вот страх и ужас, которые переживала страна. И если страна вышла из опасности погибнуть, то благодаря объединению церковности и государственности, церковность протянула исцеляющую руку государственности, и разруха окончилась, а страна получила тот расцвет, который просуществовал до последних семи месяцев. Теперь мы снова переходим в XVII век. Анархия распространяется по всей Руси, царство наше разделяется на части, возгораются стремления к автономиям и отделениям, правительство становится антиконфессиональным и в делах Церкви умывает руки, допуская всякого рода церковную автономию. Что же теперь может спасти Родину, как не объединение верующих? Справедливо сказал предшествующий оратор, что нельзя бороться за Церковь, раз не будет у нас главы, вождя в этой борьбе. Я не буду говорить о канонической стороне вопроса о Патриаршестве. О ней скажут те лучшие канонисты, которые присутствуют среди нас. Я буду говорить только о том, что если мы попали в историческую разруху, переживаем момент для Церкви именно исторический и опасный, то мы и должны поставить здесь вопрос: есть ли у нас лицо, которое умело бы отстаивать интересы Церкви так, как они отстаиваются в католичестве в нашей же России? Как их отстаивает, напр[имер], католический митрополит Цепляк, по смете Католической Церкви! Кто теперь будет отстаивать нашу смету? Нет у нас таких лиц, нет. Если обер-прокурорская власть нежелательна для Церкви, то все же она отстаивала, хотя и не всегда и не все, интересы церковного дела. А теперь у нас даже обер-прокурора нет. Но несомненно, что лицо, защищающее дело Церкви, должно быть и оно должно предстательствовать перед правительством за это дело. И таким лицом должен быть первоиерарх Церкви, будет ли он по названию митрополитом или Патриархом. Здесь говорилось, что все Православные Церкви, даже малые по составу, каждая имеет своего главу. Но этого мало: евреи, ламаиты, мусульмане — все имеют каждый своего главу. Почему же только одна Русская Церковь не должна иметь своего духовного, церковного вождя? Говорят, что Патриаршество противоречит идее соборности, несовместимо с ней. Но я не могу с этим согласиться, как и с тем, что сказал член Собора Радзимовский. Нельзя оставлять старые Синод и консисторию в качестве новых органов управления. Синод и консистория у народа не пользуются авторитетом, и к самой формуле Радзимовского я бы внес поправку: Собор, а не Синод. Подтверждение моей мысли я нахожу и в следующих словах одного писателя по духовным вопросам: «Как может, — говорит он, — раздаваться в наших церквах свободное, вдохновенное слово о Боге и о жизни духа, когда духовенство не смеет и шага ступить иначе, как по указанию синодских чиновников, для которых религия в большинстве случаев есть не что иное, как необходимая подпорка известного политического и общественного строя». Это говорит Д. Странден в своей книжке: «Забытая сторона христианства» (стр. 115). Позволяю себе привести и еще следующие строки той же книжки: «Пока значительная часть духовенства не станет в должное отношение к нашему антихристианскому общественному и политическому строю и к деятельности бюрократов „Святейшего“ Синода, натравливающих правительство и общество на всякого, кто осмеливается свободно мыслить и говорить о религиозных вопросах, до тех пор смешно и говорить о какой-либо церковной реформе» (стр. 120–121). Вот что говорит прогрессивный критик нашего церковного управления о нашем церковном устройстве. В его словах — для нас большой урок. Перехожу к вопросу, ранее здесь затронутому, о тех этапах, которые мы прошли с XVII века. Один автор статьи в «Христианском чтении», о которой я уже упомянул, говорит в ней, что окно в Европу прорубил не Петр Великий, а Василии и Иваны, до расцвета же довела Русь династия Романовых, и в этом им помогла именно Церковь. В эпоху смуты, все, что оставалось верно долгу и совести, все, в ком не заглохла гражданская честность, все, кто понимали опасность для самой общественности от противообщественных элементов, объединились в последнюю минуту для спасения Отечества, для отстаивания государственного порядка… «Смута была последним кризисом, угрожавшим нашему национальному бытию, и измученная страна… родилась в муках смуты и в лучах восходящей звезды дома Романовых… Церковь пошла на помощь государственности, потому что к этому призывал ее голос народный… С момента союза с Москвой при митроп[олите] Петре церковная власть шла рука об руку с московскими князьями в предпринятом ими деле государственного объединения». И во время смуты «среди общего шатания умов и со всех сторон обнаружившихся сепаратистических тенденций русские первоиерархи смело стали в числе и во главе тех немногих элементов общества, которые оставались верны московской государственности. Под сенью Патриаршего авторитета совершилось и все знаменитое движение народного ополчения для избавления Москвы от поляков. Умер Гермоген, но его дело не могло уже умереть… Эта победа идеи государственного порядка стоит многих побед на полях брани… Ныне гремят благодарственные гимны в честь тех, кто запечатлел имена свои на скрижалях тогдашней истории; созидаются памятники вьются лавровые венки. Но что значат все памятники из мрамора и гранита по сравнению с тем памятником, какой представляет сама великая Россия». Так говорит автор. У нас теперь эта историческая гражданская крепость рушится; наша государственность, по-видимому, мало заинтересована в целости ее, отделяя Финляндию, Польшу, Украину и другие национальности. Остается крепость веры, которая даст нам возможность, под водительством духовного главы, сплотиться воедино и удержать единство веры и в этом сохранить неделимой Русь. Что касается слов, буквально приведенных мной, как доказательство выставляемых мной положений, то автор их — мой оппонент проф[ессор] Титлинов (см. «Христианское чтение» за 1913 г., март месяц).
С. А. Котляревский. Я хотел сосредоточить внимание на одной стороне дела, а именно на той, какое влияние окажет восстановление в Русской Церкви Патриаршества на грядущие отношения между Церковью и государством. Я хочу ответить на некоторые сомнения и недоразумения, которые слышались в прениях по этому вопросу. Я вполне согласен с В. В. Радзимовским о необходимости более точной формулировки положения о составе и правах Собора и Патриарха во избежание ошибок в последующих построениях. Выставленные Отделом четыре статьи не есть что-либо устойчивое, а скорее подлежащее изменению. Я остановил бы мысль на взаимодействии между Церковью и государством в случае восстановления Патриаршества. Приходится отвечать противникам Патриаршества. С удивлением я слушал, что в принципе Патриаршества они находили сходство с тем, что стало достоянием прошлого. Патриаршество они признавали символом политическим, государственной реакцией. Но достаточно перелистать Регламент, устанавливающий новый порядок коллегиального управления Церковью, чтобы видеть спорность этого мнения. Главный мотив уничтожения Петром Патриаршества был мотив политический и вытекал из мысли о государственном самосохранении. Об этом Петр откровенно и говорил, что «назначение Патриарха, как бы второго государя, является соблазном для народа». Патриарх мог препятствовать его насилиям, и народ мог идти за ним. Петр приводил доводы в пользу коллегиального решения дел, но эти доводы не отвечают действительным мотивам замены Патриаршего строя коллегиальным. Петровские коллегии имели целью централизацию власти, с них началась бюрократизация. Говорю я это не с тем, чтобы осуждать память Петра: в этом отношении я свободен от партийного ослепления. Признавая его труды по устроению государства, я должен, однако, сказать, что для него уничтожение патриаршества было актом политическим: он старался защитить единоличную царскую власть, устраняя соперника. Поэтому никак нельзя сказать, что Патриаршество имеет связь с отжившим государственным строем. Никоим образом нельзя подходить к Церкви с критерием, который применим к государству: не будем думать, что введение новой формы правления должно созидаться по условиям, при которых другие общественные организации должны копировать эту форму. Этим страдал старый порядок, старый строй, который не признавал ни земств, ни других неединоличных организаций. Этим тот строй и лишил себя опоры со стороны живых элементов.
Несправедливо утверждать о коренном будто бы противоречии между Патриаршеством и народоправством, будто бы Патриаршество находится в противоречии с демократической формой правления. При прежнем строе приводили доводы против Собора, который будто бы вводит демократическую организацию в Церкви, не желательную для государства. Этим и объясняют то обстоятельство, что Собор при прежнем строе все откладывался, что видно из опубликованных в настоящее время документов. Решительно никакого логического отношения между той или другой государственной организацией и тем или другим церковным строем вовсе нет. Республиканская Америка не смущается тем, что католическое духовенство усиливается в Соединенных Штатах, что эта Церковь имеет монархическое устройство в гораздо большей степени, чем это предполагается в русском Патриаршестве. Я говорю это не для того, чтобы приводить доводы в пользу Патриаршества, а исключительно, чтобы устранить некоторые сомнения и недоразумения. Если Патриаршество есть такой институт, от которого ожидают пользы для Церкви, если он нужен для Церкви, то политические соображения не должны останавливать нас, потому что логической связи между Патриаршеством и теми или другими политическими воззрениями не существует. Эти сомнения, однако, проникли в нашу общественную жизнь. Мне пришлось читать статью одного выдающегося публициста Философова, который опасается восстановления Патриаршества и предлагает министру исповеданий принять энергичные меры, чтобы этот опасный реакционный институт не был восстановлен. Это непонимание основной цели учреждения Министерства исповеданий и его характера. При учреждении его вовсе не имелось в виду сохранения традиций обер-прокурорского строя. Министерство исповеданий отказалось от роли постоянного вмешательства в церковную жизнь, от оценки по существу явлений церковной жизни и должно ограничиться лишь охраной закономерности, не находящейся в противоречии с самостоятельностью Церкви. Такие доводы против восстановления Патриаршества должны быть устранены. Мы боимся призраков, и боязнь эта не имеет за собой оснований.
Одни говорят, что государство вводит внеконфессиональное состояние. Да, закон устанавливает право не принадлежать ни к одной религии, но это не есть покровительство атеистам. Это положение прямо вытекает из основного положения о свободе совести.
Другие говорят, что католики теперь получили право пропаганды своей Церкви. Но и это вытекает из закона о свободе совести: при новом строе нет оснований препятствовать свободе того или другого исповедания. То же приложимо и по отношению к старообрядцам.
И было бы чудовищно, если бы в этой свободе было отказано Православной Церкви. Если бы правительство стало бояться Патриаршего церковного строя, оно допустило бы недопустимый оппортунизм. Министерство исповеданий должно стоять на страже духа свободы совести по отношению ко всем исповеданиям и, в частности, по отношению к Православной Церкви.
Опасаются, как бы Патриаршество у нас не перенесло XVII в. в условия XX века, но это напрасное опасение. Патриарха XVII в. мы не восстановим. Грядущий Патриарх будет нечто другое. Даже римский католицизм с папой во главе и тот не мог остаться совершенно неподвижным. Церковная жизнь в римском католичестве и отношения его к государству в XX веке совсем иные, чем отношения папизма в XVIII ст[олетии]. Вот все недоразумения, какие здесь высказывались. Мы искренне будем поддерживать и свободу совести, и ту реформу, которая является важной в сознании русских людей.
Единственное возражение может быть поставлено сторонникам Патриаршества или, лучше сказать, не возражение, а оговорка. В речах их звучала мысль, что восстановление Патриаршества может разрешить весь церковный вопрос. Конечно, это не так: один Патриарх без ряда других преобразований не в состоянии справиться с этой задачей. Но мне кажется, что, будучи сторонниками свободы совести, мы воздержимся приветствовать появление Патриаршества без живого участия православного народа в жизни Русской Церкви, которое намечено в отдельных положениях.
Заседание закрыто в 2 часа дня.
Опубликовано: Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Петроград, 1918. Кн. II. Вып. 1. Деяния XVII–XIX. С. 273–300.
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 27. Л. 36–63 об. Машинопись. Подлинник.
РГИА. Ф. 833. Оп. 1. Д. 1. Л. 286–312 об. Машинопись. Черновик.