Деяние № 25

14 октября 1917 г.

Заседание открыто в Соборной палате в 10 час[ов] 15 мин[ут] утра, под председательством Тихона, Митрополита Московского, в присутствии 403 членов Собора.

На повестке заседания: доклад Отдела о высшем церковном управлении по поводу формулы перехода к очередным делам, принятой Отделом по окончании в нем прении о высшем управлении (продолжение) .

Секретарь. Получена телеграмма следующего содержания:

«Шацкий уездный съезд духовенства и мирян приветствует Всероссийский Священный Собор и молит Бога, чтобы он помог Собору оградить православную веру и утвердить мир и тишину в земле нашей».

Постановлено: благодарить за приветствие.

Секретарь оглашает поступившее в Соборный Совет заявление Отдела о положении Церкви в государстве следующего содержания:

«В заседании Отдела о правовом положении Церкви в государстве от 12 октября сего года было заслушано следующее заявление члена Собора В. В. Радзимовского:

„При Министерстве юстиции образована комиссия для изготовления проекта основных законов Российского государства, имеющих быть установленными Учредительным собранием, причем министр юстиции преподал этой комиссии указание в том смысле, что ее работы должны происходить в спешном порядке.

Принимая во внимание, 1) что с точки зрения интересов Православной Церкви представляется несомненно важным ознакомление указанной комиссии с теми положениями, которые будут высказаны Собором по вопросу о взаимоотношениях Православной Церкви и государства, так как это касается прежде всего области законов основных; 2) что для поддержания принятых Собором положений в комиссии необходимо участие в ней соответствующих лиц; 3) что принятие указанных выше мероприятий не терпит отлагательств, — я, со своей стороны, полагал бы, что Собору немедленно нужно выработать в окончательной форме те положения о взаимоотношениях Церкви и государства, которые подлежали бы внесению в проект закона основных, а затем обратиться к г[осподину] министру исповеданий с просьбой снестись с подлежащими лицами и учреждениями о пополнении комиссий представителем министерства или Собора, на которого и будет возложено поддержание Соборного постановления в комиссии по постановлению законов основных“.

Признавая желательным участие в комиссии при Министерстве юстиции представителя от Всероссийского Собора и имея в виду, что хотя основные положения законопроекта о правовом положении Церкви в России уже выработаны, тем не менее проведение их через пленарное собрание Собора потребовало бы значительного времени, а участие представителя Собора в комиссии не терпит отлагательства, Отдел о правовом положении Церкви в государстве ходатайствует перед Соборным Советом о том, чтобы Соборный Совет в порядке спешности обратился к министру исповеданий с предложением снестись с подлежащими лицами и учреждениями о пополнении комиссии при Министерстве юстиции представителем Собора, который, при выработке комиссией означенных законов Российского государства, имеющих быть установленными Учредительным собранием, мог бы поддержать и защитить интересы Православной Русской Церкви».

Соборный Совет предлагает возбудить означенное ходатайство.

Постановлено: заключение Соборного Совета утвердить.

Архиепископ Тамбовский Кирилл (внеочередное заявление). Священному Собору Поместной Всероссийской Церкви было угодно, чтобы деяния его, касающиеся будущности церковно-приходских школ в России, а также положения Закона Божия как учебного предмета в русских учебных заведениях были доведены до сведения Временного правительства через нарочитое посольство. Избранными для выполнения этой воли Священного Собора оказались члены его: Кирилл, архиепископ Тамбовский и Шацкий, прот[оиерей] О. А. М. Станиславский, присяжный поверенный Н. Д. Кузнецов и крестьянин Пермской губернии П. И. Уткин.

Чтобы избежать путешествия наугад, с опасностью потерять слишком много времени в Петрограде в бесплодных ожиданиях правительственного приема, я, архиепископ Кирилл, обратился к г[осподину] министру исповеданий с письменной просьбой — установить, путем сношений с правительством, срок, когда Соборное посольство могло бы исполнить возложенное на него Собором поручение.

8-го текущего октября в 8¾ утра министр исповеданий поручил особой телефонограммой в дом Синодального церковного пения, принятой г[осподином] контролером М. Н. Смирновым, «уведомить архиепископа Тамбовского Кирилла, что Керенский принимает делегацию во вторник, 10-го, около 11-ти часов утра». Дома я нашел письмо г[осподина] министра исповеданий, от 3 октября, с уведомлением, что министр-председатель, совместно с некоторыми другими членами правительства, может принять делегацию Собора в любой из ближайших дней, около 12 час[ов] дня.

В силу этого уведомления мы выехали из Москвы в Петроград в ночь с 8 на 9 октября. Собравшись в Петрограде 9-го числа вечером в квартире и в присутствии председательствующего в Училищном при Святейшем Синоде совете прот[оиерея] П. И. Соколова, мы условились предварительно, что и как должно говорить нам перед Временным правительством. Общий тон речи членов Соборного посольства должен быть, решили мы, не просительный, а вежливо сообщительный. Посольство только ставит правительство в известность о тех решениях, какие приняты на Соборе по вопросам о церковно-приходской школе и положении Закона Божия в учебных заведениях, содержимых и государством, и частными лицами для детей русских граждан православного исповеданий.

Утром 10 октября мы съехались в Департаменте по делам Православной Церкви, в уверенности, что назначенный нам прием у правительства состоится в 11 час[ов], как утверждал это накануне В. И. Яцкевич, говоривший, что если А. В. Карташев не успеет к тому времени возвратиться из своей поездки в Вологду, то сопутствовать нам при представлении правительству будет С. А. Котляревский. Однако из личной беседы с С. А. Котляревским выяснилось, что прием 10-го числа никоим образом состояться не может: совершенно неожиданно члены правительства отвлечены неотложным тайным совещанием с военачальниками, прибывшими с фронта, а затем отправляются на заседание Совета республики. Было бы психологической ошибкой добиваться приема сегодня, и его следует отложить до следующего дня. Вечером чиновник особых поручений при Министре исповеданий С. Н. Бухаров сообщил по телефону, что прием на следующий день непременно будет, но время этого приема может определиться не ранее 12-ти час[ов] дня.

11 октября в 12 часов дня съехались мы снова в Департаменте и тут имели продолжительную беседу с министром исповеданий по существу тех вопросов, для разъяснения коих прибыли мы в Петроград по поручению Священного Собора.

В этой беседе выяснилось для нас, что менять ту позицию, на какую Временное правительство встало по отношению к церковно-приходской школе, оно едва ли отважится. Идеология, развиваемая соборными рассуждениями, не может быть воспринята правительственным разумом существующего государственного строя. Решения Собора опираются на предпосылки религиозного и нравственного порядка, а распоряжения правительства относительно церковно-приходской школы основываются на оценке ее значения с чисто политической точки зрения. Школа эта является детищем старого строя, который возлагал на нее самые широкие упования. И потому говорить с Временным правительством о сохранении прежнего отношения к этой школе является делом безнадежным в такой же приблизительно мере, как если бы вздумал какой-нибудь наивный человек настаивать перед Временным правительством на необходимость уважать прежний государственный строй и оказывать все знаки почтения бывшему императору. Правительство не может не желать того, чтобы школа народная была порождением и служила укреплению того государственного строя, какой сейчас существует. Отказ от услуг церковно-приходской школы должен быть одной из обязательных примет в паспорте республиканского правительства. Конечно, стоя на страже свободы, правительство не станет запрещать существование или появление школ типа церковно-приходских там, где окажутся местные средства для их существования. Но признать их сетевыми, с точки зрения министерства народного просвещения, значило бы пробивать брешь в законодательном акте 20 июня 1917 года.

Министерство не верит в способность духовного ведомства без правительственной субсидии сохранить свои школы, и потому прибегает к акту почти принудительной передачи школ этого типа в ведомство министерства, предотвращая тем приостановку школьного обучения в тех местах, где в школьную сеть были введены церковно-приходские школы. Поэтому наибольшей мерой уступчивости со стороны этого министерства было бы издание в циркулярном порядке распоряжения о сохранении в руках духовного ведомства школ в тех пунктах, относительно коих будут представлены достаточные гарантии, что школа здесь может и будет действовать правильно и сообщать учащимся тот минимум знаний, какой будет определен как обязательный для государственной школы. Следовательно, вопрос должен будет разрешаться каждый раз нарочитым исследованием для каждого отдельного случая.

Что касается будущего положения Закона Божия в учебных заведениях, то все мероприятия на сей счет находятся еще в периоде предположений, и г[осподин] министр исповеданий твердо надеется, что пожелания Собора будут приняты к должному соображению, когда вырабатываемый Государственным комитетом законопроект поступит на рассмотрение правительства. Соборное деяние даст тогда г[осподину] министру твердую опору для отстаивания прежде всего неприкосновенности Закона Божия и его положения в школе от ребяческих капризов достигших 14-летнего возраста учеников. Тогда и вопрос об обязательном изучении Закона Божия разрешается сам собой.

Беседа наша с г[осподином] министром исповеданий длилась более часа времени, причем нам стало известным, что прием у министра-председателя назначен нам на 2 часа того же 11-го числа. К назначенному времени отправились мы в Зимний дворец: министр исповеданий с Н. Д. Кузнецовым в автомобиле, а мы с о. Станиславским и П. И. Уткиным, в сопровождении чиновника особых поручений С. Н. Бухарова, в ландо, представленном в наше распоряжение Александро-Невской лаврой, подъезжали к дворцу через садовые ворота с Александровской площади. В воротах г[осподин] Бухаров объявил караулу, какая и от кого делегация проникает во дворец.

В вестибюле дворца ни малейшего намека на прежний этикет: впечатление общей прихожей какого-нибудь губернского суда в день процесса с самым разнообразным составом свидетелей. Поднялись во второй этаж, разыскали опередивших нас А. В. Карташева и Н. Д. Кузнецова и в дежурной комнате стали ожидать, когда нас позовут. Раза два появлялись молоденькие адъютанты с успокоительными заявлениями, что г[осподин] министр сейчас нас примет.

В 2 часа 40 минут дня нас действительно пригласили к министру-председателю. Мимо часового с ружьем прошли мы через бильярдную комнату и оказались в одной из библиотечных комнат с лестницей в верхнее отделение. А. Ф. Керенский встретил нас у дверей этой комнаты. Одет он в куртку военного образца, цвета хаки; лицо очень утомленное. Министр протянул мне руку, но прежде чем обменяться рукопожатием, я сначала сотворил крестное знамение на себе, а потом благословил министра. А. В. Карташев представил остальных членов нашего посольства, и мы все уселись у стола, стоявшего в стороне, противоположной входу.

Начиная речь, я объяснил министру-председателю, что Священный Собор Поместной Всероссийской Церкви, занятый устроением своих церковных дел, естественно останавливается в своей работе в первую очередь на тех учреждениях, которые, будучи церковными по своему существу, являются в то же время небезразличными и для государства, которое в своем новом строительстве жизни не может так или иначе не коснуться этих учреждений. Собор уверен, что правительство, при определении своего отношения к учреждениям церковно-государственного значения, примет в соображение те воззрения, какие существуют на эти учреждения у Православной Российской Церкви и какие выражать от ее лица в настоящую пору правомочен только Поместный Собор. Посему Собор и имел 2 сего октября суждение о том способе, каким должно осведомить правительство о решениях Собора по наиболее срочным делам церковно-государственного значения, и постановил сделать это путем личных сношений с правительством через своих доверенных сочленов. Во исполнение этого решения Собора мы и являемся сейчас с теми заявлениями, какие имеем представить г[осподину] министру-председателю. Заявления эти касаются вопроса о дальнейшей судьбе церковно-приходских школ и положения Закона Божия как учебного предмета в русских учебных заведениях. Поводом для суждений о церковно-приходских школах Собору послужило издание Временным правительством закона 20 июня 1917 года о передаче сих школ в ведомство Министерства народного просвещения, а суждения о положении Закона Божия вызваны были проникшими в широкие народные круги известиями о предположениях, появившихся на сей счет в государственном комитете по народному образованию.

Останавливаясь прежде всего на церковно-приходских школах, я прочитал г[осподину] министру принятые по сему вопросу решения Собора. В дальнейшей беседе приняли живое участие о. А. Станиславский и Н. Д. Кузнецов. Их разъяснениями устанавливалось, главным образом, то положение, что закон 20 июня 1917 года лишает Церковь одного из могущественных средств в осуществлении своего просветительного служения, что достигается это лишение не одним только отнятием от Церкви казенных ассигнований на церковно-школьное дело, но и принудительной реквизицией церковно-школьных помещений в распоряжение Министерства народного просвещения.

На это г[осподин] министр заметил, что отбираются только те школьные помещения, на постройку которых были отпущены казенные средства; собственные же помещения церковных школ занимаются на арендных началах всего на 2 года.

Прот[оиерей] А. Станиславский разъяснил по этому поводу, что построенных исключительно на казенные средства церковных школ почти не существует. Все такие школы строились только с казенной субсидией, при условии изыскания на местах трети, а в большинстве случаев половины всей потребной на постройку суммы. Таким образом, право государства распоряжаться этими зданиями никак не вытекает из природы дела, а обращение собственных зданий церковных школ под школы министерские, хотя бы и на условиях срочной аренды, равносильно запрещению самого существования церковно-приходских школ. Ведь ни Церковь, ни приход не в состоянии заново оборудовать помещение для своей школы, хотя бы и владели средствами на ее содержания и оплату учительского труда. До возвращения школьного здания законному владельцу церковная школа должна прекратить свое существование даже и в таких местах. Таким образом, закон 20 июня 1917 года приходится принимать как выражение правительственных намерений уничтожить самый тип церковной школы.

На это г[осподин] министр ответил, что Временное правительство достаточно уже показало свое лояльное отношение к Церкви, которая пользуется теперь самой широкой свободой. Факт созыва Церковного Собора, который никак не мог быть собран при прежнем государственном строе, с достаточным красноречием подтверждает эту мысль. Вообще никаких агрессивных намерений по отношению к Церкви правительство не имеет, так как ни в чем ее не подозревает и никаким сплетням, доходящим до правительства, о контрреволюционных вожделениях, якобы существующих в кругах церковных, правительство не верит, хорошо зная, что Церковь не может желать возврата к старому: «вкусивши сладкого, не захочет горького».

Но, предоставляя Церкви полную свободу в ее внутренней жизни, правительство не может не порвать тех пут, которые мешают новому строю стать внеконфессиональным. К тому же, участие церковной школы в осуществлении государственной сети всеобщего обучения, нарушая органическое единство всего аппарата по народному просвещению, являлось бы нарушением и церковной автономии при неизбежности тогда подотчетного и подконтрольного положения Церкви перед государством. Против же свободной школы и деятельности Церкви, подобно тому, как это имеет место, напр[имер], в Армянской Церкви, государство не может ставить никаких возражений. Поэтому все, что может обещать в данном случае Временное правительство, — это свою заботу, чтобы процесс размежевания между церковно-школьным ведомством и Министерством народного просвещения проходил с меньшей болезненностью при решении вопроса о том, чьи нужды должно обслуживать данное школьное помещение в ближайшее учебное время: школы министерской или церковной. Что же касается самого закона 20 июня 1917 года, то он никоим образом не может быть отменен.

В ответ на это Н. Д. Кузнецов с решительностью отстаивал мысль, что правительство не имеет причины сторониться от церковно-приходской школы, если только оно чуждо намерения уничтожить самый тип этой школы. Церковно-приходские школы, сохраняя свою природу, будут давать своим ученикам весь тот образовательный материал, какой окажется обязательным для школы государственной. Со стороны же заведывания и руководства делом школа эта не останется в прежних бюрократических тисках, она перейдет в ведение прихода, которому правительство может доверять, как оно доверяет земским и городским обществам. К тому же, установление какого угодно правительственного контроля за состоянием школьного дела остается всецело в руках государства.

Впрочем, Н. Д. Кузнецов сам изложил письменно все им сказанное по этому поводу. Вот эта речь Н. Д. Кузнецова г[осподину] министру-председателю, как представителю Временного правительства:

«Нас, делегатов Всероссийского Собора, отнюдь не следует смешивать с прежним ведомством православного исповедания. Действующий в Москве Собор состоит из епископов, духовенства и представителей более чем 80-миллионного православного народа. Именно из этого народа многие войдут и в Учредительное собрание и входят уже в разные общественные организации. Временное правительство, считающее себя выразителем воли и нужд народа и стремящееся поддержать близкую связь с народом, о котором не заботился прежний строй, естественно не может игнорировать то, что думает и чего желает православный русский народ по разным государственным вопросам, особенно же соприкасающимся с церковной жизнью.

Собор находит нужным сообщить Временному правительству, что закон 20 июня 1917 года о передаче церковно-приходских школ в ведомство Министерства народного просвещения поставил Православную Церковь в крайне затруднительное положение и по своей неясности вызывает на местах большие недоумения и споры, нередко еще более обостряющие вражду между разными группами населения России. Когда Церковь в лице Собора стремится установить в России более соответствующий ее духу строй, когда Собор занят вопросом преобразования и оживления прихода, приходы оказываются лишенными одного из важных средств их культурно-просветительной деятельности в народе: у приходов отнимаются переданные в их ведение церковно-приходские школы. К удивлению, при этом правительство не обращает должного внимания, что большинство школ устроено разными церковными учреждениями, церквами, монастырями, приходами, братствами и частными лицами, которые или при жизни жертвовали на эти школы свои капиталы и недвижимые имущества, или делали соответствующие распоряжения в своих духовных завещаниях. Правда, на устройство многих из этих школ шло пособие и из государственного казначейства и вот это обстоятельство, независимо от суммы пособия, по-видимому, хотя бы и свыше одного рубля, закон сделал решающим для судьбы церковно-приходских школ в России. Если государство не желает помогать своими средствами христианскому просвещению народа, то это его дело. Но лишать Церковь в лице ее приходов уже существующих церковно-приходских школ — это значит явно препятствовать Церкви в ее просветительной деятельности. Легко сказать, у Церкви не отнимается право заводить свои школы. Ну а где же для этого средства, пока церковный строй еще не преобразован, пока в русском народе еще не обнаружилось в достаточной силе сознание самому заботиться о Церкви, а не возлагать все на правительство, как его приучил к этому павший государственный строй? На Соборе выяснилось, что во многих местах России закон 20 июня 1917 года православный народ считает ударом по Церкви, и этот удар наносится Церкви в такое трудное время, когда она занята переустройством своих порядков, и в частности, церковно-приходской школы. Все возражения против прежних школ и порядка их управления в настоящее время уже потеряли почву. Собор хорошо видит, что заботы Церкви о христианском просвещении народа имеют и важное государственное значение. В школах приходских народ, кроме обучения и получения разных сведений, как и в школах министерских, должен научиться еще моральным основам жизни, которые необходимы и для государства, и при том в форме религиозно-христианской, наиболее доступной русскому народу и способной глубже проникать в его душу. Собор полагает, что со стороны государства было бы вполне в его интересах не только не отнимать у Церкви существующие школы, но и способствовать их увеличению и поддержанию.

Закон 20 июня 1917 года, очевидно, изданный крайне поспешно, очень неясен и с юридической стороны. Что означает передача церковно-приходских школ в ведение министерства? Подчинение ли их только наблюдению и контролю министерства или уничтожение самого типа школы? Из проекта дополнительного закона к неясному закону 20 июня 1917 года очевидно, что правительство стремится обратить церковно-приходские школы, имеющие целью поддерживать связь народа с христианским началом жизни, в начальные народные училища, может быть, совершенно безрелигиозные. В таком случае как быть с охраняемой законом волей жертвователей или завещателей, которые назначили свои деньги или имущество на устройство или поддержание в России именно церковно-приходских школ? Употребить эти деньги или имущество на другие цели — это значит окончательно подорвать уверенность в правопорядке, отбить охоту делать пожертвования на известные благотворительные цели и вызвать предъявление громадных исков о возвращении дара по исполнению его условий.

Содержание проекта нового закона показывает, что Временное правительство намерено просто реквизировать даже помещения нынешних церковно-приходских школ и занять их под школы министерские, совершенно не считаясь с волей их собственников, даже в лице таких учреждений, как церкви, монастыри, братства и приходы, которые в этом естественно могут усматривать насилие над их церковным сознанием и волей, явное препятствие для их деятельности на пользу Церкви. Скоро ли могут быть ими наняты или построены для своих школ новые здания, особенно в переживаемое нами время? Государство, конечно, может вводить свою систему образования народа, лишать пособия школы церковно-приходские, но отнимать у Церкви имущество, предназначенное для этих школ, государство не может, если оно, как высказал г[осподин] министр-председатель, действительно стремится предоставить Церкви полную самостоятельность и свободу жизни и деятельности. Поэтому на вопрос об имуществе церковно-приходских школ должно быть обращено особое внимание. Он должен быть решен более справедливо, чем это сделано в законе 20 июня 1917 года и в проекте нового дополнительного закона, недавно составленного Министерством народного просвещения. Этот проект доходит в некоторых статьях до удивительного пренебрежения имущественными интересами Церкви. Например, в статье 2 отдела II закон, несмотря на отобрание зданий церковно-приходских школ, построенных на средства церквей, монастырей, братств, приходов при каком-либо пособии из церковно-школьного строительного фонда, вместо, казалось бы, естественного возвращения этим учреждениям издержанных ими на школы сумм, оставляет на этих учреждениях еще и долг за отнимаемые школы казне и лишь отсрочивает его уплату до 1 января 1920 года. Явное направление предполагаемого закона в ущерб интересам Церкви и неясность некоторых его положений обнаруживаются и в других статьях законопроекта, на что мной обращается внимание Временного правительства в отдельной записке на имя г[осподина] министра исповеданий».

В ответ на это заявление Н. Д. Кузнецова г[осподин] министр-председатель только поклонился в сторону говорившего.

Тогда нами был поставлен вопрос о возможности благожелательного сотрудничества церковно-приходской школы — за свой собственный счет — со школой общегосударственной в деле всеобщего обучения. Мы старались выяснить будущее отношение правительства к церковно-приходским школам там, где для этой школы имеется возможность, без обременения государственного казначейства особыми ассигнованиями нести обязанности, возлагаемые на школу сетевую. В ответ на это г[осподин] министр высказал предположение, что такая школа будет, несомненно, пользоваться со стороны государства признанием в той степени и на тех условиях, в какой и на каких будет определяться общее отношение государства к школам частным.

Беседа о церковно-приходских школах заняла много времени. Министр, его адъютанты и появившиеся во время беседы министры иностранных дел и торговли и промышленности начали обнаруживать признаки нетерпения и желания окончить дальнейший разговор. Поэтому о положении Закона Божия в школе пришлось уже говорить с меньшей обстоятельностью. Но по отношению к этому вопросу настроение правительственных кругов, видимо, отличается большей восприимчивостью к той идеологии, какая лежит в основе соборных по сему поводу рассуждений. Точка зрения г[осподина] министра-председателя на это дело совпадает с теми мыслями, какие развиты были перед нами г[осподином] министром исповеданий и уже нашли свое изложение выше. 14-летний возраст как срок религиозного самоопределения представляется и г[осподину] министру-председателю неприемлемым в школьной жизни.

Принимая от меня письменное изложение постановлений Собора и докладов, легших в основу этих постановлений, г[осподин] министр дал обещание представить весь этот материал Временному правительству.

После этого Н. Д. Кузнецов доложил о необходимости для членов Собора, состоящих на государственной службе, иметь отпуск с сохранением содержания на время соборных заседаний. Возможное содействие в данном деле было министром обещано.

На этом беседа наша, продолжавшаяся 40 минут, окончена. Но П. И. Уткин, прощаясь с министром, заявил ему, что по сознанию многих миллионов православных сельчан, от лица которых П. И. [Уткин] говорит, прежнее положение Закона Божия как главнейшего предмета в школе не должно быть поколеблено. «Если этого не будет, то я не ручаюсь, что из этого будет», — закончил П. И. Уткин.

П. И. Уткин. Отобрание церковных школ чрезвычайно тяжело для меня и для всех любящих школу, но этот факт совершился и с этим мы должны считаться. Но да услышат мой робкий голос. Совесть моя диктует сказать откровенно, что Священный Собор и делегация, в которой я удостоился чести быть, сделали все, что могли. Я должен свидетельствовать, что эта делегация так энергично защищала школы, что, я думаю, никто в более сильных выражениях не мог бы защищать эти школы. Я повторяю: да услышат на местах наши крестьяне, да будет для них успокоением то, что и здесь на Соборе и перед правительством мы защищали школы, как могли. Это я говорю по личной совести и желанию, а не по поручению делегации.

(Голоса: Спасибо!)

Н. Д. Кузнецов. В дополнение к обстоятельному докладу архиепископа Кирилла о нашей поездке в Петроград к Временному правительству с изложением и моей речи г[осподину] министру председателю я позволю себе довести до сведения Собора, что вся наша беседа с главой Временного правительства, по крайней мере у меня, оставила очень тяжелое впечатление. Минутами в душе чувствовалась какая-то боль за современное положение Русского государства, вскормленного Православной Церковью. По мере беседы мне становилось как-то особенно ясно, что нить, связующая государство с Церковью в их заботах о христианском просвещении народа, теперь уже порвалась. Мне до боли стало жаль народа, который будет воспитываться теперь в государственных школах вне необходимой для него связи с христианским началом жизни и в лице своих слабых представителей, не обладающих ясностью сознания и достаточной силой воли, может быть, навсегда сойдет с христианского пути жизни. Мы стараемся разграничить в России установившееся при прежнем строе смешение церковного и государственного, а в отношении Временного правительства к Церкви, особенно в изданном ими законе о церковно-приходских школах, ясно чувствуется тенденция не только размежевать эти две области, но и окончательно отделить государство от Церкви. Уже одно упоминание министра-председателя о том, что государство стремится быть внеконфессиональным, показывает, что у Русского государства разрывается связь с религиозным началом жизни. Это начало именно только в форме конфессиональной получает вполне конкретное выражение и делается доступным народу, а не обращается лишь в одно отвлеченное понятие, неспособное служить основанием и опорой человеческой жизни. Мы вступили, очевидно, в новый период русской истории не только в отношении политическом, но и более глубоком, касающемся духовной жизни русского народа и ведущем к полному отделению Церкви и государства. Это нужно иметь в виду Собору и особенно его Отделу о правовом положении Церкви, чтобы не потерять чувство действительности и строить реформу, принимая во внимание окружающие условия. Судьба церковно-приходских школ и лишение в настоящее переходное время Церкви, да еще в лице ее приходов, возможности выполнять свое христианское культурно-просветительное дело среди народа, по-видимому, очень мало интересует главу нынешнего правительства и не обнаруживает у него достаточного понимания даже государственного значения этого дела. После нашей встречи с главой правительства сделалось ясно, что Временное правительство ко всему этому, по меньшей мере, равнодушно, и пробить в его душе этот слой равнодушия — труд напрасный. О таком безнадежном равнодушии правительства едва ли не свидетельствовали и то входившие, то уходившие в царский кабинет главы правительства министры иностранных дел и торговли г[оспода] Терещенко и Коновалов, которые, по-видимому, старались обнаружить признаки недовольства, что беседа наша продолжается немало времени. Такова оказалась встреча представителей правительства и Православной Церкви! Она выявила какую-то резкую грань между всей прежней историей России и будущей в ее отношениях к Православной Церкви. Во всяком случае теперь русскому народу необходимо ясно самоопределить себя по отношению к Церкви и принять на себя все о ней заботы, не останавливаясь перед непривычными для него большими материальными затратами на разные церковные цели. Теперь наступает время испытания для народа его веры в Православную Церковь и преданности ей, составляющих одно из главных призваний самого исторического существования русского народа.

Пом[ощник] Секретаря В. Н. Бенешевич. В Соборный Совет представлена Н. Д. Кузнецовым следующая бумага:

«Редакция проекта закона, выработанная Министерством народного просвещения после совещания с министром исповеданий, бывшего 28 сентября.

На основании вышеизложенного я полагал бы:

I. Преобразовать переданные Министерству народного просвещения церковные начальные школы (отд[ел] I п. 1 и отд[ел] II п. 1 закона 20 июня 1917 года) в начальные народные училища (по Положению 25 мая 1874 г.) (Св[од] Зак[онов] т[ом] XI ч[асть] I Уст[ава] уч[ебных] учр[еждений] и учебн[ых] завед[ений]. Изд[ание] 1893 г. ст. 3469 и 3511 с продолжениями).

II. В изменение и дополнение подлежащих узаконений постановить:

1) Здания переданных на основании закона 20 июня 1917 г. Министерству народного просвещения церковных начальных школ, на постройку, покупку или перестройку которых выданы пособия, на основании утвержденных 12 июля 1913 г. правил о выдаче пособий из средств Государственного казначейства на строительные нужды церковно-приходских школ, или ссуды из церковно-школьного строительного фонда, не могут быть использованы на иную надобность, кроме как для помещения указанных (отд[ел] I) или других училищ того же министерства.

2) Погашение ссуд и уплата процентов по ссудам, выданным из церковно-школьного строительного фонда церквам, монастырям, приходам, церковным братствам, приходским попечительствам и другим приходским учреждениям на постройку, покупку, расширение и ремонт церковно-приходских школ, переданных на основании закона 20 июня 1917 года Министерству народного просвещения, приостанавливается до 1 января 1920 года.

3) Переданные Министерству народного просвещения церковно-приходские школы продолжают пользоваться до 1 июня 1919 года на прежних условиях в отношении бесплатности или размера платы собственно за помещение теми помещениями, принадлежащими церквам, монастырям, приходам, церковным братствам, приходским попечительствам и другим приходским учреждениям, равно как волостным управлениям, сельским общественным управлениям и соответствующим им управлениям, а также отдельным поселениям, не составляющим целых сельских обществ, которые они — бесплатно или за плату — занимали 20 июня 1917 года, если относительно сего не последует особого соглашения содержателей училищ с перечисленными выше учреждениями.

Примечание 1. Действие сей статьи не распространяется: а) на помещения школ, находящихся внутри оград церквей и монастырей, за исключением тех случаев, когда церкви и монастыри изъявят свое согласие на предоставление указанных помещений на условиях, изложенных в сей статье, и б) на школьные помещения, построенные на средства, пожертвованные или завещанные, если в условиях завещания или пожертвования оговорено, что средства предназначаются специально на церковно-приходскую школу.

Примечание 2. Вопрос об использовании для училищ помещений церквей-школ разрешается министром народного просвещения по соглашению с министром исповеданий.

4) Договоры о найме помещений для тех школ у частных лиц и частных обществ и учреждений, кроме указанных в ст. 3 сего закона, если не последует уничтожения или изменения договора путем соглашения между владельцами сих помещений и содержателями училищ, сохраняют свою силу, независимо от состоявшейся передачи школ ведомству Министерства народного просвещения.

5) Передача школьного инвентаря и учебных пособий церковно-приходских школ, перешедших в ведение министерства народного просвещения, производится одновременно с передачей самих школ и на тех же условиях, как и помещения школ.

На совещании 30 сентября министром исповеданий внесена следующая поправка в примечание I ст. 3 отд[ела] II.

а) На помещения церквей-школ, за исключением тех случаев, когда передача таковых помещений состоится по взаимному соглашению министра народного просвещения с министром исповеданий; б) на помещения и т. д.

Примечание 2 уничтожается».

Соборный Совет предлагает: передать означенный проект в Отдел о церковно-приходских школах с тем, чтобы он был рассмотрен Отделом в кратчайший срок не позднее 17 октября.

Постановлено: заключение Соборного Совета утвердить.

Пом[ощник] Секретаря В. Н. Бенешевич оглашает поступившее за подписью 35-ти членов Собора предложение поставить на обсуждение Собора вопрос о принятии в спешном порядке мер к улучшению материального положения приходского духовенства и заключение Соборного Совета о передаче предложения в Отдел о правовом и имущественном положении духовенства.

Постановлено: заключение Соборного Совета утвердить.

Председатель. Прошу продолжить прения по поводу заявления 32-х членов Собора по вопросу о Патриаршестве. В прошлом заседании мы выслушали двух ораторов, которые говорили, что нужно возвратить все дело в Отдел о высшем церковном управлении для дальнейшей разработки. Теперь выслушаем ораторов с противной стороны. Слово принадлежит высокопреосвященному Анастасию.

Архиепископ Кишиневский Анастасий. Всем нам хорошо известно, что никакая новая великая мысль, никакая новая жизнь и плодотворная идея не приходят в мир без борьбы. Вот, быть может, причина, по которой обсуждение столь важного вопроса для устроения церковной жизни, как вопрос о восстановлении Патриаршества, встретило неожиданные для нас препятствия, тотчас по вступлении в стены этой Соборной палаты. Внесенная Отделом формула встретила целый ряд возражений как по форме, так и по существу. Мы не будем останавливать внимания на самом тексте предложения, потому что разбор текста принял на себя П. И. Астров. Мы хотели бы обратить внимание лишь на то обстоятельство, что такая живая и такая творческая работа, как работа Собора Всероссийской Поместной Церкви, не может быть заранее уложена во внешние рамки Соборного устава. У нас есть один только непреложный устав — это вечный Божественный завет, заключающийся в Божественном Откровении, и один наказ — это каноны святых Вселенских и Поместных Соборов. Всякая другая правовая норма, ограничивающая ход наших работ, отнюдь не может иметь для нас обязательного значения и не должна связывать нашей свободы. Из речи П. И. Астрова вы увидите, что во внесении из Отдела на Собор вопроса о Патриаршестве нет и формального нарушения Устава. Возвращаюсь к вопросу по существу. Говорят, что формула Отдела составляет слишком общее положение, что она не определяет отношений Патриарха к Собору и Синоду, что это осложняет прения, и потому необходимо возвратить все дело в Отдел, чтобы он представил положение о высшем церковном управлении в выработанном виде. Те, которые работали в Отделе, знают, как все более и более осложнялась его работа и все более отдалялось от нас ее окончание. Но если бы мы и пришли к завершению работы, если бы представили на Собор полный вполне разработанный проект, с чего Собор начал бы рассматривать этот вопрос? Конечно, с разрешения принципиального вопроса о том, быть или не быть Патриарху на Руси. И только после утверждения этого основного положения стал вырабатывать каноническое положение Патриарха в Русской Церкви. И только после разрешения основного вопроса работа получила бы планомерный характер. А теперь этот вопрос стоит камнем преткновения перед нашими постройками высшего церковного управления.

Говорят, что пока не выяснены права и обязанности Патриарха, мы не можем сказать, приемлема ли для нас идея Патриаршества. Но когда говорят о Патриархе, разве создают что-нибудь новое? Патриарх, в сущности, не отменен на Руси, а только заменен Св. Синодом, который принял на себя права и обязанности первоиерарха Русской Церкви. Русский народ знает, чего он ждет от Патриарха. Крестьяне, когда они избирали своих представителей на Собор, разве ставили условия, каким должен удовлетворять будущий Патриарх? Они говорили нам одно: дайте нам отца, дайте нам пастыря, который собрал бы расточенное, который, как архистратиг Божий, стал бы во всеоружии своей силы за стадо Божие. Мы не отрицаем того обстоятельства, что людей с развитым каноническим сознанием нельзя ограничивать одним моральным значением Патриарха: они хотят знать и его права и обязанности. Но мы должны сослаться на 34-е Апостольское правило: те четыре общих положения, которые выработаны Отделом, и составляют раскрытие существа этого правила. Что же касается того обстоятельства, в какой форме будет выработано положение о правах и обязанностях Патриарха, это будет зависеть от новых требований жизни, нашей государственности, наших церковно-государственных отношений, которых предрешить мы не можем. Итак, мы не видим оснований, почему бы мы не могли ответить на вопрос о Патриаршестве по своей христианской совести. Говорят, что мы хотим украсить фасад церковный и не заботимся об устройстве фундамента. Да, Церковь имеет свою красоту, имеет здание замечательной архитектуры, но мы не можем спокойно смотреть на эту красоту, когда видим ее обезглавленной. Патриаршество — не форма церковного управления, а живая организующая сила, средоточие нравственного единения. Что касается соборности, которая является основой церковной жизни, то она предносится нам не в смысле отвлеченного канонического начала, а в виде живого факта, осуществившегося в самом созыве Собора. Сознано было, что необходима вершина, которая объединила бы и личность, и соборное начало и тем создала бы и красоту, и полноту церковной жизни.

Нам говорят, что мы слишком искусственно ускоряем ход работ о русском Патриаршестве. Но работающие в Отделе знают, что ничего искусственного в этом не было: эта идея родилась сама собой. Она возникла неожиданно, а потом все более и более прояснялась в сознании и, наконец, вылилась в ту формулу, которая представлена на Собор. В развитии этой идеи не было ничего неестественного: тут мы видим проявление Собором творческого духа, который дышит, где хочет.

Итак, мы не видим причин, чтобы откладывать далее решение этого насущного вопроса. Напротив, мы видим ряд побуждений к тому, чтобы скорее разрешить этот вопрос в определенном виде. Эти ужасы жизни, насилия, грабежи, ужасы нравственного разложения армии и народа, от которых трепещет сердце всей Европы, нам напоминают, что Церковь должна развить всю силу своего благодатного влияния на народ через пастыря, который должен соединить всех воедино, вдохновить народ на многострадальные подвиги.

Вы слышали заявление правительства, что оно не конфессионально, что оно разрывает вековой союз между Церковью и государством. Мы должны пожалеть об этом, поскольку государство уходит от благотворного влияния Церкви. А сама Церковь не должна страшиться этого, потому что она опирается на благодатные силы: она выше всего, яже суть в мире. Церковь становится воинствующей и должна защищаться не только от врагов, но и от лжебратий. А если так, то для Церкви нужен и вождь. Итак, вопрос о Патриаршестве требует своего разрешения. И если бы мы разрешили этот вопрос накануне 15 октября — день знаменательный в истории Патриаршества, — то мы стали бы на правильный путь.

П. И. Астров. Я никогда не входил на эту кафедру для того, чтобы возражать и вести споры. Я приходил сюда для того, чтобы совместно вырабатывать те или иные положения для нашего общего дела. Полагаю, что мне и сегодня должно и можно говорить, нисколько не опасаясь того, что я буду идти вразрез с тем, что говорилось здесь в прошлый раз. Ведь мы только расчищаем почву для поставленного вопроса, выполняем пока лишь черновую работу. Мы — каждый в отдельности — кладем только маленькие камешки для общей постройки и разбрасываем мусор для очистки места. Это — черновая работа. Сегодня нас пригласили высказаться: имеем ли мы право обсуждать вопрос о Патриаршестве по существу? Это — вопрос чрезвычайности важности, и потому в том, что здесь высказывалось 32-мя членами Собора, подписавшими заявление, я не хочу видеть попытки к снятию вопроса о Патриаршестве с очереди. Будем смотреть на дело просто, решим вопрос: есть ли основание снимать вопрос с обсуждения и возвращать его в Отдел? Но вот при самом внимательном отношении к вопросу и оказывается именно то, что формальных препятствий к внесению вопроса на обсуждение Собора нет и быть не может. А насколько это верно, для решения этого обратимся к той статье Устава Собора, на которую сослались лица, устраняющие вопрос и желающие возвратить его в Отдел. Вот эта 150-я статья: «По заявлению, подписанному не менее чем тридцатью членами Собора, во всяком положении прений по делу может быть поставлен вопрос о необходимости приостановить начатое Собором рассмотрение дела и передать предначертание либо часть оного, в Отдел для дополнительного обсуждения. По этому заявлению прения ограничиваются одной речью за и одной против него». Заметьте: «во всяком положении прений». Я это подчеркиваю. В самом деле, возникли ли у нас прения о Патриаршестве по существу дела? Этих прений не было; и только тогда, когда эти прения будут и откроются новые обстоятельства, существенно изменяющие вопрос, можно будет возвратить последний в Отдел. Было ли что-либо подобное? Где эти новые обстоятельства, изменившие положение дела? Их нет и быть не могло. Заявление со ссылкой на ст. 150 появилось тогда, когда прения по существу еще не открывались.

Я позволю себе поэтому перейти к одной статье, на которую подписавшие заявление не опираются, но она важна именно потому, что имеет, по-видимому, отношение к вопросу. Я привожу ее в том предположении, что, может быть, кому-либо придет на мысль опереться на нее для устранения вопроса и передачи его в Отдел. Это статья 142-я, которая говорит: «По каждому делу, прежде перехода к его обсуждению, за подписью не менее тридцати членов Собора может быть внесено предложение о непринятии этого дела к рассмотрению Собора». Вот эту именно статью как будто и надо было процитировать тем, кто подписал заявление, а не 150-ю статью. Но допустить такое толкование 142 статьи, которое послужило бы основанием к снятию вопроса о Патриаршестве с обсуждения на Соборе, это значило бы нарушить дух нашего Устава. В самом деле, о каких случаях непринятия дела к рассмотрению Собора говорит эта статья? Конечно, она говорит о делах, которые по своей природе не подлежат рассмотрению Собора. Никто, разумеется, не сомневается в том, что вопрос о Патриаршестве подлежит компетенции собора. Статья же 142 имеет в виду дела, не подлежащие ведению Собора по самой своей природе: дела светские или такие, решать которые отказался Собор. Но раз вопрос о Патриаршестве относится к вопросам церковного строительства, следовательно, к делам соборным, то ст. 142 о непринятии дела к рассмотрению к вопросу о Патриаршестве не относится. Просмотрим весь Устав — и мы не увидим ни одной в нем статьи, которая говорила бы против рассмотрения, против внесения на обсуждение Собора нашего вопроса. Но я не хочу ограничиваться высказанным мной. Это все — плохая юридическая работа, так как в ней есть все же разрушительный элемент: мне пришлось с кем-то спорить, рассматривать чужие ошибки. Этого мало: юристы должны выполнять совестливую, сознательную и созидательную работу. И в данном вопросе юрист должен пересмотреть весь Устав с точки зрения отношения его к нашему вопросу и разрешить вопрос не одним прикосновением к словесным выражениям Устава, а разъяснив самый дух последнего. Здесь надо не просто пользоваться буквой, а одухотворить ее, как говорили еще старые юристы: «scire leges non est verba earum tenere, sed vim ac potestatem», — знать законы значит держаться не буквы их, а силы и могущества. С этой точки зрения мог ли Устав запретить Отделу Собора предложить Собору на обсуждение тот или иной, возбужденный в Отделе, вопрос? Мог ли Устав затормозить такой, как наш, животворный вопрос, общий для всей Церкви? В Уставе нет ни одной статьи, где это было бы запрещено Соборному Отделу или даже отдельным лицам — членам Собора. Ведь даже посторонние Собору и Церкви лица входят сюда со своими предложениями: недавно одно лицо вошло к нам с ходатайством высказаться против осквернения войсками иноверных храмов, и это ходатайство было принято. Может ли после этого Устав допустить, чтобы самому Отделу Собора было запрещено вносить от себя на Собор предложение? Этого нет, этого не может быть. Но после этого отпадают и другие юридические ссылки подписавших заявление. Я останавливаюсь именно на заявлении 32-х членов Собора, а не на особом мнении. И вот, отвечая им, я говорю, что основания, по которым вносится вопрос на рассмотрение Собора, были разъяснены преосвященным Анастасием, который указал, что Собор потом выскажется о деталях нашего вопроса, а теперь должен высказаться принципиально. Ведь ст. 83 и 84 Устава требуют заключения Отдела в виде предполагаемого постановления Собора только тогда, когда представляется на Собор полный законопроект со всеми входящими в него статьями. Отдел не вносит сейчас же законопроект, а общее предположение, принцип. Эти статьи совершенно неприменимы к формальностям, которые должен был выполнить Отдел, внося на Собор настоящий вопрос. Предначертание Отдела должно быть рассмотрено Собором только по существу. И мы не имеем права отказать Отделу в этом рассмотрении, ибо нам предлагается теперь рассмотреть только принцип, а не детали, которым место — потом, по представлении полного законопроекта. Итак, соображения юридического характера, касающиеся нашего вопроса, не вызывают недоумений, и мы должны, мы имеем право приступить к работе, войти в обсуждение поставленного нам вопроса по существу его.

Председатель. По ст. 159 Устава заключительное слово принадлежит докладчику и одному из первых трех, подписавших особое мнение.

(Голоса: Не 159, а 150 ст. Просим огласить статью.)

Епископ Астраханский Митрофан. Мне, как докладчику, принадлежит последнее слово. Я пользуюсь предоставленным словом, чтобы сказать, что слово предоставлено не в порядке Устава, и статья 159 Устава в данном случае применена неправильно. Прочитайте эту статью; там же сказано: «Когда исчерпан список ораторов… после этого слово предоставляется докладчику и одному из первых трех подписавших обсуждаемое предложение». Я должен повторить, что сказал П. И. Астров: у нас прений еще не было, и ст. 159 Устава применена быть не может.

Председатель. Прения были по заявлению 32-х членов Собора.

Епископ Астраханский Митрофан. Мы имеем дело с целым рядом неправильных толкований Устава. Нам ставят искусственные перегородки, которые Собору пора отбросить. Если возвратиться к тому, на чем построена эта задержка, то увидим, что она построена она на неправильном понимании статей Устава. Вам разъяснили, что заявление вносится по ст. 150 Устава, а в ней сказано, что по заявлению о необходимости приостановить начатое Собором рассмотрение дела и передать предначертание либо часть оного в Отдел для дополнительного обсуждения прения ограничиваются одной речью за, одной против. Статья эта применена неправильно, и стали основываться на другой статье 142, которая говорит о том, что по каждому делу, прежде перехода к его обсуждению, может быть внесено предложение о неприятии этого дела к рассмотрению Собора. Но эта статья говорит о делах, не подлежащих ведению Собора, обсуждаемый же вопрос, несомненно, подлежит рассмотрению Собора. Так все построено неправильно, и выводы сделаны неправильные. Ссылаются на ст. 150, но она неприменима. Тогда по ст. 142 дали слово двум ораторам «за» и «против». Теперь снова применяют еще статью 159 и слово предоставляют еще одному оратору. Видите, как нас путают. Выставляются формальные затруднения. Нас хотят запутать, но все эти путы искусственны, нарочито придуманы и не вытекают из существа дела.

Председатель. Кому из подписавших заявление угодно высказаться?

Н. Д. Кузнецов. Член Собора П. И. Астров рекомендовал руководиться не отдельными статьями Устава Поместного Собора, а его духом. Следуя этому указанию, я прихожу как раз к другому заключению, чем г[осподин] Астров. Устав устанавливает разделение Собора на Отделы в интересах экономии времени и более удобного предварительного обсуждения важных и сложных вопросов церковной реформы. Нам нужно иметь в виду преимущественно одну ст. 69 Устава. Из нее видно, что общее собрание рассматривает вопросы после обсуждения их в Отделах.

Между тем, вносимые Отделом положения о Патриаршестве вовсе не обсуждались в Отделе, а лишь составлены самим докладчиком и притом на основании логического анализа одной формулы перехода, принятой большинством Отдела не в смысле окончательного решения вопроса, а лишь для перехода к дальнейшей работе.

Очевидно, при таких условиях общему собранию, если оно желает беречь свое время, нужно иметь перед собой нечто более обоснованное и обсужденное всем Отделом, а не положения, выведенные самим докладчиком да еще из формулы перехода. Меня удивляет, как большинство Отдела вдруг решилось считать вопрос обсужденным, когда более 30-ти членов Отдела убеждены в противном и лишены были возможности высказать свои соображения. Едва ли такие приемы могут помогать выяснению истины. Очень странно соображение архиепископа Анастасия, что члены Собора и помимо подробного обсуждения вопроса о Патриаршестве в Отделе пришли уже к положительному решению вопроса. На Соборе, по мнению архиепископа, нельзя ставить на первый план формальную сторону дела. Но для чего же тогда Собор имеет Отделы? Пусть все вопросы, которые решены большинством где-то вне Собора, прямо и рассматриваются в общих его собраниях. Тогда Собор был бы поставлен в необходимость работать целые годы и с меньшей пользой и обстоятельностью, чем при предварительном рассмотрении вопросов в Отделах. Напрасно архиепископ Анастасий подрывает затем значение формы: для нас, людей грешных и требующих пополнения своих недостатков участием других людей, соблюдение формы необходимо. Этим путем обеспечивается известный порядок, всегда нужный там, где участвует много людей, и гарантирующий более широкое и беспристрастное обсуждение дела, хотя бы и при возможном покушении на это со стороны большинства. Только для праведников, по замечанию апостола, закон не лежит, а мы, хотя и члены Всероссийского Собора, но не праведники.

Поэтому принятый порядок решения дел на Соборе и необходимость для общего собрания беречь свое дорогое время требуют возвращения докладов в Отдел для более широкого освещения вопроса о Патриаршестве и составления по нему более основательных и обоснованных положений. Этим, конечно, нисколько не предрешается самое решение вопроса в ту или другую сторону, и в этом отношении верующие в Патриаршество могут быть совершенно спокойны.

Граф П. Н. Апраксин. (Голоса: Довольно!) Раз Председатель дал мне слово, я буду говорить. Я буду говорить по существу дела… (Голоса: Какой оратор по счету?) Хотя бы 101-й… я должен сказать, что выступил сюда…

Председатель. Оратор будет говорить по нарушению Устава.

Граф П. Н. Апраксин. Я выступил, чтобы подчеркнуть те муки рождения, которые испытывает вопрос восстановлении на Руси Патриаршества. (Шум на местах.) Председатель может остановить меня, но не 10 членов Собора…

На прошлом заседании Председатель сказал, что два оратора будут говорить за поданное заявление и два против. Председатель предложил: «Сговоритесь, кто будет говорить за и кто против». Я отказался от речи в пользу П. И. Астрова. На прошлом заседании два оратора говорили за отклонение доклада и передачу его в Отдел, а сегодня два против отклонения. Прения должны быть исчерпаны. Между тем, дано слово вновь. Я хочу сказать, что если не хорошо насилие большинства над меньшинством, то еще хуже насилие меньшинства над большинством.

Епископ Астраханский Митрофан. Я по нарушению Устава. Я имею право говорить. (Голоса: Довольно!)

Появление Н. Д. Кузнецова на кафедре делается с явным нарушением Устава. Оно неожиданно и странно: его нет в числе 32-х подписавших заявление, и он не мог поэтому говорить. Он говорил по ст. 156, где сказано: «Лица, подавшие заявления о предоставлении слова, могут по взаимному соглашению меняться очередями и уступать право слова неподавшим такого заявления». Но эта статья относится к порядку прений, а здесь имеем дело с оконченными прениями, и следовательно, мены быть не может, а может быть только подмена. Я знаю, что он скажет: я подписал отдельное мнение. Но он и не член нашего Отдела; ни в каком случае он не мог говорить. Я должен сказать, что уже допущен целый ряд нарушений Устава со стороны тех, которые хотят отбросить нашу работу по формальным основаниям.

Проф[ессор] П. А. Прокошев. (На местах шум. Голоса: Просим… довольно!) Я не уйду, пока не выскажусь. Прежде всего, я должен заявить, что подвергать критике действия Председателя не подобает никому, даже и носителю епископского сана. Устав не был нарушен. Преосвященный Митрофан читал ст. 159, но до конца не дочитал.

(Крики: Довольно…)

Я не уйду. Ст. 159 говорит, что когда исчерпан список ораторов, слово предоставляется докладчику и одному из первых подписавших предложение. Я подписал заявление вторым; слово принадлежало мне, но я передал его Н. Д. Кузнецову.

(Голоса: Не имели права!)

Если угодно, я скажу сам. Напрасны упреки в насилии меньшинства: все делается на законном основании.

Председатель. Устав составлен так, что его статьи можно понимать и так и этак. Во всяком случае, лучше исчерпать все, чтобы не было упреков, будто мы зажимаем рот. Теперь прошу приступить к голосованию заявления 32-х членов Собора.

Протопр[есвитер] Н. А. Любимов. По поручению высокопреосвященного Председателя ставлю на голосование вопрос об отдельном предложении 32-х членов Собора, чтобы формула перехода к очередным делам, которая принята Отделом о высшем церковном управлении, не была обсуждаема на пленарном заседании Собора, а была передана в Отдел для более детальной разработки. Кто не согласен с этими предложением, те встают.

Епископ Вятский Никандр. Я буду говорить к постановке вопроса. Голосованию подлежит формула, принятая Отделом, а не заявление 32-х. По ст. 172 Устава, при голосовании предначертания или иного предложения, поступившего из Отдела, голосованию подлежит предначертание или предложение в том виде, как они предлагаются Отделом.

Протопр[есвитер] Н. А. Любимов. От имени Председателя имею честь заявить, что сказанное преосвященным Никандром несогласно с Уставом Собора. По Уставу, предложенные поправки голосуются прежде статей, к коим они относятся. Таково распоряжение Председателя, и ему нужно подчиниться. Я ставлю на голосование заявление 32-х членов Собора.

Постановлено: отклонить предложение 32-х членов Собора и принять вынесенную Отделом формулу к рассмотрению Собора.

В 12 час[ов] 20мин[ут] объявляется перерыв.

Заседание возобновляется в 12 час[ов] 50 мин[ут].

Председатель. От некоторых членов Собора поступило словесное заявление, что нужно благодарить делегацию, ездившую в Петроград для доведения до сведения Временного правительства определений Собора относительно передачи церковных школ в Министерство народного просвещения и положения Закона Божия в школах.

(Голоса: Просим, благодарим!)

Постановлено: благодарить делегацию от имени Собора.

Н. Д. Кузнецов. Я буду говорить теперь лишь относительно постановки вопроса о Патриаршестве. Исходить по этому вопросу из формулы перехода Отдела к дальнейшим занятиям едва ли соответствует важности вопроса и возбуждаемых положениями Отдела недоумений. Авторитет Собора требует приведения достаточно обоснованных и обсужденных мотивов для учреждения Патриаршества в России. Впоследствии ведь будут ссылаться не только на те или другие определения Собора, но и на соображения, послужившие их основанием. Вообще работа на Соборе во всех ее стадиях — дело крайне ответственное и требующее большого внимания и осторожности… С этой точки зрения внесенная Отделом формула перехода является шатким основанием для обсуждения вопроса о Патриаршестве. Это видно уже из того, что сам докладчик нашел нужным без участия Отдела расчленить эту формулу на скрытые в ней, по его мнению, основные положения. К удивлению, из формулы перехода докладчик выводит важное и вовсе ясно не заключающееся в ней положение, что Поместному Собору принадлежит высшая власть в Русской Церкви. Таким образом, важнейшее положение всей церковной реформы устанавливается не само по себе, а является лишь выводом из формулы перехода, указывающей на Патриаршество. Задача преобразований на соборном начале заставляет прежде всего говорить о Соборе и его компетенции, а уже затем переходит к Патриаршеству. Этого требует и логика самого доклада, который не известно почему, вопреки опыту истории, называет Патриаршество «институтом исполнительным при Соборе». Верующие в институт Патриаршества этим наводятся на мысль, что центр тяжести всей реформы в их сознании лежит в Патриаршестве, а не в Соборе. Против этого-то я особенно и возражаю.

Второе положение, которое доклад находит в формуле перехода, состоит в том, что восстанавливается Патриаршество, которым «возглавляется управление церковными делами Русской Православной Церкви». Положение, по меньшей мере, очень неясное и ничего не говорящее для конкретного построения церковной реформы. Возглавлять можно лишь то, что уже существует или, по крайней мере, вполне ясно для нашего сознания. Но порядок церковного управления нами еще не установлен, и я не понимаю, как можно возглавлять еще неизвестное и как определять отношение этого неизвестного к своей главе!

Третье положение, заключающееся, по толкованию доклада, в формуле перехода, утверждает, что Патриарх является первым между равными ему епископами. О каком Патриархе здесь идет речь? О том ли, каким он выступает в истории византийской и русской, а в настоящее время в Константинополе? Если об этом, то роль Патриарха вовсе не ограничивается быть первым между равными ему епископами, а идет далее. Если же здесь имеется в виду Патриарх, не существовавший в действительности, а лишь рисующийся в воображении многих нынешних сторонников этой идеи, то нужно говорить о первом епископе, а не о Патриархе. В самом названии «Патриарх» содержится нечто большее, чем понятие первого епископа, устанавливаемое, например, в 34-м правиле св. апостолов, и на практике носители сана Патриарх получали или даже присваивали себе права, не умещающиеся в понятие первого между равными — в требование 34-го Апостольского правила, и явно нарушали установленные канонами права епархиальных епископов.

Наконец, четвертое положение, выводимое из формулы: «Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору». Попробуйте уяснить себе, что же это значит! Как можно быть подотчетным Собору не одному, а вместе с органами церковного управления? Если Патриарх будет первый между равными епископами, то ведь и последние должны быть подотчетны Собору: иначе, в чем же будет сохраняться равенство Патриарха с епископами? Поэтому подотчетность Собору не составляет существенного признака понятия первого между равными ему епископами. Если Патриарх только возглавляет органы церковного управления, а не стоит над ними или отдельно от них, то нужно говорить об отчетности перед Собором не Патриарха, а именно этих органов управления. Во всяком случае, до определения устройства этих органов и отношения к ним Патриарха нельзя говорить об отчетности Патриарха перед Собором, да еще вместе с органами управления. Мало того, доклад, по-видимому, упускает из вида, что сам же Отдел большинством голосов устанавливает разные Соборы, из которых одни созываются через 9 лет, другие через 3 года, одни в составе епископов, клира и мирян, другие из одних епископов. Каким же Соборам будет подотчетен Патриарх?

Полная непригодность принятой отделом формулы перехода для решения вопроса о Патриаршестве особенно ярко обнаруживается в том, что даже сам доклад не мог вытянуть из нее очень важного для всего вопроса положения о Синоде как постоянном органе церковного управления и об отношении к нему Патриарха. Без выяснения устройства Синода и его компетенции вопрос о Патриаршестве не может быть решен. Это выяснение тем нужнее, что доклад в пояснение формулы перехода называет Патриарха исполнительным органом при Соборе. Если так, то какая же роль будет принадлежать Синоду в отношении Собора, да и зачем устраивать еще Синод как самостоятельное учреждение, если Патриарх будет сам исполнять все постановления Собора? По-видимому, у сторонников Патриаршества таится мысль обратить будущий Синод просто в совещательный орган при Патриархе. Если это так, то хорошее же равенство Патриарха с другими епископами уготовляют его сторонники!

Вот сколько неясностей и недоумений возбуждает доклад Отдела. Если общее собрание Собора, вместо предложения Отделу обсудить, как должно, вопрос о Патриаршестве и представить более основательный доклад, решило само сделать эту работу, то во всяком случае ее нужно начинать сначала, а не исходить из положений, выставленных в докладе Отдела. На этом я пока и оканчиваю свою речь по вопросу о Патриаршестве.

Докладчик епископ Астраханский Митрофан. Необходимо поставить наши рассуждения в правильную плоскость и освободить их от формальностей. Основной вопрос, который нужно решить Собору, — быть или не быть Патриарху. Мы говорим об институте, который корнями своими связан с жизненными интересами России. Теперь вопрос решен. Для Отдела восстановление Патриаршества — факт совершившийся и придающий работам Отдела определенность и законченность. Будем ли мы в Отделе обсуждать вопрос о Синоде — мы будем знать, что председателем Синода будет Патриарх. Коснемся ли вопроса о Соборах — ясно, что Соборы будут созываемы Патриархом и он же будет председательствовать на Соборах. Исходный пункт, зерно наших рассуждений — восстановление Патриаршества, и к нему мы должны подходить без всяких наслоений и, быть может, извращений с точки зрения канонической, исторической, бытовой и, наконец, с точки зрения психических особенностей жизни нашего народа. С этих точек зрения, уясняя вопрос путем примеров и аналогий, как было в Отделе, мы должны решить: представляет ли Патриаршество жизненную необходимость для Русской Церкви настоящего времени? Все же общие положения, на которые расчленяется внесенная Отделом формула, это вехи, границы, в пределах которых восстанавливается Патриаршество и которые будут обсуждаться уже на Соборе. «Поместному Собору принадлежит высшая власть в Российской Церкви». Этим общим положением вопрос о Поместных Соборах во всей широте — об их конструкции и компетенции — не решается: здесь лишь указывается одно из условий восстановления Патриаршества. Место Патриарха при Соборе и не прежде Собора. Другое подразделение формулы: «Восстанавливается Патриаршество, которым возглавляется управление Российской Православной Церкви» — тоже веха, указывающая условия работы и положение Патриарха: он не может явиться автократом, если наверху над ним Собор, а рядом с ним Синод. При таких условиях Патриарх будет таким же облагодатствованным лицом, как и его братья-епископы, «первым между равными ему». Чтобы нельзя было заподозрить папистических стремлений, и сказано в подразделении формулы: «Патриарх является первым между равными ему епископами». Папистическим стремлениям, которых у нас и не было, нанесен удар. «Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору». Подотчетен не как приказчик, как вульгарно выразился предшествующий оратор: он подотчетен в том смысле, что представляет Собору отчет о деятельности своей и состоящих при нем учреждений. На этой основной мысли мы и должны остановиться, чтобы определить природу восстанавливаемого Патриаршества. Законен ли Патриарх канонически? Как проявил он себя исторически в России и, может быть, в других православных государствах? Желателен ли он в условиях современной русской действительности? К этому надо сводить дальнейшие наши суждения. Это вопрос важный. Это вопрос о переустройстве всего церковного управления, в системе которого Патриарх является главой, с положением первого между равными ему епископами, как ясно указано в 34-м правиле Апостольском. Вот каноническая природа Патриарха. Я хочу вывести этот вопрос из искусственных условий, которые создались здесь, и сказать, о чем нам следует говорить. Нам нужно говорить о восстановлении Патриаршества с точек зрения — канонической, исторической и бытовой.

А. И. Надеждин. Я выступаю после повышенного настроения, чтобы внести успокоение в наши сердца. Выяснилось два мнения: одни желают восстановить Патриаршество на Св. Руси, другие сомневаются — нужно ли это. Нужно примирить оба эти течения — и сомневающихся, чтобы восстановление Патриаршества было принято всем Собором. Это будет лучше, придаст силу соборному определению. Я слышал от некоторых противников Патриаршества, что они ничего не будут иметь против Патриарха, если он будет стоять во главе церковного управления при наличности Собора. И если мы на этой почве согласимся с ними, то противников Патриаршества не будет. Мы идем не по прямой, а по ломаной линии, уклоняемся в сторону. Чтобы понять друг друга, нужно говорить откровенно. Противники Патриаршества говорят: «Мы примем Патриаршество, но после того, как будет установлена соборность и будут определены права и обязанности Патриарха». Как член Отдела о высшем церковном управлении, я знаю, что Отделом вопрос о соборности решен: Соборы будут через 3 и 9 лет. Решен вопрос о составе Собора и приступили к обсуждению вопроса о правах Собора. На этом мы и остановились. Кто же будет возглавлять Собор? И решили, что Патриарх. Он будет исполнительным органом Собора. Патриарх необходим. Государство наше рушится. Отделяются автономные области. Как бы не рушилась и Церковь! Восстановление Патриаршества послужит к славе и на пользу Православной Церкви. Страшного в восстановлении Патриаршества ничего нет, если будет Собор. Если высшим органом церковного управления будет Собор, то можно ли на постановления его налагать veto? Veto многих смущает. Нужно выяснить и определить права Собора. Прежде бывали Соборы, и постановления их признавались всеми и считались обязательными. Если же на решения Собора будет налагаться veto, они потеряют силу. Об этом нужно будет вести речь.

Я думаю, что Патриарх необходим. К решению этого вопроса нужно идти прямо, говорить ясно, без всяких умалчиваний. Мы все собрались здесь, чтобы улучшить церковное устройство. Когда я только что прибыл на Собор, у меня было сомнение: все ли желают послужить Православной Церкви, все желают ей блага? Теперь я убедился, что все, и нет здесь никого, кто бы ни болел за нее душой; только некоторые своеобразно понимают благо Церкви. Если мы станем на эту точку зрения, то, может быть, дело наладится.

В. Г. Рубцов. Все мы знаем, что послали нас сюда из всех уголков нашего Отечества за тем, чтобы лечить ту язву Церкви, которая, вследствие неправильной системы управления, гноится, и этот гнойник мы хотим выбросить из здорового русского тела. Преосвященный Анастасий говорил, что миряне только то и говорят, чтобы избрать Патриарха и этим излечить вековые раны. Нельзя так говорить: не все крестьяне имеют одинаковую степень развития и не все под одинаковым углом зрения смотрят на Патриарха. Если посмотреть назад, то мы увидим, что до Патриарха русский народ составлял единое целое; явился потом Патриарх и взял немного власти, о чем проповедовали с этой кафедры. Но я скажу, что политические события не были ярко изображены. Если и погода иногда влияет на настроение, тем более переживаемая эпоха. И если окажется большинство голосов за Патриаршество, то потому, что хочется видеть, что у нас есть собиратель разрозненных воедино. Но в возглавлении ли заключается целебный бальзам? Нет, если мы собрались спросить Русскую Церковь, мы не должны забывать отдаленных времен, когда не было Патриарха. Тогда Русская Церковь возглавлялась митрополитами. Они соревновали друг другу и держали свою паству на высоте христианского влияния. Перейдем к эпохе Патриаршества. Он получает власти немного, но взял власть у народа и цепко держал ее, стал злоупотреблять властью и расколол русский народ. Эта язва гноится еще и в настоящее время. Пусть тяжело в данный момент, но с обновленным строем Церкви будет лучше. Не в Патриархе альфа и омега церковного обновления, а в широких правах, которые Господь дал народу. В Священном Писании нет мест, которые бы говорили о главенстве в Церкви. Читайте книгу Откровения. Там говорится об ангелах Церкви, т. е. епископах, которым Бог дал особое откровение. Епископа нельзя называть отцом отцов, главой, потому что единый есть Глава Церкви — Христос, и был и будет. Патриархи не оставили нам счастья, они не соединили, а разделили нас. Не будем закрывать глаза перед явлениями недавних дней. Говорили, что не все в церковном управлении обстоит благополучно. Но никто не говорил, что у нас нет главы Церкви. Этого голоса я не слышал. Но если стать на заре русского развития, тогда могучий Петр сказал, что нужно ограничить власть Патриарха, которая разрослась. И в этом опасность: власть может разрастись и вредить нам. Восстановление Патриаршества означает перевод нас из XX в XVII век. Нам нужно уравняться с народами Европы. Если отсталость привела нас…

(Голоса: Довольно!)

Нет, не довольно: я слушал вас, когда вы говорили. Говорю потому, что на нас, как в отдельности, <так> и на каждого, влияли не только события, но и погода. И я просил бы не поддаваться влиянию разрухи. Это явление переходное. Мы должны заботиться о христианском настроении. Не нужно ударов ни со стороны государственного строя, ни со стороны Церкви. Я вижу спасение не в Патриархе, а в выборном начале, которое ограждает нас и содействует нашему умственному развитию. Только при широте соборности церковного управления мы можем достигнуть умственного и политического развития; иначе мы будем отсталыми от других народов. Патриарх не есть Св. Синод, не коллегия, а человек, который может быть с эгоистическими принципами жизни, ставящий свое «я» выше других, может затемнить наше развитие и не будет служить тому обновлению, которое нам необходимо. Всем известно, к чему повело абсолютное верховное управление. К этому же приведет и абсолютизм церковный. Не надо ему доверять: он приведет к разрушению и гибели. Уроки прошлого должны учить нас. При абсолютизме мы будем отсталым народом сравнительно с европейскими народами. Не будем возвращать деспотизм, не повторим XVII века, а XX век говорит нам о полноте соборности, чтобы народ не усвоил своих прав какой-то главе.

Свящ[енник] М. Ф. Марин. Я — не канонист и с этой точки зрения не берусь решать вопрос. Да с канонической точки зрения и нельзя его решать: оснований в канонах нельзя найти ни за, ни против Патриаршества. Неправильны и ссылки на историю Древней Церкви. Когда говорят: «Не надо Патриаршества», то берут обыкновенно те первые века христианства, в которые Церковь находилась в цветущем состоянии своей благодатной жизни. Да, это был блестящий период в истории Церкви. Но ведь когда наступила тоже блестящая эпоха Вселенских и Поместных Соборов, мы видим действующими в ней Патриархов. Дело не в этих исторических данных, а в том недоразумении, которое соединяется с вопросом о Патриаршестве. Я сам был врагом Патриаршества. Я боялся, что в Патриаршестве будет нечто подобное тому, что было в нашем епископате, где нередко, вследствие особенностей его постановки и строя, убивалось живое дело. Противники Патриаршества и опасаются, как бы в Патриаршестве не повторилось то же самое. Но эти опасения напрасны. Правда, в первые века христианства была живая связь у епископата с паствой, но тогда епископии были незначительны по величине и составу, что и содействовало общению. Теперь — не то; теперь нужно новое средство для установления связи. И здесь-то противники Патриаршества опасаются, как бы учреждение его не повело к вредной централизации и бюрократизму церковной жизни. Но бояться этого нет оснований: теперь соборность отнять у нас нельзя. Епископы, как всем известно, сами жаловались на бюрократические порядки и тяготились ими. Теперь епископы уже не чуждаются нас, как это было прежде, и приглашают нас к себе для бесед о наших нуждах. Теперь единоличная власть соединилась с властью соборной. Никто уже не говорит: «Пусть управляют нами одни архиереи». Нет, теперь все говорят одно: «Надо всем работать одинаково». Старый строй отныне невозможен, ему не возвратиться. Но вместе с тем нам Патриарх нужен, и восстановление Патриаршества не есть восстановление старого строя. Во всяком большом деле нужен энтузиаст — вождь; в Церкви нужда в нем — еще большая. В коллегиуме же энтузиаста-вождя быть не может. Не может быть и любви к коллегиуму: она может направляться только к определенному лицу. Говорят, что при соборности Патриаршество будет построено по типу английской конституционной монархии, а какой, добавляют, толк от этой монархии, где король не имеет полноты власти? Но не забывайте, что хоть в Англии король только царствует, а не управляет, все же короля любят, в нем видят знамя единой нации. Мы уже увидели психику нашего народа. Ее надо поднять, а разруху народную уничтожить. Для этого народу надо полюбить кого-либо и идти за ним. Конечно, к коллегии, вроде Св. Синода, такой любви не может быть. Иное дело, если будет единоличная власть. Нельзя же народу полюбить, напр[имер], министерство. Народу нужна единоличная власть, которую он полюбил бы. Отсюда и тот энтузиазм среди членов Собора, когда идет речь о Патриархе. Несмотря на то, что у нас запрещены рукоплескания, у нас на одном собрании Отдела после речи о необходимости учреждения Патриаршества раздались аплодисменты, а крестьяне даже сотворили крестное знамение. У нас есть жажда общей работы на пользу Церкви, но мы должны быть объединены единоличной властью.

Д. И. Волков. Относительно Патриаршества я имел сильные сомнения. Сомнения эти касались не канонической, а тем более догматической стороны — нет: эти сомнения относятся только к области исторической, а главным образом к области практического применения Патриаршества в современной реальной обстановке. Мне казалось, что слабовольный, но притязательный Патриарх очень скоро подчинится Синоду и тем обезличит и унизит свое Патриаршее звание, а властный, с деспотическими наклонностями Патриарх, в свою очередь, весь Синод подчинит себе, а его любимцы будут злоупотреблять своим на Патриарха влиянием и этим злоупотреблением доведут церковную жизнь до еще большего, чем теперь, развала. Но все эти сомнения я имел лишь до выслушания сегодняшнего доклада делегации, ездившей в Петроград к Временному правительству с поручениями Собора. И когда я из этого доклада узнал, что правительство держится вполне определенных, антицерковных и антихристианских взглядов, то я увидел, что Церковь остается предоставленной самой себе и должна иметь своего крепкого защитника и покровителя. В Патриаршестве теперь только и может быть делу Церкви и православной вере спасение. И я обращаюсь ко всему Священному Собору с сердечной просьбой обратиться с усердной к Господу Богу молитвой о том, чтобы Он, Всесильный, укрепил наши немощи и явил из нашей среды новых Филиппов и новых Ермогенов; и я верю, что при помощи Божией они охранят и Церковь, и Землю русскую так же, как охраняли и спасали ее эти великие сподвижники.

Кн[язь] А. Г. Чагадаев. Во избежание всякого шума, чтобы страсти не разгорались, чтобы сторонники Патриаршества не останавливали противников его возгласами с мест, я прошу помнить, что не личные интересы и цели заставляют меня говорить против Патриаршества, а тот же огонь, который горит в вас, сторонниках Патриаршества, и в том, кто сейчас сошел с кафедры, — то же желание, чтобы Церковь сияла лучами славы и света. Но в зависимости от воспитания, от убеждений, от политического образа мыслей мы различно понимает благо Церкви. Если моя речь не встретит сочувствия, прошу вас не выражать порицания тем способом, как доселе делалось: такие приемы вообще не годятся на церковном Соборе.

Как юрист, я остановлю ваше внимание на коллегиальном и единоличном управлении. Говорят, что коллегия суха, не годится для верховного управления. Скажу, что единоличная власть необходима для тех мероприятий, которые требуют быстроты, и где быстроте можно пожертвовать обстоятельностью коллегиального обсуждения. Коллегия нужна, когда меру требуется изучить, обсудить и взвесить. И вот мы думаем, что в церковном управлении каждая мера должна быть всесторонне обсуждена, потому что ошибки здесь имеют громадные последствия, и мы говорим: пусть эти мероприятия обсуждают несколько лиц и обсуждают всесторонне. Можно ли практику-юристу, вступившему на Собор, говорить против коллегии, когда те учреждения, которые меня — червячка — могут сослать в Сибирь! Они применяет духовные кары и духовные меры, и они требуют всестороннего коллегиального обсуждения.

Говорят: коллегия — суха. Когда говорят это, разумеют петровский Синод, но в защиту его мы говорить не будем. Он сух потому, что Петр и его преемники в Синод набирали людей сухих и безличных. А современные коллегии не таковы. Не буду касаться Собора, где говорит Св. Дух, а укажу на комиссии… Кто скажет, что они сухи и безжизненны?

Говорят, что коллегии безответственны, что ответственность здесь распыляется. Опять имеется в виду Синод, который боялся верхов и низов.

Говорят: коллегия не может иметь духа дерзновения, идти на подвиг. Но вспомните Римскую коллегию — сенат: когда галлы вошли в Рим, сенаторы остались сидеть в сенате. Все зависит от людей, от состава коллегии. Но трудно найти человека, который соединял бы в себе все доблестные качества, а в коллегии всегда можно подобрать людей: у одного одно достоинство, у другого другое и т. д.

Указывают на отсутствие у коллегии подвига, дерзновения. Говорят, нужно одно лицо, нужен богатырь, который бы возвратил отторженное, спас Россию. Дайте, говорят нам, отца, молитвенника, подвижника. Мы присоединяемся к этим пожеланиям: дайте нам отца, дайте молитвенника. Но для этого, если бы Господь послал нам отца и молитвенника, не нужно ни сана, ни титулов: если Господь пошлет его, он придет во власянице. Но где мы найдем такого человека в своей грешной среде? Не наделает ли Патриарх тех же ошибок, как и прежний наш царь, который был с лучшими намерениями, который, может быть, и хотел блага народу, но не мог ничего сделать. Будет ли он советоваться с Собором, который трудно собрать? Не будет ли он прибегать к совету близких ему людей — епископов, и не станет ли епископат править Церковью? Не будет ли в великую Русскую Церковь брошена искра борьбы, подобной той, которая целые столетия велась против царского деспотизма? Здесь звучал голос монашества. Я уважаю его и уверен, что он искренен. Монахи говорят: мы принимали обеты послушания… У них идея послушания и подчинения коренится глубоко, они в ней воспитаны. И им свойственно подчинение. Я — мирской человек, и мне дорого не послушание, а истина. Когда нужно, когда этого требует истина, я не подчиняюсь. Говорят: нам нужен Патриарх-вождь. Без вождя нет армии. Очень хорошо собрать армию, но не приведи, Господи, чтобы эта армия повела борьбу за епископские привилегии!

Докладчик. Аналогия с государственным устройством допустима с целью уяснения, но аналогия не есть доказательство. Церковь управляется своими законами и нормами, и церковная жизнь стоит выше всяких форм гражданского быта. Государственный строй может приходить и уходить, а Церковь в основе своей является установлением постоянным, незыблемым в сравнении с преходящими формами. Говорили, что мы хотим повторить известный политический строй — абсолютизм. Не хотим мы повторять политического строя, потому что Церковь выше политического строя! Нас пугает абсолютизм политический, но в нашей Церкви абсолютизма нет; на Западе есть абсолютизм папский, но он у нас немыслим. Оставить ли у нас коллегиальную форму управления или восстановить Патриаршество, в обоих случаях личность, как нравственная самоценность, будет иметь одинаковую возможность для нравственного развития. О форме управления говорят только с точки зрения целесообразности управления. И только с этой точки зрения мы говорим о Патриархе, который лучше спаяет церковный союз. Это не повторение гражданского строя. Смешивать два строя нельзя, и о Патриархе мы должны говорить с точки зрения канонов, истории и церковно-бытового уклада.

Я коснусь сердечной речи князя Чагадаева. Его пугает единоличная власть. Здесь переоценка положения. Патриарх — не деспот: он — при Соборе, он — при Синоде и деспотических порывов не может осуществить. Нет, это не так. Не надо бояться, что Патриарх окажется безличным и растворится в коллегии, т. е. в Синоде. Нам нужно сочетать эти два начала — коллегиальное и единоличное. Если Патриарх будет слаб, он найдет силу в Синоде, свою силу он будет черпать в соборных решениях. Если Синод будет слаб, его поддержит следующий Собор. Надо обсудить наши канонические, церковно-исторические и бытовые основания.

Заседание закрыто в 2 часа дня.

Опубликовано: Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Петроград, 1918. Кн. II. Вып. 1. Деяния XVII–XIX. С. 243–272.

ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 26. Л. 41–62. Машинопись. Подлинник; Л. 64–120. Машинопись. Черновик; Л. 121–158 об. Рукопись.РГИА. Ф. 833. Оп. 1. Д. 1. Л. 256285. Машинопись. Черновик.