Протокол № 30

8/ 21 марта 1918 г.

Заседание происходило под председательством Высокопреосвященного митрополита Антония в присутствии 22 членов Отдела, расписной лист коих приложен к протоколу № 29, и продолжалось с 6 ½ до 8 ½  час[ов] веч[ера].

Предметами занятия Отдела были:

1) Заслушание проекта протокола предыдущего заседания 1 (14 марта).

ПОСТАНОВЛЕНО: проект протокола принять без изменений.

И 2) Обсуждение вопроса о клятвах Большого Московского Собора 1667 г.

Открывая продолженное с предыдущего заседания обсуждение вопроса о клятвах Собора митрополит Председатель заметил, что на предыдущих заседаниях Отдела ораторы создавали неправильную обстановку обсуждавшемуся вопросу, выводя его за пределы тезисов доклада Предсоборного Совета, представленных Святейшим Синодом в Священный Собор и поставляя на общую церковно-историческую почву, и потому предлагал имеющимся высказаться по этому вопросу держаться пределов обсуждавшегося тезиса и вопроса докладчика, запрещено ли Большим Московским Собором употребление старых чинов и обрядов.

По вопросу высказались проф[ессор] И. М. Громогласов и прот[оиерей] С. Шлеев. Речи обоих ораторов посвящены были разбору доклада Преосвященного Челябинского Серафима (см. протокол № 28) и сводились к доказательству того, что Большим Московским Собором 1667 г. употребление старых чинов и обрядов запрещено с клятвою. Частное: И. М. Громогласов, указав на неуместность заподазривания кого-либо из состава Отдела в сознательной или несознательной вражде к Православной Церкви, остановился на следующем:

«определения» Собора 1667 г., не исключая и 3 главы, на которой с особым вниманием останавливался Преосвященный Серафим, подписаны Членами сего Собора и официально изданы при Служебнике (в 1667–68 гг.). главными деятелями на Соборе по составлению Соборного определения были не русские, а греческие члены Собора. Надо думать, что Соборное определение было написано даже на греческом языке и уже в переводе на русский язык (и переводе плохом) было предложено к предписанию русским Членам Собора. Клятвенная формула отличения в Соборном определении с ее выражениями — «железо, камение и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен и яко тимпан во веки веков аминь» — явно греческого происхождения и авторства (приведена историко-филологическая справка по документам греческого происхождения и текста). Выражение: «Мы (т. е. восточные Патриархи Паисий  и Макарий) определили вкупе с братом нашим п[?] Иоасафом» поставляет греков на первом месте. Осторожный в своих выражениях Московский митрополит Филарет прямо говорит, что проклятие на раскольников положено греческими отцами по их преданию. Все это говорит за то, что не русские члены Собора составляли Соборное определение и подносили его к подписанию греческим Членам Собора, а наоборот. Что касается самого смысла Соборного определения, то здесь, прежде всего, надо избегать неправильного приема при истолковании смысла исторических документов, когда вместо анализа самого текста последних, некоторые создают себе угодную им мысль на основании предшествующих или последующих для данного документа обстоятельств и затем уже под эту мысль подтягивают смысл этого документа. При установлении подлинного смысла Соборного определения 1667 г. обыкновенно ссылаются, во-первых, на утвержденную Собором грамоту Патриарха Константинопольского Паисия и, во-вторых, на Собор 1666 г, и утверждают, что Собор 1667 г. не мог запрещать и проклинать употребление старых обрядов. Но грамота Патриарха Паисия далека от широкой терпимости к обрядовым разностям: там, где Патриарх Паисий видит стремление в русской обрядовой самостоятельности, он сейчас же готов видеть признаки ереси и раскола, в целом грамота дает ряд внутренних несогласованностей. Что касается Собора 1666 г. ,то пусть он, при суде над расколоучителями, не проклинал старых обрядов. Но для установления подлинного смысла Соборного определения 1667 г. этого мало. Ведь Собор 1667 г. «к сим убо»… т. е. к тому, не считая достаточным то, что постановил Собор 1666–1667 гг. прибавил от себя свое определение ,с которым мы и должны считаться независимо от Собора 1666 г. О целесообразности такого или иного решения нашего (в данном случае я) сейчас говорить не буду, сказал И. М. Громогласов. Мы должны, прежде всего, установить историческую истину, независимо от всего прочего,  и помнить, что Церковь не нуждается в гнилых подпорах и истины не боится.

Перешедши затем к анализу текста Соборного определения 1667 г. и проанализировав его, оратор находит, что Собор положил клятву на тех, кто и без похулительного отношения к Церкви не покорится определению Собора — употреблять исправленные чины и обряды, что иного смысла определение Собора и иметь не может. Не старые обряды, конечно, прокляты тут Собором, а те, кто в нарушение Соборного постановления будет употреблять их. А смысл этого постановления ясен: Собор определенно навсегда  и безусловно запретил употреблять другие обряды, кроме тех, какие он повелел содержать: обрядового параллелизма он не допускает.

Иной вопрос, как смотреть теперь на такое соборное определение. Из церковной истории известно, что иногда соборные определения и без формальной их отмены, теряли свою силу, сама жизнь, так сказать, отменяла их. Но раз по нашему вопросу на лицо сомнения и соблазны, то настоящему Собору нужно вынести по сему предмету определенное свое слово. Тут дело, может быть, осложняется тем, в праве ли наш Собор отменять постановления Собора 1667 г., в которых участвовали и восточные иерархи, без сношения с этими иерархами. Казалось бы, что раз вопрос в данном случае касается нашей Поместной Русской Церкви, то она и сама на своем Поместном Соборе может решить его. Но думается, что и восточные иерархи не откажутся подтвердить то, что теперь уже и нами, и ими признано, т. е. дозволительность православным людям употреблять старые чины и обряды (в единоверии), и что для этого с ними (восточными иерархами) следовало бы сделать сношение.

По окончании речи И. М. Громогласова, по поводу его последних слов, делопроизводитель Отдела Н. М. Гринякин дал справку ,что на одном их предыдущих заседаний Отдела (24 ноября 1917 г. № 20) постановлено: когда в Отделе выработана будет согласительная формула по вопросу о клятвах, пригласить представителей восточных патриархов в Отдел для выслушания их по сему вопросу суждений, а затем и на общее заседание Собора, когда будет решаться этот вопрос.

Прот[оиерей] Шлеев, присоединяясь к доводам и заключению И. М. Громогласова, касается доклада Преосвященного Серафима с тем его сторон, которые не отмечены были И. М. Громогласовым: он находит, что Преосвященный Серафим не сказал ничего нового сравнительно с тем ,что уже десятки лет говорится на миссионерских беседах и засим разбирает ссылки Преосвященного Серафима на митрополита Макария, проф[ессора] Н. И. Ивановского  и др., на «Жезла правления», «Служебник» на 3 гл[аве]Деяний Собора 1667 г. и пр., и показывает их «неудовлетворительность». Указав затем на положение вопроса о клятвах на Всероссийских единоверческих съездах и на блазненность клятв для «единоверцев», прот[оиерей] Шлеев заключает, что Соборная клятва, может быть, и не касается старых обрядов, но в тексте Соборного определения она выражена так, что как будто она их касается и поэтому настоящий Собор должен 1) или что-нибудь определенное сделать по этому вопросу, только не изъяснение вроде Синодального в 1886 г., которое старообрядцев не удовлетворяет, или 2) отложить этот вопрос до следующего Собора и отложить не потому, чтобы у нас не было для решения его каких-либо внешних данных, но потому, что для этого решения наши сердца, видимо, не растворены еще любовью к заблудшим и сомневающимся, и мы не хотим решать этот вопрос.

За поздним временем (было 8 час[ов] 30 мин[ут] веч[ера]) обсуждение вопроса отложено было до следующего заседания, назначенного на 10 марта, в субботу, в 12 час[ов] дня в Епархиальном доме.

Председатель Митрополит Антоний

Секретарь проф. М. Васильевский

Делопроизводитель Н. Гринякин

ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 364. Л. 70–72 об. Машинопись.