Деяние № 135

14 (27) июля 1918 г.

Заседание открыто в соборной палате в 11 часов утра под председательством митрополита Новгородского Арсения в присутствии 158 членов Собора, в том числе 23 епископов.

На повестке заседания: 1) Текущие дела. 2) Доклад Отдела о монастырях и монашестве — «Об Общем Положении для монастырей и монашествующих».

Председательствующий. Вашему вниманию предложен будет доклад Отдела о монастырях и монашестве — «Об Общем Положении для монастырей и монашествующих». Докладчиками выступают архиепископ Серафим, епископ Феодор и архимандрит Гурий. Слово принадлежит архиепископу Серафиму.

Архиепископ Тверской Серафим. Ваше Преосвященство, возлюбленные отцы и братие! Священному Собору предстоит рассмотреть доклад Отдела о мона­стырях и монашестве — о выработанном, на основании постановлений Всероссийско­го монашеского съезда и многих других материалов, Общем Положении для монашест­вующих и монастырей. Это Общее Положение довольно объемисто, так что напечатать его не взялись, а потому в доклад вошли только основные параграфы. Ввиду этого у членов Собора могут возникать недоуменные вопросы, а посему я попрошу позволения докладчикам иногда прочитывать места из Общего Положения.

Задача Отдела при современных недостатках монастырей и исключительном положении обителей в данное время, имела особую важность для всей Русской Церкви. В вопросе духовного возрождения России и укрепления Православия монастыри должны иметь первенствующее значение. Если прислушаться к многоразличным требованиям, предъявляемым к монастырям, и всмотреться в отношение народа к ним, то станет ясно, что нападки идут исключительно от образованных людей, не имеющих, казалось бы, права не знать истории своего Отечества и значения монастырей в Рос­сии с начала принятия христианства и того, что большинство существующих монасты­рей во всех областях — это камни из основания Русской Церкви и русского государст­ва. Все эти требования — чисто мирского разума. В них нет понятия о самоусовершен­ствовании духовными подвигами, о служении Богу монашескими обетами, о служении всему миру молитвами, о служении народу словом, примером и разумением правды Божией, живою проповедью и советом, а также о служении Родине во всех ее испытаниях, нуждах и скорбях. Никто не осуждает обучающихся в светской школе и изучаю­щих светскую науку не называет тунеядцами, но все обвиняют проходящих школу мо­настырскую, где люди научаются науке из наук и приготовляются для высшего служе­ния народу. Как не все из обучающихся в высшей светской школе становятся профес­сорами и доцентами, так не все из монашествующих достигают высших ступеней духовно-нравственного совершенства. Если даже незначительное число из наличного монашества исполняют обеты свято, удостаиваются благодати Божией и приносят Церкви и людям пользу, то и в этом случае нужно сказать, что монастыри достигают своей цели. Обнять и оценить обширную благотворительность наших монастырей ма­ло кто сумеет, ибо она творится без содействия статистики и светской прессы. Совре­менные требования образованных людей, лишенных духовного рассуждения, сводятся в общем к привлечению монастырей исключительно служению миру; к облегчению материальных нужд народа, к раздаче средств, о которых они имеют ложные представления, к воспитанию детей пролетариата, к уходу за больными, к исправлению и вра­зумлению малолетних преступников. Жизнь молитвенная, подвижническая, направленная на самоусовершенствование, кажется им тунеядством.

Не так смотрит на монастыри простой народ, который и сейчас, защищая оби­тели от разгромов, доказал, насколько они ему близки, дороги и нужны, ибо они вмещают святыни, святые мощи угодников, святые иконы и привлекают верующих бого­служениями, строгим исполнением уставов, именно отсутствием мирского начала и являются для них местом душевного отдохновения, наслаждения и истинного просве­щения. Русское монашество уже оправдало свой взгляд на истинное служение Богу и людям. Между основателями монастырей столько было святых, и некоторые кончили жизнь мучениками за Церковь и спасителями Отечества в годы вражьего завоевания и народных смут. Нужно только им подражать. Чем Киево-Печерская обитель была для начального русского иночества и для всей Киевской Руси, тем явилась Троице-Сергиева обитель для Московской Руси. Преподобный Феодосий — законодатель рус­ского монашества. Он установил, что первая обязанность монаха — молиться за весь мир, о чем писал еще Златоуст. Вторая обязанность — быть духовным пастырем, старцем мирян. Учительность должна проявляться в обличении неправды. Третья обязан­ность — заступничество, печалование; четвертая — благотворительность. Русские монастыри и лучшие представители их принимали широкое участие в самом строении русского государства и общественной жизни русского народа: со времени татарского нашествия, когда угрожала опасность существованию Руси, монастыри добывали себе особые ярлыки и охраняли области от притеснений; монастыри разрабатывали новые земли, поддерживали судоходство, торговлю; монахи мирно завоевали финское языче­ское Заволжье, монахи служили для переселенцев и церковью, и приютом, и банком; вокруг монастырей оседало бродячее население, и в лесу заводился новый русский мир; монастыри взяли на себя защиту православия и народности в Смутное время, некоторые из них превратились в крепости. XVIII век — самый печальный в истории русских монастырей. Сперва Петр Великий указами нанес монастырям смертельный удар, затем Екатерина Великая лишила их силы, отняла имущество, средства и разде­ляла их на классы. Но спасло их все-таки возрождение старчества в лице Паисия Великого. XIX век — блестящий в развитии старчества и в их просветительных тру­дах. Ныне, в XX веке социализм провозглашает требование совершенного уничтоже­ния монастырей.

Верующие люди должны найти в постановлениях Церковного Собора твердый ответ, что монастыри создавались молитвами, слезами и подвигами иноков, во славу Божию и для укрепления в России православной веры; что монастыри существуют не только для монахов. Они представляют из себя, в особенности древние монастыри, исторические памятники, которые внушают народу любовь к родине, воспитывают юношество в любви к великому прошлому, к истории своего народа и в стремлении следовать заветам великих деятелей и строителей государства. Монастыри хранят в себе Всероссийские святыни, чудотворные мощи святых подвижников и основателей монастырей, в помощь которых православные люли глубоко верят и где находят себе не только утешение духовное, но и исцеление от болезней. Многие монастыри обла­дают и явленными, чудотворными иконами, прославленными издревле, оказавшими помощь русскому народу в боях и повальных болезнях. Монастыри дороги народу и нужны ему для воззвания веры и молитвы, для уединения тех, которые посвящают свою жизнь Богу, борьбе со страстями и духовному совершенствованию в подвигах, для уединения говеющих в постах, для духовного просвещения и, наконец, для получе­ния бедными материальной помощи, а престарелыми — приюта и призрения. Мона­стыри нужны для поддержания уставного богослужения вообще, ибо если не сохра­нится это богослужение, имеющее великое воспитательное значение для православ­ных людей, в монастырях, то оно легко исчезнет или сократится в приходских храмах. Монастыри нужны и государству, как культурные центры и ради колонизаторских це­лей. Еще недавно монастыри, построенные на Кавказе и на Мурмане, оказали незаменимые услуги Родине. Впереди у нас великая по пространству Сибирь, Камчатка и дру­гие окраины, которые ждут просветительной деятельности монашества и внутреннего благоустройства при помощи монастырей.

Итак, задача Отдела состояла в выработке нового Положения, которое прекра­тило бы недостатки современных монастырей. Необходимые меры вам предложены к утверждению. Но вопрос в том, будут ли они проводимы в жизнь, или, как и прежде, ввиду разных причин, отлагаемы и невыполняемы. Мало написать закон, надо еще, чтобы все начальствующие единодушно применили его к жизни. Несомненно, между людьми, живущими в монастырях, и людьми, пребывающими среди мира — теснейшая нравственная связь. Никто не влетает в обители с неба, но все приходят из грешного мира и приносят с собой худую нравственность, пороки, дурные привычки и затем поддерживают их сношениями с миром. Упадок нравственности в монахах есть по­следствие упадка религии и нравственности в среде мирян. Тому назад 80—100 лет в монастыри вступали девственники, трезвенники, избегавшие мирских увеселений, просвещенные чтением Священного Писания, преисполненные благочестивыми навы­ками. Они приносили в монастыри строгую нравственность, неиспорченное здоровье, способность к труду, подвигам и лишениям. Ныне ослабевшее население приготовляет и доставляет монахов слабых, больных духом и телом. Для этих людей борьба с собою очень затруднительна и по этой же причине затруднительно и наставление их. Нет ничего удивительного, что извращенный мир изменил монашескую жизнь, что многие обители перестали соответствовать своему назначению и что как приведение их в по­рядок, так и нравственное возрождение крайне необходимо.

Порядок и возрождение стоят в зависимости, прежде всего, во-первых, от из­брания и доставления настоятелей. У нас нет подготовляемых кандидатов, которые могли бы действительно руководить братией и собирать ее около себя. Слабая братия руководится часто неразвитыми духовно, малограмотными игуменами, архимандрита­ми и настоятельницами, или молодыми карьеристами, или безвольными старцами. Нужно обязать, чтобы все настоятели при жизни подготовляли себе заместителей; нужно привлечь в настоятельство ученое монашество, а также учредить при настояте­лях, выдающихся духовною жизнью и опытностью в управлении, своего рода времен­ные школы, куда можно было бы командировать подходящих иноков.

Во-вторых, в зависимости от состава монахов, облеченных в сан. Для подготов­ления настоятелей и полезных иеромонахов крайне необходимо повысить образова­ние, установить ценз для иеромонахов. При недостатке людей ныне, по необходимо­сти, часто посвящаются в сан люди, не знакомые даже со Словом Божиим. Поэтому в статьях 49—51 постановлено:

«49. Для просвещения монастырской братии надлежит еженедельно вести, при помощи сведущих лиц, религиозно-нравственные и богословские беседы для всех на­сельников; учредить в лаврах и больших монастырях особые общеобразовательные школы для продолжения образования иноков и послушников; устроить там же школы для иеромонахов и иеродиаконов, которые предназначаются к посвящению в иеродиа­коны и иеромонахи; в каждой епархии, если окажется возможным по местным услови­ям, основать в одном или нескольких монастырях также общеобразовательные школы для иноков и послушников, в которые бедные и малые обители могли бы посылать учиться свою братию, с тем, чтобы учащиеся по окончании учения возвращались в свои монастыри. Об организации таких школ и об изыскании средств на их содержа­ние должен заботиться епархиальный Монашеский Совет.

50. Для неграмотных и малограмотных монастырских насельников (и насельниц), соответственно их возрасту и способностям, следует устраивать занятия по обу­чению начаткам веры, церковно-гражданской грамоте, церковному пению.

51. В целях поддержания духовного просвещения среди братии, каждый мона­стырь должен иметь свою библиотеку из книг духовно-нравственного содержания, ас­кетических и святоотеческих и снабжать ими, в должной последовательности, насель­ников монастыря. В библиотеке желательно иметь сочинения богословского, церков­но-исторического, проповеднического и назидательного содержания. Важно, чтобы библиотекарь был монах развитой, могущий следить за выходом духовной литературы, с благословения настоятеля выписывать новые книги и разумно предлагать их братии для чтения. В выборе книг для чтения должны участвовать духовники и старцы, если имеются в обители».

Мы расширили выборное начало. Выборное начало установлено для всех должностных лиц, начиная с настоятеля, кроме благочинного, как административного помощни­ка настоятеля. При неимении в среде братии кандидатов, они могут быть избираемы из других монастырей, при известном согласии игуменов.

В-третьих, порядок и возрождение стоят в зависимости от состава монашест­вующих вообще. Теперь получение мантии не составляет конечную цель иноков, как было в старину. Поэтому в монастырях нет монахов. Необходимо выдерживать послушников и монахов до посвящения в сан и установить предельные сроки для лишен­ных образования. Для пострижения нами указано гражданское совершеннолетие. Не знаю, можно ли не брать в расчет ныне воинскую повинность, об этом пусть рассудит Собор. Важно прекратить переходы иноков из монастыря в монастырь. Для сего постановле­но:

Статья 7. «Правилами святых Соборов (4-е правило IV Вселенского Собора, 21-е правило VII Вселенского Собора, 4-е правило Двукратного Собора) монашествующим предпи­сывается пребывать в иноческом послушании в тех монастырях, где они положили на­чало, постриглись и отреклись от мира и отнюдь не переходить в другие монастыри, за исключением тех случаев, когда сама духовная власть признает полезным переместить монаха, известного по благочестию и честному житию, в другую обитель для ее благо­устройства и ради общей пользы. На этом основании разрешается, по нужде и ради пополнения малых обителей, переводить монашествующих из одного монастыря в другой, по их собственному желанию, с согласия настоятеля и Духовного Собора и с утверждением того епископа, к епархии которого принадлежит монашествующий».

Постановлено, чтобы виновные по суду не переводились в другие монастыри для исправления, а оставались в своих обителях.

В-четвертых, от состава послушников. Горе монастырей — современные по­слушники. Целая армия тунеядцев и странников. Летом они странствуют, зимой оста­ются в обителях и творят здесь кражи и безобразия. Настоятели же лишены возможно­сти делать отметки об их поведении в паспортах. Много лет я предлагал меры против этого зла, но безуспешно. Теперь постановили: а) принимать послушников сперва в качестве трудников, передав их наблюдению отдельного заведующего монаха; б) при поступлении требовать представления послушниками отзывов о их нравственности от Приходских Советов; в) обязать настоятелей воспитывать послушников в монастыр­ской школе; г) при увольнении настоятели должны уведомлять Приходские Советы о несоответствии послушников монастырской жизни; д) обязать настоятелей сообщать чрез епархиальную власть Священному Синоду о тех послушниках, которые соверши­ли из ряда выходящие по порочности проступки.

В-пятых, от установления внешнего строя в монастырях, от системы управле­ния. Постановлено, чтобы во всех монастырях настоятели управляли при содействии Духовного Собора, в состав которого, кроме настоятеля, входят наместник, где таковой есть, казначей, ризничий, благочинный, а также эконом, где таковой есть (§ 20). Собор ведает всеми делами внутренними и внешними, проверяет доходы и расходы, делает постановления о представлении достойных к пострижению и рукоположению.

В-шестых, от внутреннего строя в монастырях. Многие считают, что возрождение монашества и монастырей зависит главным образом от введения общежительного устава. Об этом будто бы свидетельствует история на Востоке и у нас. Монашеский Отдел постановил:

Статья 25. «Общежитие, согласно иноческим обетам, признается наиболее высокой и наиболее удобной для спасения формой иноческой жизни, а потому общежительные монастыри и впредь должны оставаться общежительными, а необщежительные монастыри желательно обращать в общежительные там, где это возможно по местным условиям, но с согласия настоятелей и братии монастыря».

Статья 26. «В тех женских монастырях, где положено, по недостатку средств, чтобы насельницы содержались личным трудом, т. е. приобретали обувь и одежду на свои средства, надлежит настоятельницам озабочиваться, дабы постепенно их обители переходили в общежительный строй, в особенности обладающие земельными угодья­ми».

Это постановление предусматривает некоторые необходимые условия, без ко­торых превращение монастырей в общежительные невозможно, а также предполагает согласие на это настоятелей и братии монастырей.

Общежитием (киновией) называется, когда у монахов все общее: никто не дол­жен иметь частной собственности; пища — одна, общая трапеза, один порядок жизни, один общий руководитель, духовный пастырь и учитель, старец и отец.

Русская история свидетельствует, что сначала монастыри основывались в стольном городе Киеве и за весь Киевский период, даже больше того, до самого воз­никновения Радонежской обители Преподобного Сергия, не известно ни одного мона­стыря, построенного не в городе или вдали от города. Следовательно, древние русские монастыри были городскими и содержались основателями (ктиторами) и вряд ли в них было строгое общежитие.

Русские монастыри тогда не имели отшельнического характера, а одиночные отшельники не создавали монастырей.

Студийский общежительный устав введен был в Печерском монастыре препо­добным Феодосием и во всей строгости продержался недолго. Это видно из частной благотворительности, развившейся вскоре. Никола Святоша все свое имущество разда­вал нищим, преподобный Григорий продал свои книги и раздал деньги убогим. Препо­добный Марк-погребальщик, преподобный Алипий-иконописец заработанное разда­вали… Но почему же не удержалось общежитие? Несомненно потому, что Печерский монастырь был подгородний. Какие условия необходимы для общежития? Земельные угодья, лес, промышленность; личный труд; обилие иноков; физическая сила (так как для женщин это трудно, то имеется мало женских общежительных монастырей); оди­наковый уровень развития, в смысле потребностей.

С сокращением земельной собственности, монастыри должны были превра­титься в штатные.

Что общежитие в наше время встречает большие препятствия, это видно из то­го, что теперь иноки требуют не только наделения одеждой и всем необходимым, но и деньгами; что общежительные монастыри борются с воровством должностных мона­хов, с кустарными работами их, сбыванием изделий и пропуском богослужения; что современные жизненные потребности далеко оставили позади себя потребности на­ших предков; что мало осталось обширных и богатых монастырей, которые могли бы удовлетворять просветительные нужды иноков. Кроме привычки к чаю, чего не было в старину, у многих является потребность в новых книгах, в общении с образованными людьми, в поездках по святым обителям и т. д. Есть образованные монахи, для которых непросвещенность братии и настоятелей — великое препятствие к духовному совер­шенствованию, а потому они избегают общежительной пустыни.

В-седьмых, порядок и возрождение стоят в зависимости от превращения неко­торых мужских монастырей в женские. За последние 25 лет епископы часто прибегали к этой мере. Но Монашеский Отдел постановил, что эта мера далеко не всегда допус­тима, разве в таких крайних случаях, когда были применены все средства к возрожде­нию мужской обители и не привели ни к каким результатам.

Поэтому определили, что мужские монастыри, пришедшие в упадок, должны быть поручаемы особому попечению епископов и монашеских советов, ни в каком случае нельзя допускать обращения их в женские, если обители основаны преподоб­ными, имеют историческое значение, были ранее рассадниками монашества.

В-восьмых, в зависимости от восстановления в монастырях строго уставного богослужения, внятного чтения, обиходного пения, благоговейного совершения служб, от поведения монахов в храмах, от наблюдения за благоговейным стоянием народа и молящихся.

В-девятых, в зависимости от возрождения старчества. При самом лучшем на­стоятеле в каждой обители нужен старец для духовного окормления. Без него невоз­можно постоянное воспитание духа. Приготовление к старчеству — вещь замыслова­тая, ибо это дар Божий. Руководство другими легко приводит к гордости и падению. Без указания воли Божией, благословения опытного старца и поверки самого себя, никто не должен решаться на духовное руководство. Слепец слепца не водит.

Там, где нет Божия старца, благоразумнее вести братию руководством в деле спасения Священным Писанием и творениями святых Отцев, при совете и назидании монастырского духовника и приемного отца по Евангелию.

Оскудели монастыри и духовниками. Постановлено избирать их Монашескими Соборами со всею братиею.

Наконец, в-десятых, порядок и возрождение стоят в зависимости от монастыр­ской дисциплины, основанной на общемонастырском уставе.

Кроме тех параграфов, которые вошли в доклад, Отдел внес в Положение еще указания, что: а) взаимоотношения настоятеля и братии должны быть основаны на братской любви; б) прием мирян в кельях, в особенности женщин, хотя бы и родных, воспрещается; в) одежда должна быть простой и в кельях не допускаются ценные вещи; г) прогулки в одиночку запрещены; д) посещение богослужений обязательно; с) чте­ние Св. Писания в свободное время необходимо; ж) посылка иеромонахов и иеродиаконов в мирские приходы для исполнения всех треб вместо заболевшего священника запрещается; з) общий труд обязателен; и) частые отлучки недопустимы.

В Общем Положении указаны порядок дня и труда, порядок в трапезе в меры наказания.

Для поддержания дисциплины желательно, чтобы монастыри не были местом ссылки по суду вообще и для малолетних тоже и чтобы вблизи монастырей не строили дач.

Пропуская для краткости изложение основ монастырского хозяйства, миссио­нерской, просветительной и благотворительной деятельности, достаточно обрисован­ных в докладе, я перехожу к проекту учреждения монашеского управления.

Монашеские съезды и Монашеский Отдел стояли за отделение монашеского управления от общеепархиального.

Управление предначертано в форме выборных Советов и Монашеских съездов (§§ 60—89).

Председательствующий. Может быть, это иметь в виду при постатейном чтении Положения?

Архиепископ Серафим. Нужны Всероссийские монашеские съезды и особый Монашеский Совет при Священном Синоде.

Председательствующий. Не угодно ли, после обстоятельного доклада архиепископа Серафима выслушать еще особый доклад преосвященного епископа Феодора об ученом монашестве.

Епископ Феодор. Монашество, конечно, должно быть едино и говорить специально об ученом монашестве, кажется, несколько странно. Но Отдел и я выходим из фактических данных — существования ученого монашества. Я не сомневаюсь в том, что все понимают, что такое ученое монашество. Его контингент составляется из мо­лодых людей, принимающих монашество еще в Академии, откуда эти лица, по оконча­нии образования, поступают смотрителями и помощниками смотрителей Духовных училищ, преподавателями семинарий и помощниками инспектора семинарии и т. п. Положение этих лиц очень трудное и тяжелое. Они в рясах и монашеском звании ото­рваны от монастырей и принуждены жить среди мира. Еще в 1908 году я писал об уче­ном монашестве и получил несколько строгих замечаний за то, что хотя я сказал и горькую правду, но все же об этом говорить не следовало. Я писал тогда, что ученое монашество могло бы быть лучше использовано в своих силах и для Церкви, и для себя лично. Я писал также, что выйдя сразу из школы на педагогическую и административ­ную дорогу, ученые молодые монахи менее всего могут остаться и учеными, и монаха­ми. Живя в мире, очень трудно бывает монаху сохранить монашество и смирение и быть, например, администратором. Много поводов к соблазну для монаха, когда он живет в городе, получает жалованье, имеет квартиру с удобствами и т. п. Кто пожелал бы, меньше всего мог быть и хорошим администратором и преподавателем. Эти должности проходились монашествующими очень быстро. Излишне доказывать, что и для самих-то служащих в Духовных училищах и семинариях мы являлись не особенно желательными гостями. Я могу сослаться на свидетельство человека, которого при всей его резкости нельзя заподозрить в неискренности чувств к Церкви, на слова бывшего обер-прокурора В. Н. Львова: «Я понимаю трагизм положения монахов, особенно уче­ных, когда они служат в Духовной школе, но сама эта школа не идеалистична». Трагизм этот не от нас, а от создавшегося положения. Со времени революции трагизм наш еще усилился: мы не имеем отечества, тихой пристани. Выходя из Академии, мы теряем свое духовное отечество, а уволенные с духовно-учебной службы, мы висим в воздухе. Монастырям, куда нас тогда направляют, мы нежелательны.

Все это указывает на то, что надо устроить иначе ученое монашество, так орга­низовать его, чтобы оно выявило свои силы как можно с большею пользой для Церкви. Это-то и побудило съезд ученого монашества попытаться устроить свою судьбу, не выделяясь из всего монашества.

На этой точке зрения стоял в своих работах Отдел монашества и в этом смысле он высказался в §§ 30—101.

Священник О. Д. Поспелов. По моему мнению, этот доклад можно рас­сматривать только с современной точки зрения, а не в исторической перспективе. Сам доклад вызван желанием поднять монастырскую жизнь. Из доклада ясно, что монасты­ри пали и в нравственной жизни, и в богослужебном отношении. Задачи для монасты­рей указаны. Нужно глядеть с точки зрения современной жизни. Никогда, например, в древнем монастыре не выплывало такое явление, как ученое монашество. Там наоборот говорили: раз ты вступил в стены монастыря, то забудь о своем образовании. Од­нако и на съезде ученого монашества, и даже здесь на Соборе ученое монашество не слилось, а выделилось, это явление исключительно современной жизни. А мне кажется, что монашество могло бы иметь и общие цели, которые здесь не указаны. Это — раз­витие духа, который вечен, а этот-то дух в докладе отсутствует. Монастыри в этом докладе рассматриваются только как одно из явлений церковной жизни и только. Забыта цель, ради которой шли в монахи — развитие в себе духа ради служения всему миру. На это служение иноки выходили после долгой работы над собой, когда достигали со­вершенства (например, преподобный Серафим), а до этого момента мир бежал за ни­ми, а они от мира.

Поэтому настоящий доклад, если бы кто захотел рассматривать с точки зрения вечных запросов духа, тот подошел бы к нему не с тем аршином. Его можно рассмат­ривать только с современной точки зрения.

Н. Д. Кузнецов. Доклад Отдела о монастырях и монашестве, вопреки яс­ному свидетельству жизни, не различает монастырей и монахов, на практике пресле­дующих разные цели, и в этом Отдел едва ли не противоречит самому себе. Он говорит о монашестве общем и ученом, о служении монастырей мирскому населению, об их миссионерско-просветительской деятельности, о необходимости для ученых монахов иметь свои монастыри. Сам председатель Отдела архиепископ Тверской Серафим в своей речи указывал, что монастыри в России не только для монахов, но и для укрепления веры в народе, для совершения уставного богослужения, что монастыри представляют из себя исторические памятники и хранят святыни, что получение мантии настоящее время не составляет конечную цель иноков, как было в старину, и в монастырях почти нет простых монахов.

При таких условиях полагать в дело преобразования всех монастырей одно ос­нование или, как выражено в статье 90 проекта Положения, единство цели иноческой жизни, угрожает сделать закон не соответствующим требованиям жизни, и задача От­дела выработать Положение для уничтожения недостатков монастырей, о которой го­ворил архиепископ, может оказаться недостигнутой. Под единством же цели иноческой жизни, конечно, нельзя понимать достижение спасения. Эта цель стоит перед каждым христианином. Различие между монахом и обыкновенным христианином относится к способам достижения спасения, к тем формам жизни, в которых должен спасаться монах и которые тесно связаны с произносимыми им при пострижении обетами.

По этому основному для монашества вопросу уже давно произошло разделение монастырей самой жизнью на два разряда. На это я обращал внимание еще во время Предсоборного Присутствия, считая своим долгом выступить тогда на защиту мона­стырей и разъяснить их общественное значение. Я указывал, что при изучении исто­рии монастырей в ней замечается по отношению к монастырям процесс ослабления начала общинного и все большее и большее развитие начала институтного, которое в настоящее время сделалось не только преобладающим, но почти одно составляет при­роду большинства монастырей. Возникновение монастырей было вызвано потребно­стью людей устраивать жизнь возможно удобнее для достижения ее высших целей. На первом плане выступали духовные интересы монахов, которые составляли основание образования монастырей и отражались на самих порядках их жизни. Например, в мо­настырях святого Пахомия не было даже монахов-священников, и литургию для них совершали священники из соседних сел. Пахомий считал вредным для монахов полу­чать степени священства, так как это питает в них дух любочестия и желания преиму­щества, вызывающие в монастырях распри, зависть и разделения. Из сочинений свято­го Иоанна Кассиана видно, что в иных монастырях не было даже особого храма, и мо­нахи в субботу и воскресенье ходили в ближайшую сельскую церковь. В Горе Нитрийской к концу IV века жило около 5000 иноков, разделенных на 50 монастырей, частью общежительных, частью келейных. Общим местом собрания был один храм, куда они собирались в субботу и воскресенье для общих молитв, проводя остальные дни в под­вигах благочестия в своих монастырях. В Горе Нитрийской было 8 пресвитеров, но только один из них совершал литургию. Таким образом, монастыри представляли из себя общества монахов.

С течением времени, когда языческий греко-римский мир стал все более и бо­лее принимать христианские формы жизни, число монахов в пустынях стало умень­шаться, что сделалось уже особенно заметно в VI веке. Но впечатление, произведенное на христианское общество монашеством, оказалось настолько сильно, что вызвало в нем стремление со своей стороны поддерживать монастыри и сохранять для мира хоть часть того, что обнаружили монахи в своих порывах к единению с Богом. Одно из наи­более сильных впечатлений, произведенных на мир монахами, составляла, по-видимому, их способность к молитве, особенно же в лице их высших представителей. На важное значение их молитвы обращали внимание многие святые Отцы и очень не­редко, например, святой Иоанн Златоуст, который в одном месте, разъясняя значение монашества, прямо указывает, что они молятся за мир. Под влиянием этого императо­ры и частные лица начали обнаруживать желание снабжать монастыри всем необхо­димым и учреждать в разных местах новые, лишь бы в них совершалась монахами час­тая молитва за учредителей и благотворителей монастырей с их родными и за целое государство. В подобных отношениях к монастырям стали усматривать также и дар Богу вообще. Приток людей в качестве монахов в пустыни мало-помалу стал сменять­ся стремлением самих мирских людей устраивать и поддерживать монастыри. Извест­но, что, например, император Юстиниан много заботился о сооружении монастырей и издал разные законы, направленные к обеспечению монастырей имуществом, нужным для них. Подобным образом поступали и многие другие византийские императоры.

По свидетельству Вальсамона, в 1158 году последовал императорский хрисовул, которым было повелено: все недвижимые имущества, находившиеся в тот момент во владении монастырей, со всеми принадлежащими им правами, по установленным до­кументам или без них, если только до тех пор не были доказаны на них права казны, считать полной собственностью монастырей, чтобы они владели ею на все века непоколебимо и без всякого постороннего вмешательства, как даром императорского ве­личества и чистым приношением. Этим хрисовулом, как пояснено в нем, император приносит Богу некий малый дар взамен тех бесчисленных благодеяний, какие получил от щедродательной Его десницы. В хрисовуле же 1181 года, подтверждающем эти по­становления, по отношению к монастырям замечено: «Мое императорское величество, нуждаясь в подкреплении вашими молитвами и во всем желая идти по стопам блажен­ной памяти императора-самодержца и отца моего, благоволило подражать и его благо­творительности по отношению к вам, посвятившим себя Богу, а таким образом и через единое сие благотворение к вам приносится дар и Богу, царствующему над нами, и святой душе самодержца и отца моего императорского величества, и для нашей держа­вы полагается опора и основание к преспеянию во благое». Вместе с этим, монастырям напоминается заботиться об исполнении, при поминовениях отца императора, всего, что указано монастырями в поданном императору прошении. Как видно, например, из 17-го правила VII Вселенского Собора, устраивать монастыри предоставлено было право и лицам не из монахов, клирикам и мирянам, лишь бы они могли обеспечить их устройство и содержание. 14-я новелла императора Льва Философа предписывала, ссылаясь на слова Спасителя «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», что средства эти кроме построения храма и снабжения его утварью должны быть достаточны для содержания не менее трех монахов.

Из других византийских узаконений видно, что ктиторы монастырей какого бы звания они ни были, получили большое влияние на самое их управление, на избрание настоятелей, на определение способов их содержания и распоряжались монастырским имуществом. Они, как показывает 1-е правило Константинопольского Двукратного Собора, иногда смотрели на монастыри как на свою собственность, и, по замечанию Собора, «надписывали себя владельцами пожертвованного и придумывали хитрость делать посвящения Богу посредством одного поименования и столько кормничества примешалось к этому делу, что многое из посвященного Богу явно продается самими же жертвователями к изумлению и огорчению видящих все это». Если вспомнить при этом о св. Антонии, св. Пахомии и других основателях монастырей и о преследовав­шихся ими при этом целях, то мы ясно чувствуем, что уже в Византии монастыри нача­ли изменять свое прежнее назначение. Церковная власть того времени вполне прими­рялась с этим и с этой точки зрения устанавливала свое отношение к монастырям. Со времени императора Алексея Комнина, который желал временно обеспечить разорен­ные епископские кафедры, к этим кафедрам начали присоединять богатые монастыри, и порядок этот мало-помалу вошел в обыкновение. Епископ являлся игуменом монастыря и пользовался его доходами. Конечно, епископ, предназначенный к управлению епархией, требовавшему много внимания и труда, мог быть настоятелем монастыря только формально и имел возможность выполнять то, в чем должны заключаться обязанности игумена по разъяснению самих представителей монашества. Епископ волей-неволей становился просто административным начальником монастыря и поддерживал с ним лишь чисто внешние отношения.

Даже сами Патриархи, по своему положению еще менее способные заботиться о духовной жизни каждого монаха, однако находили возможным пользоваться так на­зываемым правом ставропигии, т. е. принимать в свое собственное управление мона­стыри. Патриархи, конечно, получали с таких монастырей известные доходы, и с этой точки зрения, по-видимому, нередко и смотрели на них. По крайней мере, относитель­но епископов вообще об этом свидетельствует Двукратный Собор в своем правиле. Здесь сказано, что многие епископии приходят в упадок, потому что предстоятели их свои попечения вместо них обращают на созидание новых монастырей и, ухищряясь на подрыв епископий, доходы с этих монастырей присваивают себе, заботясь об ум­ножении последних. Будем также иметь в виду, что Патриархи, как утверждает Вальсамон в своем толковании на 13-е правило VII Вселенского Собора, находили возможным дарить монастыри мирским людям.

Во многом из этого разве можно усматривать отношение к монастырям, выте­кающее из принципов, положенных в их основание великими представителями мона­шества? Они едва ли оправдали бы, например, такое положение монастырей, что они могут служить средством для доходов епископам, или что настоятели их могут ограни­читься лишь ролью административных начальников, да еще с высшим духовным саном, и не быть из лиц, посвятивших себя тому же, чему и остальные монахи, и живущих с ними одной общей жизнью. Где при таких условиях забота о духовном развитии каж­дого монаха, которую подвижники выдвигали на первый план, и ради которой возни­кали и сами монастыри? Нужно признать, что очень много монастырей во времена еще Византии из общин монахов, на удовлетворение духовных нужд которых они прежде всего были рассчитаны, превратились в особые церковные учреждения, к которым монахи оказались, так сказать, приставленными.

Византийские взгляды и порядки, естественно, отразились в России и на отношении к монастырям. Почти с самого начала у нас появилось два рода монастырей. Они были вызваны к существованию людьми, ищущими в них духовного развития, основаны, по выражению летописца, слезами, пощением и молитвою. Другие же учреждались князьями и боярами в благодарность Богу за какую-либо милость, для поминовения умерших и живых, в воспоминание какого-либо важного события в жизни государстве­нной или частной и т. п. Эти последние монастыри вразу возникли как церковные учреждения, для которых набирались и монахи. Понятно, что летописец различает эти два рода монастырей и, отмечая, что вторые не таковы, как первые, отдает преимущество основанным слезами, пощением и молитвою.

В России также были эпохи высшего расцвета монашества, когда появились среди него такие личности, как св. Антоний и Феодосий Печерские, св. Сергий Радонежский с его многочисленными учениками. Но затем стремление к монаше­ству ослабевало, хотя число монастырей не уменьшалось. Почти все они, не ис­ключая и основанных лучшими представителями монашества, получали характер институтный, т. е. учреждений, которые стали служить не только для проживания и спасения монахов, но и разным другим целям. Этот взгляд на монастыри, хотя не получивший словесного выражения, ясно обнаружился в России и в прежнее время и вызвал те или иные отношения к монастырям. Особенно сильно влияние его чувствуется в известных спорах св. Иосифа Волоцкого со св. Нилом Сорским и их сторонников по вопросу о монастырских имениях. Обе стороны исходили из раз­ных взглядов на монастыри. Сторонники св. Нила Сорского считали, что монасты­ри должны быть понимаемы как общины монахов, заботящихся о спасении, а Ио­сиф Волоцкий ясно сознавал, что в их природе образовалось и начало институтное, не покрываемое интересами живущих в монастырях монахов и служащее еще и другим целям. Разве это не ясно, например, из рассуждений Иосифа на Соборе 1503 года? Многие монастыри, по его разъяснению, построены епископами и князьями еще в начале просвещения Русской земли верою. Основатели монасты­рей прежде всего старались сооружать в них храмы, а для богослужения в храмах необходимы были хлеб, свечи, ладан, средства содержания священнослужителей. Чтобы монастыри и по смерти своих ктиторов не пришли в упадок, нужно было обеспечить их существование надежными и постоянными средствами. Этими сред­ствами служили села и другие источники, которыми благочестивые ктиторы наде­ляли монастыри, между прочим и для того, чтобы бедные и больные находили здесь приют и успокоение. А монахи, отрекшиеся от мира, должны были испол­нять все монастырские работы с постом и молитвою и заведывать делами благотворительности.

Трудясь для странников и больных, для содержания церковных людей, монахи за свои труды и постничество получат еще сугубую награду. И блаженные ктиторы восприимут за свои приношения воздаяние от Бога. Если же некоторые монахи под влиянием корыстолюбия употребляют во зло достояние Божие, то они одни и будут отвечать за свои действия, и ради этих немногих, невнимательных ко спасению своей души, не следует закрывать путь ко спасению другим, вступающим в монастыри. «Игумены, иноки и попы могут впадать в согрешения, а Церковь Божия и монастыри никогда не согрешают», справедливо замечает св. Иосиф в другом месте.

Преподобный Нил Сорский, обращая взоры ко временам процветания египет­ского монашества, настаивал на лишении монастырей права иметь села, чтобы черне­цы жили по пустыням и кормились рукодельем. Оба были правы со своих точек зре­ния, и спор этот не получил разрешения. Собор же под влиянием ясных указаний са­мой жизни склонился на сторону св. Иосифа Волоцкого и признал необходимым со­хранение за монастырями их недвижимых имуществ, которые сами по себе не могут вредить инокам, искренно заботящимся о спасении своей души.

Принятие с течением времени в свою природу институтного начала — удел ка­ждою великого духовною явления, не исключая и монашества. Это необходимо уже для самого сохранения влияния его на последующие поколения. Приобретая характер института, или учреждения, духовное явление продолжает действовать в мире как бы независимо от изменчивых человеческих настроений и взглядов и направляется той волей, которая вызвала явление. Иначе самое духовное явление может быть легко за­теряно в человечестве и быть вытеснено из душ людей разными другими интересами и влияниями. На переживание же духовною явления во всем объеме людьми данного времени, чтобы они были живыми его носителями, рассчитывать невозможно, и в этом отношении трудно чего-либо сделать. Каким образом можем мы, например, заставить появиться таких людей, как св. Антоний Великий, св. Антоний и Феодосий Печерские, преп. Сергий Радонежский? Однако от нас зависит стараться возможно лучше и в более живом виде сохранить завещанные ими идеи, примеры, формы жизни и т. д. Этой важ­ной задаче, между прочим, и служат монастыри. Через них перед каждым новым поко­лением людей как бы снова оживает личность того или другого подвижника. Завеса времени, отделяющая нас от подвижника, как бы расступается. Он снова и снова про­изводит на людей поднимающее дух впечатление и переносит нас в область высших целей жизни. Здесь мы как бы становимся у порога бессмертия и начинаем чувствовать связь загробного мира с нашим.

Так приходится характеризовать то, что испытывают часто многие при осмыслен­ном посещении наших монастырей. Мне не раз приходилось слышать, как сильно может действовать в духовном отношении пребывание, например, в Киево-Печерской Лавре. Там человек сталкивается со следами той мощи человеческого духа и силы воли, такой возмож­ности веры и стремления к иным задачам жизни, которых ранее обыкновенно он не мог себе и представить. В своей душе он чувствует появление какого-то нового содержания, которое начинает бросать иной свет на всю жизнь. Даже люди неверующие и презрительно думающие о монастырях и те под влиянием Лавры переживают иногда нечто такое, что как бы клином врывается в их душу. Одни из них начинают испытывать какой-то непонятный страх, а другие, встревоженные новыми для них чувствами, стараются скорее прервать свое пребывание в Лавре и спешат в обычную обстановку.

Спор сторонников противоположных взглядов св. Нила Сорского и св. Иосифа Волоцкого должен наконец получить примирение на Всероссийском Церковном Соборе 1917 года. Для этого Собору, по моему мнению, нужно открыто признать, что мона­стыри бывают двух родов. Одни из них представляют общины монахов, рассчитанные на поддержание форм жизни по древним иноческим уставам, другие же выступают как церковные учреждения, преследующие разные цели, миссионерско-просветительные, христианско-благотворительные и т. д. и в них древние иноческие формы жизни фак­тически невыполнимы. Если мы хотим жизненной правды, то нечего заставлять припи­санных к таким монастырям монахов жить по древним иноческим правилам и именно связанным с ними иноческим обетам. Особенно нельзя требовать этого от так назы­ваемых ученых монахов. Ученые монахи нередко принимают пострижение в мона­стырской обстановке и обыкновенно сразу вступают на духовно-учебную службу или сразу посвящают себя какой-либо другой церковно-общественной деятельности и по условиям своей жизни они лишены возможности проводить жизнь по монашеским обе­там и древним иноческим правилам. Более подробно я уже говорил об этом, когда при обсуждении законопроекта об епархиальном управлении был затронут вопрос о мо­нашестве епископов. По моему мнению, для монахов ученых и монастырей, как учреж­дений, нужно составить особые правила соответственно их фактическому положению; может быть, сделать даже те или другие изменения в самих монашеских обетах.

Собор, как высший орган Церкви, конечно, имеет на это полное право. Нельзя же удовлетворяться относительно монахов одним произнесением обетов. Для осуще­ствления идеалов монашества необходимы еще соответствующие этим обетам формы жизни. Нужно считаться с правдой жизни и произвести разделение монастырей и мо­нахов на несколько разрядов с разными формами жизни. Этим мы сразу уничтожим немало поводов к нареканиям на монашество и отнимем почву для того мучительного раздвоения в совести монахов, которое, как мне известно, некоторые переживают и которое может иногда оканчиваться даже драмой.

Напрасно архиепископ Серафим утверждает, что нападают на монастыри толь­ко образованные люди, которые не понимают великого значения личного усовершен­ствования и служения миру молитвами, примером и разумением правды Божией. Обыкновенно образованные люди упрекают современные монастыри не за стремле­ние к самоусовершенствованию и молитвенным подвигам, а за частое отсутствие всего этого у монахов, за их уклонение от древних иноческих обетов и уставов. Подобное порицание монахов обнаружилось и в кругах народных. Стоит поехать, например, в деревни, расположенные около некоторых больших и малых монастырей, и послу­шать, что говорят о монахах крестьяне. Там, где монашеская жизнь стоит выше, как, например, в известной Оптиной Пустыни и в некоторых других, и отношение местно­го населения к монастырям лучше. Даже в наше смутное время, при полной анархии в государстве, эти монастыри, по поступающим ко мне из разных мест России сведени­ям, пока потерпели и от разгрома монастырского имущества меньше других.

Я знаком с несколькими судебными уголовными процессами, связанными с мо­настырями. Мрачные картины современной монашеской жизни нарисовали они. Эти картины давно вопиют не о частичной реформе монастырей, выражающейся лишь в порядке поставления настоятелей и других должностных лиц, в учреждении при монастырях школ для монахов, в борьбе с тем, почти преступным, элементом, который на­зывается послушниками, составляющими, по справедливому замечанию архиепископа Серафима, горе современных монастырей. Требуемое жизнью преобразование мона­стырей должно коснуться их более глубоко и сопровождаться пересмотром всего их строя, в зависимости от цели, которой они служат.

Но Отдел о монашестве не сделал этого, ясно не разделил монастыри, монахов на разряды с указанием каждому свойственных им форм жизни. Поэтому законопроект Отдела, как не соответствующий современным потребностям, должен быть перерабо­тан, а Собору следует, не переходя к постатейному чтению, возвратить его в Отдел.

А. В. Васильев. В представленном на рассмотрение Священного Собора докладе «Об Общем Положении для монастырей и монашествующих» прежде всего бросается в глаза то обстоятельство, что первое его подразделение говорит о государ­ственно-правовом положении монастырей, а статья 1 содержит указание, что мона­стырь пользуется правами юридического лица, но нет хотя бы одной общей статьи, которою определялось бы положение монастыря в Церкви и указывающей основные задачи монастырей. Как будто бы определение внешнего строя монастырской жизни важнее определения внутреннего значения монастыря в Церкви и высоких преследуе­мых монастырскою жизнью духовно-нравственных целей. Высокопреосвященный Се­рафим в своей речи совершенно правильно сопоставил монастыри с университетами и другими высшими учебными заведениями — рассадниками образования и научных знаний. Студентов, говорил владыка, не попрекают тунеядством, что делается многими в отношении монахов, хотя только малая часть студенчества посвящает себя науке и приносит тем плоды, каких от него ожидают. Также и в монастырях не все отвечает высоким образцам, данным основоположниками монастырской жизни, тем не менее, все-таки монастыри суть высшие училища благочестия. Они являются рассадниками духовно-нравственного просвещения в народе. В этих словах прекрасно очерчена еще одна из главных, если не самая главная задача монашества. Однако в рассматриваемом проекте этот взгляд на монастыри не нашел себе достаточно полного и ясного выра­жения. В общих статьях доклада в определении, что такое монастырь, ни словом не упомянуто об этой воспитательно-просветительной цели. Хотя в отдельных после­дующих статьях и содержатся указания на миссионерско-просветительную и образова­тельную деятельность монастырей, главное внимание в проекте обращено на внешний строй монастырской жизни и на хозяйственную сторону. Я не обсуждаю отдельных статей, но делаю общую характеристику проекта.

Кому бы, как ни монастырям следует обратить самое пристальное внимание на ужасное состояние нашего беспризорного, никем не руководимого отрочества и юно­шества, и не поставить одною из основных своих задач — быть для них училищем благочестия, перевоспитывать и просвещать их. И кто другой мог бы справиться с этой задачей: неужели языческие наши колонии для малолетних преступников? Монахи — это прежде всего кающиеся, и монастырь не есть общество готовых уже ангелов и не­бесных человеков. Проект производит такое впечатление, что монастыри существуют будто бы только для самих себя и заботятся лишь о совершенствовании и спасении душ одних иноков. Ho это не так: монастыри должны помогать нравственному усовер­шенствованию всего народа, в этом великая их заслуга в прошлом и великое их назна­чение в будущем.

Не уделяет предложенный на рассмотрение Священного Собора доклад долж­ного внимания и другой стороне духовно-просветительной деятельности монастырей. Обратимся к нашей старине. Монастыри были светочами и рассадниками просвеще­ния. История древнерусских книг тесно связана с монастырями. Разве не монастыр­ские иноки были и летописцами первыми и почти единственными переводчиками и переписчиками этих книг? Сколько труда было положено на это русским монашеством. Теперь, при печатном станке, монастырям легче выполнять преемственно ту же задачу — давать народу душеполезную книгу. И русские монастыри обязаны самое присталь­ное внимание и заботы приложить к этому делу. Хотя статья 54 и говорит об издатель­стве, но это выражено недостаточно сильно. Задача создать независимую от «товарищей» церковную печать — дело первостепенной важности и ее лучше всего могли бы осуществить монастыри. Иначе распространение путем всеобщего обучения грамоте в народе не просветит народ, а окончательно оторвет его от Церкви, которая лишена почти возможности печатно говорить с народом; и это не только в настоящее переживаемое время, когда синодальная и лаврская печатни отняты врагами Церкви, но и раньше дело снабжения церковными книгами стояло плохо. Лет 10 тому назад мне пришлось по делам службы объехать огромную половину России, и нигде, на громад­ном протяжении, я не мог купить Нового Завета. Киоски железных дорог религиозных книг не держат, многие книжные магазины, хотя они и есть, также. Есть правда у нас Общество распространения Священного Писания, но в то время, о котором я говорю, у него на всю Россию было только 13 книгонош.

Председательствующий. Покорнейше прошу говорить по докладу о монашестве.

А. В. Васильев. Я говорю, что в докладе нет указания на общую задачу монастырей быть училищами просвещения для народа… Почти нет книг и негде их взять, а спрос на книгу церковную огромный. В скором времени, если нынешнее поло­жение дел продолжится, когда прежние типографии духовного ведомства захвачены и мы не знаем, будут ли они возвращены, следует ожидать, что книг вообще, кроме большевистских изданий, вовсе не будет. Теперь особенно необходимо, чтобы мона­стыри вспомнили свое старое, доброе дело — изготовление и распространение в народе церковных и духовно-нравственных книг и взяли на себя послушание и подвиг усиленного их печатания. Эта сторона дела, повторяю, докладом почти совершенно не предусмотрена.

Председательствующий. Объявляю перерыв на 15 минут.

Заседание возобновляется в 1 час 35 минут.

В соборную палату прибывает Святейший Патриарх Тихон.

Председательствующий. Заседание Собора возобновляется. Вчера за подписью 30 членов Собора поступило заявление о том, чтобы в спешном порядке был обсужден вопрос о привлечении к отбыванию воинской повинности священнослужителей Православной Церкви, ввиду распубликования в «Известиях Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов» за 25 июля распоряжения о том. По постановле­нию Священного Собора заявление это было передано в Соборный Совет для спешного рассмотрения настоящего декрета в части, касающейся привлечения духовенства на военную службу. Соборный Совет, обсудив этот вопрос, предлагает вашему вниманию следующее постановление: «Священный Собор признает, что хотя никакой полезный труд, даже и принудительный, не унижает человека, хотя защита Родины есть долг ка­ждого гражданина, в том числе и лиц духовного сана, поскольку это не сопряжено для них с нарушением особых требований христианского вероучения и церковных правил, однако Священный Собор считает призыв духовенства к военной службе недопусти­мым по следующим соображениям: 1) в представлении многих миллионов православ­ного русского народа духовенство совершает служение не только общественно полез­ное, подобно указанным в декрете лицам свободных профессий, но и безусловно не­обходимое; 2) призыв духовенства к военной службе при нынешнем положении госу­дарственной и общественной жизни может вовлечь духовенство в братоубийственную борьбу, поколебать уважение к священному сану в глазах верующего народа, может поставить духовенство при несении им военной службы в условия, несовместимые с его саном и оскорбительные для его достоинства, и при широком призыве может ли­шить многие приходы священников, что особенно тяжко отразится на удовлетворении духовных и религиозных нужд сельского населения, а потому постановляет: выразить решительный протест против призыва духовенства белого и монашествующих (епис­копов, священников и диаконов) к военной службе в тыловом ополчении».

Вот постановление Соборного Совета. Из него видно, что Соборный Совет вы­сказал лишь свое принципиальное отношение к этому призыву духовенства на воен­ную службу; это потому, что в декрете не указаны подробности и частности, которые будут приведены в исполнение при проведении этого декрета в жизнь, а высказывает­ся только, что по идее и духовенство наравне с остальными гражданами подлежит обя­зательному отбыванию воинской повинности. Это постановление Соборного Совета предлагается вашему вниманию. Если кто имеет сказать что-нибудь по этому вопросу, пусть выскажется, но, может быть, ввиду спешности дела, лучше было бы согласиться с постановлением Соборного Совета и оно, как санкционированное Священным Собо­ром, будет отослано по принадлежности и сообщено в печать. (Голос с места: Нельзя ли упомянуть о псаломщиках, чтобы и их не привлекали к отбыванию воинской повинности?) Дай Бог сохранить нам хотя бы епископов и священников. Итак, Священ­ный Собор принципиально высказал свой протест против призыва духовенства на во­енную службу. Кто знает, может быть, этот протест и не будет иметь значения, но во всяком случае мы высказались, а там — Божия воля.

Продолжается обсуждение доклада по общим вопросам о монашестве. Я просил бы только ораторов поближе держаться к предмету. Эта область чрезвычайно обшир­ная, и рассуждения могут продолжаться до бесконечности.

Епископ Уральский Тихон. Я в общем согласен с тем, что сказал высокопреосвященный архиепископ Серафим. Последующие ораторы высказывали разные мнения, но в сущности они не опровергли того, что сказано архиепископом Сера­фимой. Прекрасно было сказано то, что на теории можно изобразить многое, а на практике выходит совсем другое. И из мирян многие именно и говорили лишь по тео­рии, а высокопреосвященный Серафим, как испытавший все это на самом деле. Указы­вали здесь на Нила Сорского и Иосифа Волоцкого как на представителей разных взглядов касательно монашеского делания. Однако дело спасения совершалось в обителях первого и второго направления. Всех под одну марку ставить нельзя. В сущности и архиепископ Серафим высказал то же самое, предлагая оставить монастыри в том же виде, в каком они находятся теперь, причем в докладе высказывается пожелание об устройстве общежительных монастырей по преимуществу. Конечно, подробно гово­рить об устройстве монастырей в настоящее тяжелое время почти невозможно, ибо почти повсеместно монастыри разорены, монашествующие выселяются силою, имуще­ство расхищается и изгнанные насельники монастырей, без средств к существованию, скитаются, не имея, где главы подклонити. Можно ли говорить о том, какую заслонку ставить в печь, когда печи уже нет и самый дом разрушается?

Здесь говорили о том, как монахи ведут себя, указывали, что ведут они себя не­достойно, но нельзя согласиться с этим. Кто ведет себя прекрасно, того не видно, о том не говорят, а кто ошибся, на таких все указывают, осуждают, а он, может быть, на дру­гой же день покаялся и повел хорошую жизнь. Нет, нельзя на монашество нападать и хулить его за то, что в среде его есть отдельные лица, которые ведут себя недостойно. Нет, честь и слава православным монастырям. Они ведут себя достойно и заслужили любовь народа православного, который в настоящее тяжелое время защищает монастыри с опасностью для жизни, часто принимая мученическую смерть. Говорят, что монастыри постигла заслуженная кара Божия. До кого же она теперь не постигла? Все сословия страдают. Всю Русь постигла кара Божия. Как доктор, я могу заявить, что мо­настыри — это больницы для людей больных душою, безусловно нужны и в настоящее время особенно трудно без них обойтись. Иначе где можно найти утешение духовное, куда идти со своим горем, которого так много теперь, кому исповедать свои печали и огорчения и обрести мир душевный? Конечно, в обителях. Я не стал бы защищать мо­настыри, если бы здесь не были допущены несправедливые нападки на них. Конкрет­ное мое предложение сводится к тому, что желательно было бы поскорее приступить к постатейному рассмотрению проекта и тем ускорить дело. Защищая проект, я имею в виду, что он опирается на работы и заключение Всероссийского монашеского съезда, а потому заслуживает особого внимания.

Председательствующий. Я предлагаю ораторам не касаться общего вопроса о значении монастырей. Эта область чрезвычайно обширная, необходимо го­ворить в пределах рассматриваемого нами доклада. Я думаю, что никто из членов Со­бора не будет отрицать значение монастырей, по крайней мере историческое, но, ко­нечно, в монастырской жизни замечаются нестроения, и если кто знает средства к улучшению настоящего положения, пусть их укажет.

Диакон А. Н. Никольский. В последнее время жизнь указывала и теперь иногда указывает на необходимость преобразования мужских монастырей в жен­ские. Может быть, недалеко то будущее, когда значительная часть мужских монасты­рей будет преобразована в женские. Между тем, это Положение о монастырях и мона­шестве мало уделяет внимания устроению жизни в монастырях женских. Так как в мо­настырях мужских жизнь во всех проявлениях отправляется личным составом насельников, в женских необходимо участие причта монастырской церкви. Доклад совер­шенно игнорирует участие причта монастырской церкви в вопросах проповеди и мис­сионерской деятельности. Масса обязанностей налагается на причт и никаких прав настоящим Положением ему не предоставлено. Поэтому я полагаю, что если Священ­ному Собору угодно будет возвратить этот проект в Отдел для доработки, то статьи об устройстве жизни в женских монастырях надо выделить в особый раздел, в котором должны быть предусмотрены обязанности администрации монастыря по отношению к причту и наоборот.

Председательствующий. Этот вопрос касается больше особой инструкции, а мы сейчас обсуждаем вопрос с общей стороны.

Архимандрит Гурий. Этот вопрос, действительно, предусмотрен соот­ветствующими статьями инструкции.

Л. К. Артамонов. Ваше Святейшество, богомудрые архипастыри, отцы и братие! Очень дешевые лавры можно пожать на этой теме. Нет ничего легче, как кри­тиковать такие учреждения, которые стоят на виду пред всеми и которые преследуют достижение духовного совершенствования. Но в настоящее время жизнь требует пере­оценки всего существующего и, конечно, эта переоценка должна коснуться и наших учреждений и даже в особенно сильной степени. Не даром наш народ говорит: где много святости, там ищи и пакости. Понятно, что здесь-то князь тьмы и старается осо­бенно проявить свою силу. И я усердно прошу Священный Собор не становиться на почву такой легкой критики. Мы переживаем в настоящее время период тонкого, хит­рого гонения на Церковь. Всюду христианские начала и принципы жизни отодвигают­ся на второй план, условия жизни стали таковы, что воспитание религиозно-нравственное, воспитание духа получить невозможно, и если где и сохранилась эта возможность, если где и есть горение духа, то это в наших святых обителях.

Я не могу согласиться с тем, что будто бы народ относится к монастырям со строгой критикой, также, как наша интеллигенция. Вот вам пример. В Петроградской епархии при монастырских подворьях образовались братства для защиты Церкви. Эти союзы установили добровольное обложение и весьма энергично ведут борьбу на за­щиту подворий монастырских и церквей, во внутренней их жизни введен монастыр­ский устав. И я склонен думать, что мы вправе ожидать от монастырей, чтобы они бы­ли, так сказать, оазисами веры, где сохранится то, что, быть может, жизнь постепенно вытеснит — славянский богослужебный язык и строгий уклад быта.

Я прошу Священный Собор перейти к постатейному чтению проекта. Возвра­щать доклад в Отдел для переработки нет оснований. Я принимал участие в работах Монастырского Отдела и должен сказать, что этот доклад — труд колоссальный. Он велся от первых дней Собора до второй сессии. Многие участники в работах Отдела ныне отсутствуют, например, затворник Алексий. Они высказали свое компетентное мнение, и эти мнения легли в основу работ Отдела. Может быть, в этом проекте и есть либо недочеты, некоторая односторонность. Наше дело внести в него поправки и дополнения, какие мы признаем необходимыми, но забраковать проект полностью и возвратить в Отдел — значит положить его под спуд, чтобы он никогда не увидел света; это значит, что вопрос этот совсем не будет рассмотрен Священным Собором.

Епископ Чистопольский Анатолий. Ваше Святейшество, богомудрые архипастыри, отцы и братие. Стараясь быть кратким, я не могу не сказать о последних разделах доклада, касающихся ученого монашества, ввиду их важности. Здесь один из ораторов пояснил, что этот раздел в проекте доклада он считает доказательством того, что весь этот проект надо возвратить в Отдел для переработки, потому что с точки зрения начальной истории и понятия о монашестве речь об ученом монашестве является неожиданной и свидетельствует о том, что нынешнее монашество от­ступило от своей первоначальной цели. Я немного занимался историей монашества и должен сказать, что уже в самом начале своей истории при единстве целей и сходстве форм жизни монашество в различных общинах обнаружило различные оттенки. Известно, что в стране, которая является колыбелью христианского монашества, в Егип­те, сразу и параллельно появились две формы монашеской жизни — анахоретство и киновитство. В других странах древнехристианского Востока ІV—V веков в других мо­нашеских общинах — Сирийской, Палестинской, Синайской, мы можем замечать и в Уставе и в потребностях быта оттенки, доказывающие, что высочайший аскетический идеал в действительной жизни проявлялся в частных обнаружениях, в общем сходных, но все-таки различных и отличающих одни общины от других. Тем более это следует сказать о последующей истории монашества. Если наша русская церковная история выработала разновидность монашества, так называемого ученого, и именно теперь, когда мы дождались авторитетного органа церковного суждения и церковной власти — Поместного Собора, следует или благословить этот вид, если наша Церковь считает его полезным и законным, или же осудить, если оно неприменимо к церковным целям. В речи одного из предшествующих ораторов замечается осуждение ученого монашества. Оно только по названию монашество, а ничего нет из Устава преподобного Пахомия Великого. Я слышал эту фразу и из уст высокочтимых представителей монашеско­го подвижничества. Они говорят, что у нас есть только одежда монашеская. Если же теперь эти слова в прямом смысле прилагают к так называемому ученому монашеству, то нужно решительно заявить, что у ученого монашества общее с остальным монашеством не одна одежда, а и обеты, которые они обязаны исполнять.

Докладчик епископ Феодор, объясняя этот раздел проекта, говорил, что ученое монашество является в иноческом отношении, в силу особенностей своего быта, более слабым, чем остальное монашество и посему цель проекта — приблизить ученое мо­нашество к остальному и повысить жизнь ученого монашества особыми правилами. Соглашаясь, что ученое монашество должно мыслить себя единым, я на основании ис­торических данных утверждаю, что надо провести мысль, что ученое монашество ис­полняет особый вид послушания, для Церкви важного и необходимого, и надо, по моему мнению, подчеркнуть необходимость действительно ученого монашества. В точ­ном смысле слова ученого монашества нет, и докладчик говорил о так называемом ученом монашестве.

К великому сожалению, в последнее время выдающихся ученых среди монаше­ства не замечается. Прошло то время, когда наши иерархи создавали целый ряд ученых трудов, курсов, имеющих значение доселе. Архипастыри Макарий, Иннокентий, Фила­рет сошли в могилу, и в настоящее время среди представителей так называемого уче­ного монашества нет равных им по учености. В этом заключается грех той системы, которая портила монахов не только со стороны их настроения, но и в смысле научного знания; монахи быстро назначались на административные должности, их передвигали с места на место.

Приветствуя создание иноческого просветительного братства и особых мона­стырей для ученого монашества, я внес бы поправку для того, чтобы подчеркнуть не­обходимость ученого послушания для монашества. Не возражая против перехода к постатейному чтению, я прошу Священный Собор благословить ученое монашество. Все положения, принятые Собором, являются не одними только нормами, но вместе с сим и выражают взгляд и учение Церкви. С этой точки зрения некоторые параграфы настоящего проекта требуют исправления.

Председательствующий. По этому поводу Вы можете высказаться при постатейном чтении проекта.

В 2 часа дня Святейший Патриарх Тихон отбывает с заседания Священного Собора.

В. А. Керенский. Главным дефектом настоящего доклада является то, что в нем не находится строгого распределения монашества по классам. Западная, особенно Рим­ская Церковь, дает нам в рассматриваемом отношении очень полезные уроки. Известно, что монастыри Римско-Католической Церкви имеют громадное значение. Все могущество этой Церкви зиждется на монастырях и зависит это от того, что последние в указанной Церкви строго распределены на особые группы, или ордена, в соответствии с направлени­ем их деятельности. В Римской Церкви, например, существовали ордена рыцарские, кото­рые имели своей задачей защиту христианства от магометан. Монастыри этих орденов не дали Церкви людей науки, или высоких образцов святой жизни, но зато, соответственно своему прямому назначению, воспитали целый ряд блестящих защитников Церкви. Другие ордена, как, например, кортезианский и цистерианский, имеют своею целью строгое вы­полнение обетов послушания, повиновения, строгое соблюдение паствы. Монастыри этих орденов дали Церкви высокие образцы морального совершенства. Существуют, наконец, в Римской Церкви так называемые нищенствующие ордена — францисканский и домини­канский, имеющие своею целью богословское просвещение своих членов и миссионерскую деятельность. Из монастырей этих орденов вышло много видных деятелей по просвеще­нию, масса ученых, много борцов с нашей Православной Церковью; ими же издается много богословских солидных журналов. При таком разделении монастырей деятельность их дос­тигает громадных результатов.

И наши монастыри необходимо разделить на несколько классов: одни для раз­вития духовно-созерцательной жизни, другие для практической деятельности и третьи для развития богословской науки. В противном случае едва ли можно ожидать желательных результатов для Церкви от деятельности наших монастырей. Вот почему я присоединяюсь к мнению относительно обсуждаемого доклада, высказанному Н. Д. Кузнецовым.

Председательствующий. Список ораторов исчерпан. Угодно докладчикам высказаться?

Докладчик архиепископ Серафим. Пред обсуждением представленного Отделом Положения о монастырях мною было обращено внимание на то, что Отделу пришлось представлять Священному Собору проект в чрезвычайно общих чер­тах. В Отделе есть подробный доклад, но его отказали напечатать, почему и пришлось ограничиться только выдержками, представив вниманию Собора Положение в очень сжатом виде. Не ознакомившись с указанным выработанным в Отделе подробным докладом, нельзя, по моему мнению, делать заключения о неправильности или непригод­ности тех или других положений.

Из всех выступавших по проекту ораторов, по-видимому, большее впечатление произвел Н. Д. Кузнецов, который для обоснования своих положений пользовался ис­торическими данными, начиная с древнейших времен. Я начал с данных Древней Рус­ской Церкви. Эти данные говорят, что сначала на Руси не было общежительных мона­стырей. Были ктиторы, которые содержали монастыри. Только после учреждения Троице-Сергиевой Лавры стали появляться вне городов общежительные монастыри. Я не хотел переходить к подробному обозрению древнерусских исторических данных. Жизнь должна была в своем развитии изменить то, что было раньше. Разделение мона­стырей, которое рекомендует Н. Д. Кузнецов, в настоящее время немыслимо. Сама жизнь выработала формы монастырской жизни. Теперь все монастыри являются оби­телями, главным образом, для молитвенного подвига, но в то же время они представ­ляют собою и церковные учреждения, преследующие благотворительные и просветительные цели. Построение монастырской жизни, указанное Н. Д. Кузнецовым, не мог­ло быть в Отделе мыслимо. Отдел выработал свое Положение о монастырях, имея в виду прежде всего материал, разработанный съездом монашествующих, на котором представители монашества всей России, на основании разностороннего и долговре­менного опыта, указали, что нужно сделать для поднятия монастырской жизни. Подхо­дить к таким указаниям и выработанным на основании их Отделом положениям с лег­кой критикой мирянину — очень смелый шаг. Если бы выработанный Отделом проект о монастырях, обоснованный на серьезных материалах монашеского съезда, был воз­вращен, как негодный, в Отдел для переработки, это было бы слишком смелое к нему отношение. Я не буду останавливаться на высказанных ораторами других замечаниях по поводу Положения Отдела о монастырях, так как для исправления указанных недостатков достаточно переставить пункты Положения.

Если Собору угодно будет согласиться с мнением о возвращении в Отдел обсуждаемого Положения, то переработку эту придется делать, вероятно, лицам, находящим ее необходимою. Отдел же, выработавший, по его мнению, наилучшие меры к желательной постановке монастыр­ской жизни, едва ли будет иметь возможность исполнить эту переработку.

Докладчик епископ Феодор. Из всех выступавших ораторов лишь двое высказались за возвращение для переработки в Отдел выработанного им Поло­жения о монашестве. Если Священный Собор решит вопрос согласно мнению этих ора­торов, то Отдел окажется в крайне затруднительном положении. Он, может быть, бу­дет вынужден отстраниться от этой переработки. Выработанное Отделом и обсуждае­мое ныне Положение о монашестве явилось результатом долгой, серьезной работы в Отделе. Работа эта совершена по канве, которая была выработана на Всероссийском монашеском съезде на основании данных длительного, разностороннего опыта. Были на съезде приводимы, в обоснование того или другого положения, и справки канони­ческого, исторического характера, но жизнь монашеская построялась съездом, глав­ным образом, на данных опыта монашества всей России. Труды съезда, по вниматель­ном с ними ознакомлении, вызывают серьезное к ним отношение, совсем не такое, ка­кое получается от поверхностного чтения представленных Отделом выдержек. Если будет Священным Собором решено возвратить обсуждаемое Положение о монастырях в Отдел для переработки, то на общем заседании Собора должны быть выяснены те принципы, которые должны лечь в основу этой переработки.

Н. Д. Кузнецов разделяет монастыри по поводу и характеру их возникновения. Но что из того, что один монастырь возник, например, по воле царя, а другой иным образом? Данилов монастырь, в котором я имею счастье обитать, учрежден князем, но какая разница по существу между ним и Сергиевой Лаврой? Одни говорят, что мона­стыри — место молитвы и подвигов, другие, что они — обители для созидания спасе­ния людей. На эту тему можно очень много и долго спорить и не прийти к какому-либо соглашению. Поднимался этот вопрос и на съезде монашествующих. Там пришли к за­ключению, что сущность монашества выражается в чине пострига. По нему, монашест­во — подвиг покаяния, подвиг личного спасения, но эти подвиги вызывают явления общественного характера и ведут к деланию спасения других. На монашеском съезде выдвигался вопрос и о том, как смотреть на ученое монашество: как на особый орден, или как на единое с монашеством вообще. Установлено было, что для решения и этого вопроса нужно иметь в виду постригальный чин. Ученые монахи при пострижении дают обеты одинаковые с другими. Поэтому большинство участников съезда останови­лось на признании единства монашества, не выделяя из него ученого монашества. На съезде принимали участие и настоятели монастырей, и ученые монахи, и простецы. В результате их работ, основанных на опыте, и появились большие труды съезда. Эти труды легли в основу работ Отдела. Если теперь обсуждаемое Положение о монашест­ве будет возвращено в Отдел для переработки пол углом зрения Н. Д. Кузнецова, От­делу нечего будет делать, придется производить переработку лицам, разделяющим точку зрения Н. Д. Кузнецова. Я усердно прошу, ввиду чрезвычайной важности вопро­са, перейти к постатейному чтению обсуждаемого Положения о монашестве, при ко­тором и можно будет сделать те или другие исправления, какие найдет нужным Собор.

А. В. Васильев указал на то, что Отделом недостаточно обращено внимания на просветительную деятельность монашества. Между тем, и в этом Положении, по моему мнению, уделено достаточное внимание этой деятельности. С 52 по 58 пункты идет речь только о просветительной деятельности монастырей. В подробном же, ненапеча­танном докладе Отдела вопрос о просветительной деятельности монашества разрабо­тан еще шире. Поэтому нет никаких оснований для возвращения доклада в Отдел.

Докладчик архимандрит Гурий. Некоторые ораторы убеждены, что для правильной постановки монастырской жизни необходимо разделение мона­стырей на классы, а так как этого разделения в Положении Отдела нет, то они и пред­лагают все Положение возвратить в Отдел для переработки. На самом деле это не так. По статье 55 Положения, в местностях, зараженных сектантством, расколом и инове­рием, просветительная деятельность монастырей должна носить миссионерский ха­рактер. По статье 56 того же Положения, некоторые монастыри, расположенные среди инородческого населения, должны посвятить себя исключительно благовестническому служению, а другие могут иметь специально миссионерский характер и заводить учи­лища, преследующие миссионерские задачи. Здесь ясно различаются монастыри по характеру их деятельности. Если же, в соответствии с тем или другим направлением деятельности монастырей, не выработан для них особый, свойственный этой деятель­ности жизненный уклад, не создано для них особых уставов, то это потому, что сейчас еще нет почвы для создания таких уставов, не имеется нужного для этого опыта. Если обсуждаемое Положение будет возвращено в Отдел для переработки, Отдел не сможет дать чего-либо другого, лучшего, так как принципы, принятые в Отделе, не будут со­ответствовать новой цели. Отдел думал выработать Положение для целей духовных — возвышения монашеского делания и иного, более совершенного для этой цели, Поло­жения дать не может.

Председательствующий. За подписью 31 члена Собора поступило следующее заявление: «Мы, нижеподписавшиеся, на основании 150 статьи, предлагаем возвратить законопроект о монастырях и монашестве в Отдел для переработки». Ста­тья 150 гласит следующее: «По заявлению, подписанному не менее чем 30 членами Со­бора, во всяком положении прений по делу, может быть поставлен вопрос о необходи­мости приостановить начатое Собором рассмотрение дела и передать предначертание, либо часть оного, в Отдел для дополнительного обсуждения». По этому заявлению пре­ния ограничиваются одною речью за него и одною против. Выражают желание гово­рить: за заявление Н. Д. Кузнецов и против него В. П. Шейн. Предлагаю ограничиться в речах лишь суждениями по существу заявления.

Н. Д. Кузнецов. Я полагаю, что обсуждаемое Положение м монастырях и монашестве должно быть передано для переработки в Отдел. Недоумеваю, почему, в случае решения вопроса в этом направлении, Отдел не может работать над переработ­кой, не может ничего сделать по выработке нового Положения? Нам здесь говорят, что кроме представленного Собору Положения в Отделе есть какой-то подробный, пояс­нительный доклад, знакомство с которым необходимо для правильности суждений о самом Положении. Если так, тогда обсуждение Положения Отдела необходимо отло­жить до появления этого подробного доклада. Ведь нам предлагается ряд положений, но вопроса о монашестве эти положения не разрешают. Монастыри разнятся по своей деятельности и в зависимости от нее по своему жизненному укладу. Там, где монастырь имеет в виду подвиги, направленные к личному спасению, применим Устав Пахомия Великого, неприменимый к монастырям с другим направлением их деятельно­сти.

Вся жизнь монастыря должна соответствовать его задачам. В. А. Керенский про­вел хорошую мысль о том, что монастырский уклад не должен быть одним и тем же во всех монастырях, а должен быть приноровлен в каждом монастыре к характеру его деятельности. Я предлагаю переработать проект Отдела в интересах больших монаше­ством достижений. Само собой разумеется, что Отделу необходимо указать те принци­пы, на которых должна совершаться переработка проекта.

В. П. Шеин. Я высказываюсь против передачи доклада о монастырях и мо­нашестве в Отдел для новой его разработки, во-первых, по соображениям недостатка времени. До окончания работ Собора осталось не более, чем полтора месяца. Между тем, из Отделов поступили и поступают на рассмотрение Собора обширные доклады, например, о церковном суде, о церковном имуществе и хозяйстве. Эти доклады, тре­бующие особого внимания со стороны Собора, поглотят много времени для их рас­смотрения. Положение о монашестве и монастырях, если может быть рассмотрено Собором, то только теперь.

Н. Д. Кузнецов сетует на то, что члены Собора лишены возможности прочитать подробный доклад Отдела. К сожалению, работа Собора поставлена в такие условия, что объяснительных записок к докладам, даже по более важным, чем о монашестве, вопросам, например, об учреждении Патриаршества, не было возможности печатать; нет для этого ни времени, ни средств.

Возражения против доклада Отдела по существу не представляются основа­тельными. Указывают, главным образом, на то, что доклад касается устройства внеш­ней монастырской жизни и мало уделяет внимания основным сторонам монашеского делания. Но эта последняя сторона не имелась и не должна была иметься в виду при выработке Отделом Положения. Для надлежащей постановки этой стороны монаше­ской жизни имеются уже монастырские уставы, святоотеческие творения и примеры жизни святых Отцев. Н. Д. Кузнецов и В. А. Керенский указывают на необходимость разделения монастырей по преследуемым ими целям на различные виды, предлагают ввести в русское монашество нечто подобное католическим орденам. Может быть, та­кое подразделение и было бы полезно, но до настоящего времени русское иночество было едино. Из этого представления о единстве иночества исходил в своих трудах и Монашеский съезд и Отдел, на той же почве стоит и доклад. Если Собором признано будет целесообразным построять монашескую жизнь на другом начале, например, раз­деления монастырей на ордена по преобладанию в одних подвига молитвенного, в дру­гих трудового, в третьих ученого, тогда пусть и будет указано Отделу, в каком смысле ему следует работать.

В этом случае доклад надо возвращать в Отдел не сейчас. Сначала надлежит оговориться, на каких началах должна устраиваться монастырская жизнь, на разделе­нии ли на ордена, или на единстве монашества, и тогда, преподав Отделу соответст­вующие указания, можно передать доклад в Отдел для переработки. Разделение монастырей на учреждения общецерковной деятельности и обители личного спасения не соответствует жизненным условиям. При таком разделении старчество должно суще­ствовать лишь в известного рода монастырях. Но неужели, если бы старец появился не в Оптиной Пустыни, а в каком-нибудь городском монастыре, его изгонят только пото­му, что он поселился в монастыре не того типа? Это показывает, что мысль о разделе­нии монастырей на классы должна быть подвергнута ранее ее принятия глубокому обсуждению. Утверждение, что в докладе не дано места внутренней стороне монаше­ской жизни, неверно. Статьи о духовничестве, старчестве, имеют в виду эту сторону.

Предлагаю перейти к постатейному рассмотрению доклада Отдела.

Председательствующий. Одна сторона стоит за возвращение докла­да в Отдел, другая против. Кто за возвращение, прошу сидеть, а тех, кто против воз­вращения, прошу встать. Прошу голосовать обратно.

ПОСТАНОВЛЕНО: отклонить предложение о возвращении доклада о мона­стырях и монашестве в Отдел для переработки.

Председательствующий. В следующее заседание перейдем к постатейному рассмотрению доклада Отдела о монастырях и монашестве. Ввиду заявления Отдела о затруднительности, из-за частых общих собраний Собора, с желательной быстротой разработать и внести на Собор обсуждаемые ими вопросы и ввиду накоп­ления большого количества дел, подлежащих рассмотрению в Священном Синоде и Высшем Церковном Совете, следующее общее собрание Собора назначается в среду, 18 июля, в 5 часов вечера по новому времени.

В. П. Шеин. Объявляю к сведению членов Собора, что сегодня в соборной церкви в 7 часов вечера будет совершено всенощное бдение Святейшим Патриархом, по случаю храмового праздника.

Заседание закрывается в 2 часа 50 минут дня (д. 138, лл. 53–114).

Опубликовано: Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Москва, 1918. Кн. IX. Деяния LXVI–LXXXII. С. 211–237.