Деяние № 154

20 августа (2 сентября) 1918 г.

Заседание открыто в Соборной палате в 10 часов 30 минут утра под председательством Святейшего Патриарха Тихона в присутствии 170 членов Собора, в том числе 28 епископов.

На повестке заседания: 1) Текущие дела. 2) Доклады Редакционного отдела о внебогослужебном, внешкольном религиозном просвещении народа, о дополнении к соборному определению о поводах к расторжению брачного союза, освященного Церковью.

Митрополит Новгородский Арсений. Заседание открывается. Вашему вниманию будет предложен доклад Редакционного отдела о внебогослужебном, внешкольном религиозном просвещении народа. Докладчик профессор В. А. Керенский.

Профессор В. А. Керенский. Постановлением Священного Собора передано в Редакционный отдел 7 (20) августа 1918 года, согласно статье 138 Устава Поместного Собора, для установления окончательного изложения соборное предначертание о внебогослужебном и внешкольном религиозном просвещении народа. Редакционный отдел рассмотрел это предначертание в заседании 11 (24) того же августа, принял в нем ряд редакционных поправок, но ввиду того, что Священным Собором рассмотрение вопроса о внебогослужебном и внешкольном религиозном просвещении народа не закончено, так как обсуждение статей 14–18 представленного соборным Отделом проекта Священным Собором отложено, статья 7 передана в Отдел для разработки и по статье 3 Отделу поручено подробно разработать вопросы о всеобщем внешкольном религиозном обучении, а между тем принятые статьи стоят в тесной связи с этими статьями и все статьи должны быть согласованы, Редакционный отдел оказывается в невозможности представить на благовоззрение Священного Собора окончательное изложение соборного постановления о внебогослужебном и внешкольном религиозном просвещении народа до принятия Священным Собором нерассмотренных еще им статей, о чем и считает необходимым доложить Священному Собору.

Митрополит Новгородский Арсений. Доклад сообщается к сведению Священного Собора.

ПОСТАНОВЛЕНО: принять к сведению.

Митрополит Новгородский Арсений. Далее будет предложен доклад того же Отдела «О дополнении к соборному определению о поводах к расторжению брачного союза, освященного Церковью».

Докладчик С. Г. Рункевич. Соборное предначертание о новых поводах к разводу Редакционный отдел согласовал с прежним соборным определением о поводах к разводу, принял во внимание переданные на усмотрение Отдела поправки, внес в текст статей необходимые редакционные исправления и предлагает Священному Собору принять это предначертание в следующем изложении:

1. Поводами к расторжению брака, освященного Церковью, сверх указанных Собором в соборном определении 7 (20) апреля 1918 года, могут быть: а) неизлечимая тяжкая душевная болезнь одного из супругов, устраняющая возможность продолжения брачной жизни, надлежащим образом доказанная, б) злонамеренное оставление супруга другим супругом, если по убеждению Церковного суда оно делает невозможным продолжение брачной жизни.

2. Выздоровление от душевной болезни, происшедшее до решения Церковного суда о расторжении брака, устраняет повод к расторжению брака, но не лишает силы состоявшееся уже решение.

3. Право просить о расторжении брака по злонамеренному оставлению супруга другим супругом принадлежит супругу оставленному.

Митрополит Новгородский Арсений. Угодно принять только что прочитанное постановление?

ПОСТАНОВЛЕНО: принять постановление в изложении Редакционного отдела.

Митрополит Новгородский Арсений. Согласно статье 140 Устава, текст соборного постановления в день принятия его и не позже следующего дня будет передан в Совещание епископов. Засим, если в течение трех дней означенное постановление не будет отвергнуто большинством 2/3 присутствовавших в заседании Совещания епископов, то будет считаться принятым и получит законную силу соборного определения.

Предлагаю продолжить обсуждение событий церковно-общественной жизни. Объявляю заседание закрытым. Желает воспользоваться словом протоиерей А. И. Юницкий

Протоиерей А. И. Юницкий. Ныне время не слов, а дела. Поэтому буду говорить кратко, по существу вопроса. Внимая словам Господа нашего Иисуса Христа «если согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между собою и им одним, если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи Церкви, а если и Церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–18), нужно просить Священный Собор еще раз обратиться к власть имеющим и сказать им, что они должны пересмотреть инструкцию по проведению в жизнь декрета от 23 января 1918 года об отделении Церкви от государства — совместно с уполномоченными Церкви, назначить им трехдневный срок для ответа, а тем временем заняться выработкой простого обращения к народу, в котором следует объяснить народу, в чем выражается сущность гонения современной власти на Церковь. Мы не безнадежны и не одиноки в нашей защите Церкви. С нами церковные братства и церковные советы. В братствах состоят многие благочестивые и усердные к Церкви женщины. Разъясните им создавшееся положение, и они не позволят врагам Церкви воспользоваться ее достоянием. Будем стучаться в сердца матерей. Скажем им: «Вот что угрожает вам и вашим детям». Слезы матерей, их вопли не останутся без последствий. Если бы и пришлось прибегнуть к интердикту, то мы не одни окажемся у дверей церковных: с нами будут отцы и матери.

Предлагают запереть церкви. Если мы так сделаем, враги Церкви воспользуются этим и прибегнут к насилию. Они будут стрелять, чтобы силою заставить нас открыть храмы. Интердикт палка о двух концах: одним концом она бьет по отступникам веры и сонливым в защите ее, но вместе с тем несомненно, что враги Церкви воспользуются случаем и другим концом палки ударят по нас. Они могут, например, в некоторых епархиях отменить инструкции, и тогда произойдет в Церкви такая смута, которую не скоро удастся остановить.

В этом случае, как и во многих других, следует руководствоваться мудрым наставлением Апостола Павла: «Все мне дозволено, но не все на пользу».

В. И. Зеленцов. Речи, которые я выслушал на прошлом заседании, меня не удовлетворили. Во-первых, потому, что в них недостаточно, на мой взгляд, был выяснен фундамент — учение Слова Божия и постановления церковных канонов, на котором мы должны основываться в своем решении по настоящему делу; во-вторых, в словах ораторов преданных Церкви звучали ноты, в которых нельзя не слышать уклона в сторону католичества. Таково предложение об интердикте. Интердикт неизвестен Древней Церкви и есть искажение тех дисциплинарных установлений, которые введены в церковную практику для воздействия на христианскую совесть и сохранились в Православной Церкви доселе в их чистом виде. Мне хотелось бы обратиться к этому фундаменту, о котором я сказал, и указать, основываясь на нем, что нам нужно сделать в наших обстоятельствах, вместо наложения интердикта, и уяснить те канонические меры, которые искажены в интердикте.

Господь наш Иисус Христос, когда Его лично гнали и распинали, смиренно терпел и добровольно пошел на крест. Но когда, при посещениях Иерусалима на праздниках Пасхи Он находил торгующих в храме, Он изгонял их, ударяя бичом. Таких случаев указано в Евангелии три (Ин. 2, 13–17, Мф. 21, 10–17, Мк. 11, 12–17). Посылая Апостолов на проповедь, Господь дал им заповедь терпеливо переносить личные оскорбления и обиды (Мф. 5, 2). «Если вас лично будут преследовать, поносить и гнать, терпите и радуйтесь, что удостоились пострадать за имя Мое», и это терпеливое перенесение личных обид Господь простер до того, что заповедал Апостолам: «кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 6, 39). Но тогда же Господь о защите святынь преподал Апостолам такую заповедь: «не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред дикими свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7, 6). Такова заповедь Господня об охранении святыни. Личные обиды терпеливо сносите, но оскорблять святыни не попускайте.

Переходя к вопросу о том, что нужно делать в настоящих обстоятельствах, когда и бичи недостаточны для вразумления врагов Церкви, обратимся к 104-му правилу Карфагенского Собора. Там описывается положение Карфагенской Церкви, подобное переживаемому ныне нашею отечественною Церковью. Карфагенская Церковь подвергалась преследованиям от донатистов, которые, по свидетельству указанного 104-го правила, «не могши отвещати против истины, обратились к нелепым насильственным поступкам, так что многих епископов и многих причетников (да умолчим о мирянах) стеснили наветами и в некоторые церкви вторгнулися, а в другие такожде вторгнулися, а в другие такожде вторгнутися покушались. Как же поступать в таких обстоятельствах советует 104-е правило? Оно предоставляет в этом случае обратиться к государственной власти за помощью. «Поелику епископский и мирный образ действования на таковых употреблен (но враги Церкви — донатисты — не образумились)… то царскому человеколюбию предлежит попещися, чтобы Кафолическая Церковь, благочестною утробою Христу их родившая, и крепостию веры воспитавшая, была ограждена их промышлением; дабы в благочестивые их времена дерзновенные человеки не воз господствовали над бессильным народом, посредством некоего страха, когда не могут совратити оный посредством убеждения. Ибо известно и многократно законами оглашено, что производят гнусныя скопища отщепенцев. Сие многократно и повелениями самих вышереченных благочестивейших самодержцев, осуждено было. Посему против неистовства оных отщепенцев просим дати нам Божественную помощь, не необычайную и не чуждую святым писаниям. Ибо Апостол Павел, как показано в истинных деяниях Апостольских, соумышление людей безчинных препобедил воинскою помощью. И так мы просим о том, да неукоснительно подастся охранение кафолическим чинам церквей в каждом граде и разных местах, прилежащих к каждому владению».

Здесь Собор разумеет случай, описанный в 23 главе Книги Деяний Апостольских, когда иудеи в числе 40 человек составили заговор против Апостола Павла. Узнав об этом заговоре, Апостол Павел чрез своего племянника уведомил римского тысяченачальника о грозившей ему опасности и получил от него воинскую охрану.

Вот, имея в виду этот случай, отцы Карфагенского Собора и говорят, что обращение к воинской помощи в потребных случаях не чуждо Писанию.

Царской власти православных самодержцев, к которой заповедует обращаться за помощью 104-е правило Карфагенского Собора, у нас в настоящее время нет, и обращаться к ней нет возможности, но и Апостол Павел в указанном случае обратился за защитой не к власти иудейских первосвященников, которую он признавал законною, а к власти языческой. Так и Русская Церковь, за отсутствием царской власти, может обратитъся к иным защитникам. Вот пример того, что нужно делать в обстоятельствах подобных нашим.

Что же мы делаем? В прошлом заседании было указано, что народ наш лениво защищает свою веру, но он, невежда в законе, смотрит на нас, выжидая указаний. Что же мы делали? До сих пор мы ничего не делали, а занимались переговорами с представителями современной власти; но пришло время призвать народ к защите своей православной веры. Протесты против декрета нельзя назвать защитой, и мы не имеем права ждать, чтобы на защиту наших святынь выступили эсэры, или выступил сам народ без нашего призыва, как то было в Петрограде при попытке захватить Александров Невскую лавру. Мы обязаны призвать народ деятельно выступить на защиту своих церковных святынь. Уже более года Собор ведет переговоры с властью, и до сих пор эти переговоры не имели успеха. Поэтому пора вспомнить слова 104-го правила Собора Карфагенского «и поелику и теперь епископский и мирный образ действия на таковых употреблен, и они, не могши отвещати против истины, обратились к нелепым насильственным поступкам, то (самому народу) предложить попещись, чтобы Кафолическая Церковь была ограждена их промышлением».

Итак, первая мера, которую надлежит принять, обращение к содействию православного народа. Вторая мера — не интердикт, но похожа на интердикт, так же, как природа на свою карикатуру. Гонители Церкви вышли из недр самой Церкви, попустители гонений и насилий тоже вышли из Церкви. По власти, от Бога данной, епископы имеют право судить их, по долгу своего звания обязаны их судить. И Священный Собор обязан сказать, что пришла пора для суда церковного над гонителями святой веры и Церкви, их пособниками и попустителями.

В интердикте суд обращен в орудие борьбы, все сводится к достижению целей борьбы, но по своей природе суд не есть и не должен быть орудием борьбы, он должен быть судом правым и беспристрастным, ищущим только правды Божией. Интердикт, как справедливо указал П. И. Астров, имеет вид забастовки, но суд церковный ничего общего с забастовкою не имеет. Итак, я предлагаю: а) призвать народ к защите веры православной, к защите святого нашего православного учения, так как ни печатать, ни распространять, ни проповедовать теперь стало нельзя, к защите святых храмов, святых икон и прочих святынь; б) я предлагаю соборным суждением высказаться, что епископам Собора пришло время произнести свой суд над грешниками, над гонителями Церкви, их пособниками и попустителями — суд определенный, ясный и точный, На этом суде прочие члены Церковного Собора имеют присутствовать в качестве обличителей и свидетелей грехов подсудимых, обсуждая степень и тяжесть грехов, но не произнося приговоров и не приводя приговоров в исполнение. Присутствуют, как обычно ныне говорят, с совещательным голосом. На это находим указание в 18-й главе Евангелия от Матфея. Собор теперь представляет всю Русскую Церковь. Из числа членов Собора пресвитеры имеют право суда, если полномочие на это им предоставят епископы, согласно 39-му Апостольскому правилу. Но в данном случае смысл судебного приговора будет касаться не только лиц пресвитерского сана, но и некоторых епископов, например, Владимира Пензенского, грузинских епископов, а пресвитеры не могут судить епископов, а потому и пресвитеры должны будут участвовать в суде только с совещательным голосом, а не могут быть приглашены к произнесению самого приговора. Вот мои конкретные предложения.

Епископ Старицкий Серафим. Я хотел бы сказать несколько слов по поводу той инструкции, которая издана советской властью и которая представляет новое планомерное гонение на Церковь. Всем ведома эта инструкция и перечитывать ее я не стану. Но мне хотелось бы ответить тем ораторам, которые призывали Священный Собор встать на путь самый крайний. Слышались речи о частичном интердикте или об общем интердикте на те епархии, которые в ведении советской власти. Лично я полагаю, что нет оснований ни с церковной, ни с практической точки зрения прибегать к крутым и крайним мерам. Прежде всего я боюсь, что интердикт как мера против нового гонения на Церковь со стороны советской власти едва ли найдет отклик в душе и в сердце простого верующего народа; едва ли народ наш поймет смысл и значение интердикта и едва ли он пойдет за своими пастырями. Как бы не остаться пастырям и архипастырям одинокими в этом деле. Простой народ едва ли ведь подготовлен к этому, ибо церковные вожди, начиная с меня грешного, молчали и не разъясняли значение для Церкви законов советской власти. Церковные вожди не разъясняли в массах, что именно в церковном и религиозном отношениях представляет собою советская власть. Если бы за все время, пока существует эта власть, народ подготовился, и если бы и пастыри и архипастыри шли рука об руку согласно, если бы архипастыри и пастыри в своих разъяснениях церковные интересы ставили в первую очередь, то, может быть, народ был бы подготовлен к таким крайним мерам.

Наша дисциплина — не дисциплина Западной Церкви. И вот я боюсь, что народ не поймет того, что мы скажем интердиктом, не осмыслит пользы его, увидит в нем кару для себя, а власть совдепская истолкует оный в худшую для Церкви сторону и лучшую для самой себя. Что же будет говорить совдепская власть? Я читал инструкцию неоднократно. Я полагал бы, что ошибаюсь, но оказалось, что также думают и другие архипастыри. Совдепы будут, по-моему, истолковывать так: «Мы этой инструкцией не запрещаем вам молиться, отправлять богослужение, не отнимаем возможности совершать спасение при помощи тех, которых вы признаете своими руководителями. Мы намерены только имущество ваше изъять из рук церковной власти, потому что имущество это государственное, и намерены отдать его в охрану вам, так что вы можете и пользоваться им, и распоряжаться, в силу тех полномочий, которые даст вам коммунистическая власть». Народ, привыкший к большевизму, привыкнет к тому, что он, народ, хозяин, что власть у него, поймет только то, что имущество церковное в руках его, а не в руках священников и архипастырей. Лично я слышал и даже не от рядовых, а от лучших представителей простого народа: «Вам даны храмы Божии, вам даны келлии, дано право совершать богослужение и требы, а управлять имуществом будем мы. Будет, попользовались довольно, а теперь руки прочь». Скажу и более. Те представители епархиального собрания, которые посланы были в Совет, чтобы отстаивать духовно-учебные заведения, когда зашла речь о церковном имуществе и земле и когда власть совдепская стала говорить о праве пользоваться церковной землей народу, в лице крестьянской бедноты, управлять и владеть церковным имуществом, эти представители стали поддакивать совдепской власти, говоря: «верно, верно».

Словом, интердикт пользы не принесет, ибо народ не восчувствует этой меры, народ едва ли за нами и пойдет. А дальше. Кого ударит интердикт? В первую очередь он отзовется не на нас, священниках, сидящих здесь на Соборе, а на спинах того духовенства, которое бьется и мечется, не зная, что делать, и страшно бедствует, Тяжелые дни оно переживает. Все мы не ангелы, а они в настоящее время переживают голод и холод, не имея возможности прокормить свою семью. Как они будут противодействовать, когда их будут заставлять служить силою? Я знаю, как в Екатеринбургской епархии толпа рабочих привела запрещенного священника в храм и силою заставила его служить в первый раз, а там уже пошло обычным порядком. Тянуть духовенство на путь мученичества было бы и неправильно, и неразумно, да и едва ли на это оно откликнется. Но возникает вопрос, что же делать?

Остается несколько дней, а может быть и завтра, когда совдепская власть станет осуществлять инструкцию. Лично я полагаю, что признать инструкцию и руководиться в целом ею нельзя, но и сопротивляться невозможно. Мы должны участвовать в сдаче и в приеме имущества, потому что в числе храмового имущества есть священные предметы, к которым мирянин не может прикасаться. Может быть, придется унижаться, со слезами просить отнестись с снисхождением и бережностью к нашей совести. Ведь есть у нас чудотворные иконы, есть святые антиминсы, церковные предметы с частицами святых мощей, раки с мощами святых угодников. Может быть, будут пытаться из любопытства раскрывать и раки угодников. Только архипастыри и пастыри молитвами и слезами, может быть, охранят эти раки от поругания.

Итак, на кого мы можем опереться? Только на простой верующий народ, на приход. Архипастыри и пастыри должны истолковывать простому народу, что здесь не простое неподчинение совдепской власти, что имущество церковное есть Божие достояние, что оно и народное, почему и охраняется верующим народом во главе с епископом, что мы не стремимся сделать его своим достоянием, но распоряжаться им мы, верующие, должны. Долг архипастыря не заниматься канцелярщиной, не сидеть в своем кабинете, а ходить из прихода в приход, учить — повиноваться ли Христу и Апостолам, или современной власти. И тогда народ явится и скажет, что храм и храмовое имущество есть Божие достояние, отданное им, трудовым народом, в дар Богу, хранителем же имущества будет он сам со своими пастырями и другим распоряжаться не позволит.

Протоиерей В. А. Синцов. Здесь в минувшем последнем заседании мы слышали речи о том, что народ молчит, что верующий народ не подсчитан — считаем православных 115 миллионов, а, может быть, их нет и 10. В селах народ молчит. Почему? Скажу после. Но верующий народ там подсчитан, каждый подсчитан, кто за веру, кто против. Подсчитан тогда, когда был поднят вопрос об обеспечении духовенства. А в городах? А в городах народ тоже выявил свое отношение к Православной Церкви при совершении крестных ходов. Здесь член Собора Н. Г. Малыгин говорил по записке, поданной в Совет народных комиссаров, и сетовал, что она осталась неиспользованной. Правда, ее следовало использовать, потому что в ней сказался соборный разум, и я уверен, что могли бы быть и благоприятные результаты. По крайней мере в нашей Архангельской епархии преосвященный епископ Нафанаил сумел использовать настроение народа. Когда местный отдел по народному образованию потребовал к 1 июня сдать духовно-учебные заведения, наш преосвященный обратился к верующему народу. Совершено было торжественное богослужение, после которого преосвященный с большим подъемом сказал речь о значении на Руси Патриаршества. Один из членов Собора прочитал вышеуказанную записку, поданную 6 апреля соборной делегацией в Совет народных комиссаров. Когда затем преосвященный обратился к гражданам и спросил у них, согласны ли они передать советской власти духовно-учебные заведения, все, как один человек, ответили: «Нет, это наши учебные заведения. Тут же была избрана делегация в Москву, и делегаты имели успех. Была послана в Архангельск телеграмма от Луначарского в том смысле, чтобы отобрание духовно-учебных заведений было отложено.

Один из ораторов, кажется П. И. Астров, говорил вчера, что прошло почти 8 месяцев со времени выхода «декрета о свободе совести» до издания настоящей инструкции. Он говорил, что можно ожидать и дальнейших шагов в этом направлении: может выйти запрещение совершать таинство Евхаристии…

Теперешней власти, очевидно, желательно было выяснить, как народ отнесется к этому акту и как наша церковная власть будет реагировать на ее выступления; и она учла, что наша Церковь отнеслась довольно пассивно.

Здесь говорили, что большевизм держится, главным образом, силой оружия. Бесспорно, это так. Но не надо упускать из виду, что для внедрения своих идей в народе он выбрасывает массу специальной печатной литературы, которой наводнен книжный рынок и которая в изобилии имеется во всех ларьках в любом провинциальном городке. Кроме того, непрерывно посыпаются агитаторы на фронт и в народ; тесная установлена связь центра, Москвы с провинцией и, в частности, с деревней. А что мы, представители Церкви, за это время сделали? Посмотрим, что там, в другом лагере.

Рабочий и даже крестьянин, который не мог раньше двух слов связать, выступает теперь как оратор. И правда: он говорит, и его понимают с своей точки зрения; в области своих кровных интересов у него уста заговорили. А в церкви Божией часто ли раздается живое слово? Не может быть, чтобы мы, пастыри, не верили в святость того дела, которое завещано Христом; и если есть у нас такая вера, то мы и должны говорить живым и простым словом к народу. Здесь Собор уже одобрил законопроекты и о проповеди, и о приходе, но реально проведение этих постановлений в жизнь в чем выражается?

Между прочим, Собором принят законопроект о привлечении женщин к служению в Церкви, чему я весьма рад. Да, это великое дело для нашей церковной жизни; еще отец протоиерей Юницкий сказал, что женщина может сделать для Церкви великие дела. Это я повторяю как пастырь Церкви и знающий душу женщины. Затем Собор ранее назначал, да и теперь только что назначил дни поста; но это постановление было проведено в жизнь не планомерно, а по окраинам и совершенно не замечено. Правда, были к тому препятствия и технического свойства.

Итак, что же мы должны делать? Говорили, что надо применять интердикт, то есть прекратить повсеместно общественное богослужение. По-моему, этого делать не должно, Это будет свидетельствовать о бессилии нашем, об отсутствии внутренней благодатной силы в Церкви. Да и последствия падут всей своей тяжестью на духовенство, о чем так прекрасно сказал преосвященный Серафим. Нет, не закрывать надо храмы, а надо нам шире их отворять и тем объединять и охранять входящие туда группы верующих от нападок людей, развращенных революционным угаром. Нам не переубедить их на их митингах и диспутах, Предоставим им самим идти до логического конца, пока они не увидят, как можно устраивать жизнь без Бога. Говорили, что и город, и деревня молчат. Да, это верно. Народ молчит, потому что ждет нашей инициативы. Но когда дело дойдет до передачи имущества церковного комиссарам, до описи его, до контракта, тогда он не станет молчать. Когда дело шло о церковной земле, тогда он спокойно взял ее себе, потому что достояние это кровное для него.

Отцы и братие! Мы, я думаю, должны сохранить твердость, веру в паству и в наше сельское забитое духовенство. Нужно сказать, что вся сила на местах. Там мы должны собирать свет разума, там мы и должны возбудить эту силу и дать ей надлежащее направление. Быть может, наступит момент и тот момент, когда придется обратиться к интердикту и использовать эту меру частично или полностью (то есть через право, принадлежащее Патриарху или епископату). А сейчас мы не закроем храмов. Это бы значило обидеть народ. Настанет время, когда верующий народ сам, без нас прикроет храмы грудью своею против богохульников кощунствующих. Но возможно и теперь сделать то, что на предшествующем заседании рекомендовал генерал Артамонов, а теперь предлагает преосвященный Серафим, — разъяснить верующему народу, какой смысл заключают в себе и декрет, и появившаяся инструкция. Иначе в важнейшем для Церкви деянии советской власти скрывающаяся в нем опасность останется незамеченною как пастырями, так и прихожанами. Член Собора Июдин в минувшем заседании сказал, что для них, крестьян, незаметно пройдет на местах осуществление этой инструкции: придут, сделают описи и уйдут. Надо ознакомить верующий народ с грозящими нам моральными последствиями этой инструкции.

Епископ Симон говорил об образовании, в целях объединения, митрополий. Мысль верна. Но теперь, пожалуй, это невозможно: мы опоздали. Многие епархии разъединены, и центральная церковная власть должна принять меры к тому, чтобы сохранить их единение с центром. Быть может, надо облечь наших пастырей особыми полномочиями и расширить их права на случай отъединения их от центра церковного.

А. В. Васильев. В дополнение к тому, что говорилось до меня против издания так называемого интердикта, я остановлюсь на некоторых доводах, приводимых в его пользу. Протоиерей П. А. Миртов, предвидя возражение, что де эта кара падет на тот верующий народ, у которого храмы Божии и служба церковная составляют единственное теперь сокровище и утешение, замечает, что этот интердикт не будет наказанием. Но я спрошу: что же это будет? Это — высшая кара церковная и падет она только на них, людей ни в чем неповинных, простых и верующих. А кого она испугает? Правителей, властодержцев наших? Они только этого и хотят, чтобы все церкви закрылись и всякое богопочитание прекратилось. И они не скрывают этого. Они смотрят на вероучение вообще и на христианское в особенности как на грубое суеверие одних, пасомых, и обман их другими — духовенством, пастырями. И проведение предлагаемой меры даст им же, врагам Церкви, оправдание. «Мы, — скажут они, — хотели дать народу в руки заведывание церковным имуществом для бесплатного пользования и не запрещали вам собираться в ваших храмах для богослужения и молитв. Но ваши же церковные власти забастовали и лишили вас возможности пользоваться вашими же храмами». Далее мы знаем, как относится теперешняя власть к оставлению общественных зданий без должного ими пользования и употребления. Она просто их отбирает. По моему, современная власть это тот разряд людей, про которых сказано Господом нашим Иисусом Христом: «Вы дети отца вашего диавола. Он был лжецом и человекоубийцей искони, и вы волю отца вашего творите». Вот мое отношение к этой власти, сонму богоотступников и богоборцев. Оно совершенно ясно.

Русский народ почти 1000 лет считает себя православным, он забыл, что он когда-то был не православным христианином, а поганым или язычником. Возьмите всю народную словесность, посмотрите былины о великом князе Владимире — Красном Солнышке: народ не помнит, что этот князь был вначале язычником и себя до недавнего еще времени называл не иначе, как православным, христианином. За всю русскую историю всегда незыблемо стояло требование к верховной власти, чтобы она была православною. В действовавших до последнего времени основных законах единственное условие, которым ограничивалась даже самодержавная царская власть, власть «помазанника— это было требование, чтобы царь, его жена и наследник престола были православными. И измена православной вере была достаточным поводом для народа не считать себя связанным даже и данною им присягою. Итак, я говорю, что неизбежное требование о принадлежности к вере православной всегда предъявлялось к самодержцам нашим, и если бы они отступили от православия, то это было бы основанием, по которому русский народ в отношении к ним мог бы считать себя свободным в действиях. Думаю, что настало время сейчас сказать, что держатели современной власти, как неверы и богоотступники, не могут править православным народом. В свое время, т. е. еще вслед за Прошлогодним февральским переворотом, когда отменена была молитва в войсках и христианские знамена были заменены красными тряпками без христианских изображений и символов, это не было сделано. Следует сделать это теперь. Я держусь того же взгляда, как и В. И. Зеленцов, всякие хождения по безбожным совдепам надо прекратить, ибо это роняет достоинство церковной власти. Нужно сказать твердое слово народу о том, что богоотступники настолько обнаглели, что уже накладывают свою поганую руку и на самое дорогое для него и призвать, следовательно, народ к отстаиванию того, что ему дорого, не только словами но и действием.

(Голоса: Довольно, будет!) Для вас довольно. Ну и сидите, и молчите…

И. Д. Кузнецов. Многочисленные речи по поводу инструкции к декрету 23 января 1918 года, опубликованной 30 августа, предлагают в ответ на нее разные меры, из которых одни иногда противоречат другим. Все это показывает, что члены Собора далеко не одинаково понимают значение инструкции и реальные условия, которыми она вызвана и среди которых она будет приводиться в исполнение. Особенно мало соответствует этой инструкции и современным обстоятельствам вообще наложение интердикта на всю страну, предлагаемое князем Трубецким. Эта мера употреблялась римскими папами в их борьбе с королями, принадлежащими к Римско-Католической Церкви, и едва ли она может быть оправдана задачами Церкви и согласна со Св. Писанием и древними канонами. Кроме того, мы живем не в средние века, а в двадцатом столетии. Нынешние правители России не имеют ничего общего с теми королями, против которых действовали папы. Правители наши не только отрицают всякую религиозную веру, но и склонны вести с ней борьбу. Для них интердикт не может иметь никакого значения. Между тем, православный народ интердикт лишит возможности удовлетворять свои религиозные нужды, молиться в храмах, приступать к принятию Святых Тайн и т. д. Немало людей среди переживаемых нами ужасов и бедствий окажутся лишенными единственного и крайне необходимого для них утешения. Рассчитывать же, что интердикт вызовет возмущение в народе против правителей, вынуждающее их отменить инструкцию, значит разжигать в народе страсти и еще более усиливать существующий хаос и анархию, а это, по моему мнению, неблагоразумно, да и недостойно Собора. Нам необходимо действовать каким-либо умиротворяющим образом и прежде всего стремиться исправить ошибку синодального периода и заботиться достаточно о религиозно-нравственном просвещении народа и тесном объединении его с Церковью. Это и составляет основную причину многих бед для Церкви и даже государства и, между прочим, появления инструкции.

Неясно затем предложение В. И. Зеленцова призвать верующий народ к деятельной защите своей веры. Что это значит на языке фактов? Почему эта защита выдвигается лишь в связи с инструкцией? Люди враждебные Церкви, может быть, справедливо кричат: «До сих пор вы молчали, не думая о народе, но когда добрались до церковного имущества, вы приглашаете его защищать веру», Другая мера борьбы против инструкции, которую рекомендует Зеленцов, это учреждение суда епископов над попустителями гонения на Церковь. Странная мера. Она едва ли когда применялась, а тем более неприменима в наше время. Нисколько не поможет нам выйти из затруднений и точка зрения А. В. Васильева, что нынешние властители, как богоотступники, не могут управлять православным народом. Какие же действия должны вытекать отсюда для Церкви в отношении ее к инструкции? А. В. Васильев не объясняет. Если спросить об этом историю, то она скажет, что Церковь в первые века христианства не держалась взгляда А. В. Васильева и признавала правителями языческих римских императоров, из которых многие были очень жестокими гонителями Церкви, не только отнимавшими церковное имущество, но и проливавшими кровь христиан.

Не буду разбирать еще другие проекты борьбы против инструкции, которые, может быть, все являются по меньшей мере преждевременными. По моему мнению, сначала нужно уяснить себе, что такое инструкция, какое ее отношение к декрету 23 января. Содержание инструкции показывает, что она далеко не ограничивается установлением порядка приведения в исполнение декрета и вводит новые узаконения, не вытекающие из декрета. Ей лишь неправильно дано название инструкции, а в действительности она во многом представляет новый закон. Если так, то возникает вопрос, правильно ли издан этот закон? По конституции Советской республики, издавать законы могут или Центральный исполнительный комитет Всероссийского съезда советов или Совет народных комиссаров. Между тем, инструкция издана лишь народным комиссаром юстиции, которому права законодательствовать не предоставлено. То высшее учреждение, которое называется Советом народных комиссаров, как я убедился из беседы с его представителями, по-видимому, даже и не знало о таком скором появлении инструкции. Такое же впечатление вынес из разговора в управлении делами Совета и представитель греко-католиков протопресвитер Леонид Федоров, о чем он сообщил мне. На словах я уже обратил внимание управления делами Совета народных комиссаров на несоответствие инструкции декрету, на неправильный порядок ее издания как нового закона и на несоблюдение обещания от имени Совета народных комиссаров пригласить представителей всех вероисповеданий при разработке инструкции. На это мне было предложено представить письменное мотивированное заявление, которое я и намерен на днях подать. Вот общая почва, как признал и управляющий делами Совета, на которой мы можем разговаривать с нашими правителями об инструкции, никого не оскорбляя и не разжигая уже и без того острую вражду, ведущую Россию к гибели.

Может быть, Совет народных комиссаров признает мои соображения правильными, и тогда инструкция, конечно, будет пересмотрена, и все придумываемые теперь проекты отношения к изданной уже инструкции потеряют свое значение. Если же Совет народных комиссаров со своей стороны лишь утвердит инструкцию, тогда мы будем знать, что имеем дело с новым законом, который будем обсуждать с церковной точки зрения.

Таким образом, я полагал бы отложить пока рассмотрение данного вопроса, тем более, что для всей России при нынешней анархии трудно даже установить какие-либо общие правила. Пусть их выработает на местах сам православный народ вместе со своими пастырями под руководством епархиального епископа.

Архимандрит Гурий. Мы не раз слышим с этой кафедры разного рода успокоительные заявления. Но еще не видели от них пользы. Мне думается, нам не следует останавливаться на этих заявлениях. Если Совет народных комиссаров промедлит с ответом на заданный Н. Д. Кузнецовым вопрос дней шестъ-семь и потом все-таки скажет, что эта инструкция есть закон, то мы напрасно потеряем время и будем лишены уже возможности предпринять что-либо. Здесь говорили, что нам нужно опереться на народ, указать ему на предстоящее закрытие храмов, возбудить его к сопротивлению. Я согласен, что необходимо возбудить в народе ревность о Церкви Божией. Мне приходилось говорить с представителями московских приходов, и я убедился, что народ совершенно не осведомлен о новом законе или как бы не обратил на него внимания. Может быть, это была случайность, но мне приходилось беседовать с очень многими, и я встречал полную неосведомленность. А во многих ли храмах в Москве духовенство пыталось объяснить прихожанам, что представляет собою новый закон? Я уверен, что это имело место только в двух-трех случаях. Справедливо говорят, что народ равнодушен, молчит, но он молчит потому, что ему не разъясняют происходящего. Наша обязанность просветить его, открыть ему глаза на то, что делает власть. Правда, мы ранее писали послания и воззвания, в которых разъясняли события, но непосредственно с самим народом, лицом к лицу, даже в Москве мы не говорили. Впрочем, один раз по нашей инициативе было созвано собрание приходских советов, но, как говорят, неудачно.

Почему бы нам теперь не собрать хотя бы московский народ в этом помещении и не поговорить с ним лицом к лицу и не разъяснить ему положение Русской Церкви? Может быть, по нашему примеру то же произошло бы и в других городах и весях по всей России. Мне кажется, что если мы созовем сюда приходские советы и сумеем зажечь сердца, то еще вопрос, удастся ли отнять наши храмы. Здесь, в Москве, нет лучшего способа зажечь сердца, как самому Собору поговорить с народом. Указывали, что закрытие храмов (интердикт) взволнует народ. Действительно взволнует, но что из этого выйдет? Вызовем ли мы в народе этою мерою ревность, воодушевление или ввергнем его в еще большее уныние? Прежде чем решаться на такую меру, нужно уяснить себе, какие последствия она будет иметь, а для этого нужно услышать голос народа, или хотя бы совет лиц, коим близко ведома народная душа: старца-иеромонаха Алексия, члена Собора или оптинских старцев, к которым идет для духовного совета верующий народ.

Н. И. Остроумов. Момент, переживаемый нашею родною Церковью и родным народом, поистине критический. То положение, в которое поставлены все члены Русской Православной Церкви и все сыны Отечества, можно сравнить с тем стоянием около бездны, о котором говорит наш великий знаток народной души Достоевский. Он говорит, что наш народ способен стоять около бездны, но он может и отойти от нее, ибо у него есть нужная для того сила. В чем эта сила? В религиозности, в тех идеалах, которыми под сенью креста созидалась наша политическая и религиозная мощь. Мы подошли к бездне, пред которой становится в тупик естественный разум, но мы надеемся, что Святая наша Церковь не погибнет, ибо она есть столп и утверждение истины.

Я слышал призыв к применению меры, которая вышла из Западной Церкви и является родом наказания — так называемый интердикт, т. е. запрещение всяких богослужений и треб. Я хотел бы на исторических примерах выяснить, возможно ли и применимо ли у нас полное или частичное запрещение? В Русской Церкви были случаи применения этой меры, но когда и как? Что такое был интердикт в Западной Церкви? Это было орудие борьбы пап со светской властью. Интердикт направлялся против противящихся папам королей и касался также и подвластных им народов. Короли были верующими и потому принимали эту меру. Но наша власть не примет ее, наша власть неверующая, и сама заявляет и делами показывает это. Мера эта коснется одного народа, а разве у нас нет другого средства воздействовать на него? Мы можем обращаться к народу чрез посредство созданных Собором малых ячеек — Приходских Советов и Собраний, епархиальной власти и центральной власти в лице Патриарха. Говорят, народ молчит. Нет, он не молчит, а тяжело бьется в наложенных на него путах. Ведь среди народа имеются хорошие элементы, чуткие к голосу Церкви. Народ жадно слушает проповедников не только в рясе, но и в сюртуках, Мне лично приходилось наблюдать это здесь, в Москве, и в Троицкой лавре.

15 августа я имел счастье говорить слово в Успенском соборе Сергиевой лавры и видеть, как у многих текли слезы. После службы некоторые из слушателей говорили нам: «Да, вы заседаете на Соборе, но народ в массе не видит созидательной его работы на местах». И это верно. Хотя Собор и рассылал послания и воззвания, но народная масса незнакома с ними.

В истории Русской Церкви известны несколько случаев применения запрещения богослужений, как меры вразумления. Например, св. Алексий, митрополит Московский, отлучил от Церкви тверского князя Михаила и смоленского князя Святослава Ивановича за наведение на Москву Ольгерда Литовского и потом жаловался на этих князей Константинопольскому Патриарху Филофею. Мы знаем еще запрещение, наложенное преподобным Сергием Радонежским, по предложению митрополита Алексия, на Нижний Новгород. Но обратите внимание, как запрещение применялось. Виновных зовут в Москву и когда они не повинуются, то преподобный Сергий отправляется на место и там увещевает и только после неуспеха закрывает храмы. Так же нужно поступить и нам в нашем положении. Прежде чем употреблять эту меру, нам следует призвать весь народ, а не часть его, к защите Церкви. Когда народ будет призван и окажется, что он остается равнодушным, тогда только запрещение будет благовременным и целесообразным. Народ не знает нашей созидательной работы, не понимает событий церковной жизни. Но он жаждет живого слова и наставления, ищет выхода к свету.

Теперь настало время нашим пастырям говорить с ними не чернилом и письмом, а лицом к лицу. Что касается инструкции, то нужно не письменно, а устно разглашать народу, что она есть посягательство на Церковь. Народ сейчас усыплен, подвергнулся искушению хлебом, обманут обещанием, что он будет сыт. Но он уже пробуждается от усыпления, у него явилась жажда духовная. Нужно ему объяснить также, что такое представляет собою декрет об отделении Церкви от государства.

Отделение само по себе не означает еще насилия. Братья, живущие вместе, могут разделиться, и это не будет насилием одного над другим. Но отделение Церкви от государства по декрету есть грубое насилие второго над первою. В декрете говорится, что церковное имущество принадлежит народу, но какому — не сказано. Ведь и магометане, и евреи входят в состав народа. Нам нужно все это выяснить. Народ поймет, встряхнется, и все подходы к нему со стороны власти разлетятся в прах.

Итак, нужно воззвать к народу, чтобы, как говорил Достоевский, он показал свое знамя: есть ли на нем знамение креста, есть ли в русской душе ревность к Церкви. Вот к этой ревности мы и должны прибегнуть.

Товарищ председателя митрополит Новгородский Арсений. Осталось еще 15 ораторов. Мы утонем в море речей. Прошу ораторов не вдаваться в общие суждения, а указывать практические меры, как выйти из создавшегося положения. Прошу помнить, что вопрос имеет срочный характер.

С. Г. Рункевич. Здесь справедливо указывали, что в настоящее время врата адовы отверзлись и пламя геенны охватило русскую церковную жизнь. Одушевление предшествующих ораторов указывало на разные меры, которые необходимо нам принять в наших обстояниях. Я позволю себе с некоторым самопожертвованием обратить свое внимание на прозаическую, будничную сторону дела, на то, что будет происходить на местах.

Инструкция распубликована в официальном издании, и что бы здесь ни говорили о ее незакономерности, местная власть примет ее на местах к исполнению. В тех приходах, где пастыри не утратили своего авторитета и влияния на прихожан, она едва ли изменит положение, и все останется по-прежнему. Но в других местах представители местной власти станут приводить инструкцию в исполнение. И, прежде всего, я обращу ваше внимание на самое конкретное требование — требование подписать приложенное к инструкции соглашение. И вот местное духовенство, и православные миряне, и епархиальные начальства в мучительном томлении будут ждать руководящего голоса от центральной власти и от существующего и действующего, как всем известно, в настоящее время Священного Собора: подписывать соглашение или нет. Поэтому первая обязанность Священного Собора — дать разъяснение того, как поступать духовенству и мирянам, когда местная власть потребует исполнения инструкции.

Если мы обратимся к существу этого соглашения (я останавливаюсь пока на нем как на самом конкретном и доступном восприятию эпизоде из длинной инструкции), то увидим, что храмы переходят в распоряжение совдепов и от них имеют быть передаваемы группам православных лиц для удовлетворения их религиозных потребностей. Это распоряжение, несомненно, несет для нашей Церкви великую скорбь. Но Христовой Церкви не впервые приходится переживать великие скорби. Господь заповедал «в мире скорбни будете». Подобное положение история знает в Западной России, когда, по свидетельству белорусского архиепископа Георгия Конисского, православные храмы сдаваемы были в аренду людьми Моисеева закона. Но тогда положение дела было все же менее губительное, чем положение Церкви в настоящее время. Тогда церкви тоже сдаваемы были в аренду, но приходскому священнику с прихожанами, т. е. в этом случае не была разрушаема церковная организация православных. А что дает соглашение? Оно предоставляет право простой группе граждан православного исповедания, числом не менее 20, подписать соглашение с совдепами и получать храмы в свое распоряжение для удовлетворения религиозных потребностей. Но о каком удовлетворении религиозных потребностей в храме здесь может быть речь? Есть молитва частная и есть молитва общественная. Удовлетворение религиозных потребностей в частной молитве могут, конечно, совершать не только 20 граждан православного исповедания, но и каждый в отдельности. Но совершаемая в храме христианская общественная молитва с возношением святейшей Евхаристии, требует безусловно иерархической сакраментальной организации. В этом случае не только 20 граждан православного исповедания, но и 20 тысяч граждан, взятые сами по себе, не могут осуществить удовлетворения религиозных потребностей, для которых предназначается храм, как место общественной христианской молитвы, потому что здесь требуется по вере нашей участие силы благодатной, которая исходит только при посредстве церковноначалия, получающего благодать от Самого нашего Спасителя, по преемству от святых Апостолов, чрез рукоположение. Никакое число граждан православного исповедания без священника не может совершить никакого богослужения в храме.

Таким образом, передача храма как места общественной молитвы со всеми его святынями и принадлежностями в руки простой группы граждан, а не церковной организации, есть в сущности полное отнятие храмов. Затем, соглашение предусматривает возможность дополнительного подписания соглашения кем угодно из православных и устанавливает такое положение, что та или другая группа православных, подписавшая соглашение и уже вступившая в пользование храмом, не вправе воспрепятствовать присоединению к ней кого бы то ни было из православных. Этим явно уничтожается всякая самостоятельность церковной общины и владение храмом обращается в фиктивное, так как всегда может образоваться многочисленная летучая группа православных по имени, но не по вере, которая во всякое время может приписаться к любому ей храму и, подавив своею численностью основную группу, владеющую храмом, вступит в распоряжение им. Затем, по соглашению, никто не вправе воспретить кому бы то ни было из православных пользоваться храмом для удовлетворения своих религиозных потребностей. Между тем, церковные правила предусматривают возможность, когда люди не могут входить в храмы, например, епитимийцы. Не все православные могут входить в алтарь. Миряне не могут касаться некоторых священных предметов. Если принять это соглашение, то храмы теряют значение православных храмов. Таким образом, это соглашение не только привносит великое утеснение и скорбь, что еще можно было бы вынести, но оно противно самому существу православной нашей веры. Иное дело, если бы требовалась для подписания соглашения группа лиц в целях поручительства за сохранность церкви и церковного имущества. Предоставление же храма со всем имуществом его в распоряжение группы лиц числом не менее 20, без упоминания об иерархии, неприемлемо, потому что противоречит самому существу православной веры.

Я полагал бы, что необходимо составить для ожидающих голоса Собора разъяснение о том, что в инструкции бедственно и горестно и что совершенно неприемлемо, и об этом не только оповестить православных, но и поставить в известность предержащую власть. Последнее необходимо хотя бы ради человеколюбия к тем, коим придется принимать на свои рамена бремя невыносимое. На этом я пока кончаю свою речь.

П. Б. Мансуров. Нам пришлось выслушать воодушевленные слова о наложении интердикта. Не скрою, что они произвели на меня впечатление. Руководствоваться только чувством, однако, не следует. Есть, конечно, чувство просветленное — тогда ему можно довериться, но здесь я ощущал в себе чувство смутное, смешанное, я понял, что в этом случае надо искать помощи в разуме, Прежде всего, нужно остановиться пред словом интердикт, как исходящим из источника, отравленного ядом римско-католицизма. Путь, на который оно указывает, для нас поэтому сомнительный. В истории нашей Церкви бывали случаи, сходные с интердиктом. Но нужно разобраться, как было дело. Указывали на пример высокочтимого архиепископа Андроника, как он решил этот вопрос, применяя его в Пермской епархии в некоторых приходах, и достиг цели. Но это было не общею мерою, а взвешенное в его архипастырской совести решение по отношению к определенной группе его паствы. Затем указывали на пример святителя Алексия и преподобного Сергия. Святые мужи сделали святое дело, предупредив в определенной местности пролитие крови в братоубийственной войне. Этот пример мало к нам подходит. Более близок к нашему случаю пример бывший в Константинопольской Церкви. Мне пришлось стоять близко к этому случаю. Интердикт был наложен и проводим в жизнь в течение трех месяцев. Это было пред праздником Рождества Христова. Султан уступил перед самым праздником и возвратил права Церкви. Нужно сказать, что Константинопольская Церковь умеет бороться и отстаивать свои права. Руководил всем делом нынешний Константинопольский Патриарх Герман, который на переданные ему слова султана, чтобы он не забывал, что султан внук Махмуда, повесившего Патриарха Григория V и столько-то епископов, ответил. «Голова моя в руках султана, но не права Церкви». Константинопольская Патриархия достигла своего, но для оправдания ее этого недостаточно. Успех далеко не всегда оправдывает того, что делается, особенно в делах церковных. Он может быть куплен слишком дорогою ценою.

Позвольте прочесть несколько фраз из письма не менее бесстрашного борца за Церковь, чем Патриарх Герман, митрополита Василия Смирнского к нашему послу в Константинополе, который полтора месяца боролся против интердикта у себя в епархии, несмотря на бурные требования народа. Отметим разницу с нашим положением. Там сам народ требовал закрытия храмов, ибо понимал, за что он стоит. Митрополит Василий со своей стороны, отстаивая свое понимание, писал: «Я не знаю, каким духом руководимые деятели в Фанаре провозгласили церковное бездействие, которое, да простит нам Милостивый Бог, ничего другого не значит, как противостояние нашему Создателю и Благодетелю Богу, так как какое же другое соотношение имеет Божественная литургия с требуемыми правами от светской власти? Власть эта нарушает искони данные привилегии, и Бог (да не будет богохульства), Бог наш виновен в этом и из-за этого мы провозглашаем религиозную бездеятельность, закрывая храмы народного богослужения… Правитель же и правительство его имеют совесть спокойную, т. к. они наименее препятствуют божественным обрядам и богослужению и всю ответственность за это богослужебное бездействие возлагают на церковные начальства, как и, действительно, представляется дело при тщательном его рассмотрении».

Вот как воспринято было это мероприятие с чисто религиозной стороны. Нельзя упускать эту сторону из виду. Тут действительно указывались серьезные причины за применение интердикта, но все-таки побоимся того, что укрывается за этим: это принцип цель оправдывает средства, на что имеется указание в письме митрополита Василия. Борьба необходима, но средствами не сомнительными и мерами ясными для народного сознания. Наше положение тяжелое в том, что нам трудно найти мост к сознанию народа. Нам представляют, что мера эта может содействовать этому тем, что она способна потрясти религиозное сознание народа, но этот путь может быть истолкован совсем иначе с разных точек зрения, и злонамеренно и благонамеренно. Есть другие пути, более надежные. Собор уже, с помощью Божией, находил их к народному пониманию и чувству в переживаемое трудное время, Когда разразилась октябрьская революция, с этим совпало учреждение Патриаршества. Что этим достигнуто? Показано и всем стало ясно, что Церковь стоит на своих ногах. Государство разрушилось, а Церковь стоит. Достигнуто другое великое дело: Патриарх — на всю территорию России, за него молится весь русский народ. Он — Патриарх всея России. Это великое дело, но можно указать на еще большее, которое Собором еще не совершено. В Евангелии указано на признак истинного пастыря: он знает своих овец, и овцы знают его и слушают его гласа; его знает народ. Многовековый грех Русской Церкви состоял в том, что эта близость пастырей к народу не осуществлялась и вызывала противодействие тех, кто мог это осуществлять. Дошло до крайних пределов. Я имел случай говорить с К. П. Победоносцевым и при этом убедился, до какого заблуждения довела его, преданного, я думаю, Церкви человека создавшаяся в нашей Русской Церкви обстановка. По его понятию Церковь Русская благоустроилась бы, если бы ему и его помощникам — секретарям духовных консисторий — не мешали архиереи. «Если бы было меньше архиереев, то меньше бы, конечно, и мешали. Епископы осуществляют у нас задачу поддержания в Русской Церкви апостольского преемства, но для руководства народного духовною жизнью они, собственно, не нужны». В действительности же нужно, чтобы они сблизились, сроднились с народом. Нужно двинуть их в народ, чтобы они могли между прочими еще более высокими задачами своего правления руководить им и в той борьбе, которая предстоит, и могли помочь приходскому духовенству, которое брошено без требуемой помощи в народное море. Я присоединяюсь к тем, которые говорят, что и с этой точки зрения следует увеличить количество епархий, приблизить епископа к народу.

Л. В. Карташев. В боевой обстановке, при обороне (а мы находимся именно в таком положении) бывает две фазы: отсиживание за укрепленными позициями, затем отступление, маневрирование и вторая фаза — открытый бой, когда отступать уже некуда, когда схватка неизбежна. С изданием декрета об отделении Церкви от государства, который намеренно фальшиво назван декретом о свободе совести», наступила боевая обстановка первой фазы, когда государственная власть решительно объявила себя против религии и против Церкви Православной в особенности и начала наступление. Но до издания последней инструкции это была форма борьбы свободной, когда можно было маневрировать и отступать. Эта же инструкция принуждает нас к принятию грудью боя. И хотя «угашать дух» перед боем не полагается, но я не считаю грехом в данном случае несколько сдержать пыл наших речей. Открытый бой принимается стратегами, когда имеется налицо надлежащий дух в войсках и есть все технические средства. Если же этого нет, то приходится вести бой более уклончивый.

Мне кажется, что из этой катастрофы, которую мы ныне переживаем, можно сделать безошибочный вывод, что того подъема духа в народе православном, при котором было бы возможно принять бой прямой и на почве принципиальной, ожидать нет оснований. На наших глазах провалилось немало общенациональных начинаний, построенных на подобных расчетах, и мы не должны закрывать глаза на то, что как вся нация, так и народ наш находится в состоянии прострации. Было бы ошибочно думать, что наш церковный народ способен принять бой с идеальным воодушевлением. Этого нет. А потому не следует, не рассчитав сил, принимать непосильного боя, хотя, повторяю, сейчас какой-то бой уже неизбежен. При малосознательности народа остается только бой не на принципиальной почве, а на конкретной, наглядно понятной с первой же минуты. Я подметил в инструкции два-три пункта, дойдя до которых мы можем сказать: доселе дойдеши и не прейдеши, далее мы не уступим. Мы думаем, что все же религиозное православное чувство не вымерло в православном народе. Эти конкретные позиции боя и нужно наметить, выяснить, обсудить и преподать инструкции, как единообразно вести борьбу на местах, во всех приходах.

Вот для примера неприемлемые пункты инструкции. Инструкция требует фактической сдачи священного имущества Церкви без всяких оговорок и гарантий от кощунства. А что, если неверующие и иноверные агенты власти войдут в храм в шапках, войдут в алтарь, будут руками трогать престол, священные сосуды? Не произойдет ли тут столкновений? Вот где борьба может вспыхнуть даже в форме физической. Далее. Верующие вынуждаются дать подписку в том, что они будут стеснять слово своего пастыря, «враждебное советской власти или отдельным ее представителям». А так как этой власти по существу враждебно все церковное, то всякое слово проповедника может быть истолковано как противодействие советской власти. Это сведется к форменному затыканию рта, к постоянному наблюдению прихожан за своими пастырями.

Есть еще коварное место в инструкции. Подписать соглашение, указанное в статьях 5–8 инструкции о передаче церковного имущества, имеют право все местные жители соответствующей религии и таким образом получают право участия в управлении богослужебным имуществом наравне с группою лиц, первоначально его получившей. Эта лазейка для того, чтобы вычеркнутые из документов вероисповедные признаки были фактически восстановлены и использованы в интересах советской власти людьми лишь по паспорту православными. В нашем церковном укладе есть слабое место — отсутствие точной вероисповедной регистрации. Нужно оградить Церковь от наплыва этих «православных» по паспорту, могущих путать в делах Церкви в угоду ее врагам. Вот те частные конкретные позиции, на которых церковное сознание вынуждается сталкиваться с узаконением господ комиссаров и против которых мы от лица Церкви обязаны протестовать, требуя их устранения или переработки. Я предлагаю для обсуждения мер такой частной борьбы избрать специальную комиссию, причем часть этой комиссии могла бы посовещаться и с прочими товарищами по несчастью, представителями других исповеданий, хотя несомненно, что этот поход против религии направлен главным образом на разрушение Русской Православной Церкви.

Итак, я рекомендую не надеяться на православный народ, как на опору для борьбы принципиальной и прямой, не считаю осуществимым интердикт, а перейти к единообразной и упорядоченной борьбе на частных позициях и в таком виде достаточно тяжелой и ответственной. Затем, если эта борьба выяснит народу на деле, что вопрос идет не об имуществах, а о христианских чувствах и о святыне, возможно, что в народе и обнаружится ревность по вере, проявится горячность религиозного чувства и тогда можно будет перейти к мерам более решительным. А в тех частных случаях, где при передаче церквей православный народ окажется изменником веры и предателем своих святынь, там применим будет и интердикт. Тогда он будет понятен, будет логичен.

Архиепископ Коломенский Иоасаф. Эта инструкция, которая лежит перед нами, имеет для Православной Церкви и других убийственное значение. Она зачеркивает всякую Церковь как общество, как союз, как священную организацию. Теперь нет иерархии, нет управления, все это инструкцией отрицается. Тут имеются в виду отдельные лица, которые, по мнению составителя инструкции, не освободились еще от суеверий и ходят в храмы. Необходимо терпеть их до времени. Как реагировать на этот так называемый закон? Отвергнуть, бороться против этой инструкции? Для этого должно иметь определенную реальную силу. Какая же сила есть у нас? Физическая сила на стороне наших противников. Сила народа? Народ — в прострации. Народ относится вяло, пассивно. Народ распылен. Призыв к народу принесет мало пользы. У нас есть одна сила духовная, нравственная. Конечно, эта сила есть, но ее нужно собрать, накопить, на что нужно время и особенные меры. Теперь же отвергнуть закон, сказать, что мы его не признаем, не подчиняемся ему, как некоторые говорят, это значит подвергнуться опасности потерять храмы с их священными принадлежностями. Если бы мы сказали, что власть безбожна, что не нужно ее признавать, мы дали бы повод обвинять нас в противлении власти, в возмущении народа. Нас похватали бы, заключили бы по тюрьмам, расправились бы по-своему. Так поступает всякая власть, если она встречает препятствие.

Интердикт, мне кажется, неприменим в настоящих условиях жизни. Закрытие храмов на местах объяснят как забастовку, как саботаж со стороны духовенства. Это слово теперь достаточно знакомо народу: он может отвернуться от духовенства. Кроме того, при запрещении совершения священнослужений найдутся так называемые штрейкбрехеры не только среди духовенства, но и среди архиереев. Им будут угрожать. Случаи таких угроз мы видим и теперь. Не венчает священник — сейчас угроза револьвером. Не отправляет других треб, опять револьвер. Под влиянием таких угроз священники будут служить. Кроме того, священники будут вынуждаемы совершать священнослужения необходимостью получения средств для жизни, для содержания своих больших семей. Не надо преувеличивать впечатление от закрытия храмов. Как это подействует, можно судить по некоторым известным мне фактам.

Есть приходы, где приходские священники собирали прихожан и говорили им: у нас все отобрали — землю, проценты с капиталов, покосы, дрова, нам нечем жить. Мы уйдем. Что же, говорят прихожане, уходите от нас, запрем церковь, обойдемся и так. Старые люди этого не скажут, но кто моложе, кто является теперь активными деятелями в деревне, говорят: «Нам не нужны храмы, не надо духовенства». Закрытие храмов может вызвать вздохи старых людей, плач со стороны женщин. И только. Если я понял речь Антона Владимировича Карташева, нам остается в самом законе найти такие позиции, на которых можно бы базироваться и вести достойную борьбу. Мне кажется, в инструкции при всей ее враждебности к Церкви, такие позиции можно найти. Нам нужно сохранить храмы, священные принадлежности, возможность служений, совершать таинства. Для этого следовало бы воспользоваться пунктами 6 и 8, которыми предоставляется группе лиц православных, не менее 20, взять священное имущество в свое ведение, Нужно этих лиц найти, нужно их просить, чтобы они взяли храмы. С. Г. Рункевич говорит, что храмы отдаются мирянам. Но мне кажется, что в состав этих групп могут войти и священники, и даже архиереи. Не только могут, но и должны войти. Советская власть не признает никаких духовных санов. В своих газетных статьях они пишут с пренебрежением: так называемые митрополиты, архиереи, епископы, Патриархи и т. п. Как будто для них безразлично, как они там назовутся. Но для них духовные лица все-таки граждане и, как таковые, могут входить в вероисповедные группы. Только опыт говорит, что монахам при этом следовало бы именоваться по фамилиям, по примеру других граждан. Что касается других групп, которые по инструкции также могут быть допущены к совместному заведыванию богослужебным имуществом, то, конечно, здесь скрывается опасность, Но этот же пункт даст возможность приступать к заведыванию храмом и группам лиц, искренно православных, преданных Церкви, которые почему-либо первоначально не имели возможности вступать в число владетелей храма. Задача священника привлечь таких лиц как можно больше, чтобы они своим количеством и ревностью превысили значение лиц сомнительно православных. Что бы худого ни случилось, необходимо приложить все усилия, чтобы организовать верующий народ. Наш народ в большинстве верующий, потребность религиозная в нем есть большая. Организовавшись вместе со священнослужителями, он мог бы взять храмы с их священным имуществом в свое заведывание и дать нам возможность совершать богослужения. Я просил бы принять во внимание пример Католической Церкви во Франции, которая в недавнее время пережила подобное же положение. Там ассоциации культа, соответствующие нашим группам, были запрещены папою, и церковное имущество было распродано с аукциона, причем вырученные от продажи деньги — около 800 миллионов — разошлись по карманам чиновников, которые производили продажу, так что и Церковь потеряла свое имущество, и государство ничего не получило. Чтобы не случилось того же и у нас, необходимо, чтобы сам верующий народ взял в свои руки на хранение церкви и священное имущество их. Нам лучше и целесообразнее не отрицать закон, хотя бы безбожный, а приспособляться к тому положению, которое создается с введением его, если нет надежды на его изменение.

Князь Е. Н. Трубецкой. Я начну с признания правды в доводах моих противников. Они говорят, что всякую меру по поводу настоящей инструкции нужно облекать в форму, понятную для народа. Я совершенно согласен с этим. Если мы скажем, что интердикт издается потому, что отбирается церковное имущество, отнимаются архиерейские дома, то народ не поймет истинного значения этой меры. Но есть вещи, которые не нуждаются в объяснениях, которые каждый понимает. Если, например, собака пробежит по алтарю, то не нужно объяснять, почему алтарь считается оскверненным и в нем прекращается богослужение до нового освящения. Вот из таких всем понятных положений и должно исходить наше постановление. Все поймут, если сказать, что передача в руки неверных церковного имущества есть поругание святыни, ибо известно, что святыня входит в это имущество. Преосвященный Серафим говорил, что при описи храмов и передаче имущества будут прикасаться неосвященными руками к мощам, чудотворным иконам и другим священным предметам. Можно представить себе и иные виды кощунства. Вообще самая передача храмов есть кощунство, так как ею узаконяется самая возможность возмутительных кощунственных актов. Мы будем поняты всеми, если скажем это. Все также поймут нас, когда мы скажем, что в храме, перешедшем в руки советской власти, должно быть прекращено богослужение до нового его освящения и что новое освящение может быть произведено только после того, как прихожане заявят церковной власти, что ими приняты меры к ограждению храма от нового осквернения. Епархиальные архиереи, предварительно освящения, должны войти в суждение о том, достаточны ли эти меры, а главное — пробудилось ли в народе православное сознание. Если во многих приходах пробудится это сознание и обнаружится решимость народа оказать активное противодействие вторжению в храмы, то это, может быть, заставит пересмотреть декрет. Соответственно со сказанным и должно быть составлено наше постановление.

Оставим непонятное народу слово «интердикт», скажем «запрещение богослужения» и поставим главный конкретный вопрос: допустима или недопустима требуемая декретом передача церковного имущества советам? На этот вопрос мы должны ответить, что допустима передача лишь таких предметов, которые не имеют характера святыни. Я предлагаю вашему вниманию несколько положений, заключающих в себе только что сказанное мною, которые следовало бы из осторожности передать в особую комиссию для обсуждения. Вот эти положения:

1. Допускается передача советской власти лишь тех видов церковного имущества, которые не носят характер церковной святыни.

2. Переход, хотя бы временный, святого храма в руки какой-либо нецерковной власти признается поруганием церковной святыни.

3. Посему в храме, переданном советской власти или так или иначе перешедшем в ее распоряжение, прекращается богослужение, впредь до нового его освящения.

4. В сих случаях освящение вновь разрешается епархиальным архиереем лишь при условии принятия церковной общиной мер для ограждения, неприкосновенности святынь храма.

Вот если мы применим эти правила и некоторые храмы будут временно закрыты, то народ поймет, что это сделано не в ограждение церковного имущества, а вследствие поругания святыни иноверною властью и, может быть, в нем пробудится сознание своего долга перед Церковью. Лишь при условии такого пробуждения архиереи должны освящать храмы и допускать в них богослужения.

Председательствующий. Остается еще 16 ораторов. Продолжение прений переносится на завтрашнее заседание. Объявляю заседание закрытым.

Заседание закрыто в 1 час 50 минут дня

ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 157. Л. 9–58.